Старшина, заметивший это, сделал Топоркову внушение:

- Зря вы обижаете человека. Худого он вам ничего не сделал. От коллектива отпугнете матроса. Не понимает он шуток, ну и оставьте его. Вы бы лучше помогли ему, например, в политической учебе.

Топорков обещал, но пока обдумывал, как лучше подойти к матросу - предложить помощь, не ущемляя его гордого самолюбия.

Вскоре после разговора со старшиной Топорков сидел в моторном отсеке, перебирал карбюратор и не заметил, как в отсек спустился Сатырбаев. Он долго молча наблюдал за мотористом. Но вот Топорков увидел молодого комендора:

- Тебе чего?

- Сюда пришел. Первый смеешься - первый учить будешь.

- А… Ну, коли обидел, извини. Учить мне, конечно, нечему тебя, а вот помочь - пожалуйста. Чем богаты, тем и рады. Давай присаживайся, посидим рядком да поговорим ладком. Обсудим.

Но Керим не хотел обсуждать.

- Сказывай, что это?

- Карбюратор. Он рабочую смесь для цилиндров готовит. Постой, а зачем тебе?

- Знать хочу. Все знать хочу. Почему такая маленькая машина весь катер везет, много тонн везет?

- «Везет»! Телегу возят, тебя ишак по степи возил. А катер ходит. Понял? Ну вот опять ты! Эх и горяч: плюнь - и зашипишь. Ладно, больше не буду… Так говоришь, знать все хочешь? Это неплохо. Да ведь видишь, какое дело: у тебя своя специальность определена, вот ее и надо бы сперва изучить как следует.

- Что специальность? Одна пушка. Маленькая пушка, почти пулемет. Части знаем, разбирать, собирать умеем. Стрелял. Командир сказал: «Хорошо Сатырбаев стрелял, молодец Сатырбаев!»

- Эх, Керим, Керим! На катере без году неделя, а уже хвастаться? Нехорошо, дружище!

- Значит, не веришь?

- Нет, почему же? Верю. Из тебя может толковый матрос получиться, только вот эту глупость надо выжить из себя.

- Зачем говоришь «глупость»? Керим себя знает, он еще тебе себя покажет, всем покажет! - Сатырбаев вскочил и пошел к трапу.

- Погоди, а как же…

Но Керима и след простыл.

- Вот чудак! Ничего, перекипит, успокоится.

Топорков ждал, что Керим остынет и снова придет, но того не было. А на другой день вышли в море.

Катер шел полным ходом. За кормой весело кипела вода, а от бортов, точно гигантские усы, расходились две большие волны. Ровно гудели моторы, монотонно и назойливо свистел ветер. Море напоминало Кериму степь, хотя воздух и небо были другими. Там воздух сухой и колючий, обжигает горло, а здесь - густо напоенный запахом моря, прохладный й приятный. Небо там светлее и выше, а здесь оно как бы сливалось с морем, иногда казалось, что катер идет прямо по воздуху.

Пристально вглядываясь в четкую черту горизонта в своем секторе наблюдения, Керим старался представить, какой эффект он произведет на земляков, когда приедет в отпуск. Все будут говорить: «Ах, какой Керим! Герой

Керим!» Он будет всем нравиться, особенно девушкам, и особенно одной…

Сигнал боевой тревоги оборвал его мысли. С мостика одна за другой разносились команды:

- Орудие зарядить!

Керим одним движением открыл кранец, выхватил оттуда магазин и вставил его в гнездо.

- По щиту…

Секунды напряженного ожидания.

- Огонь!

Сердито зарычали пулеметы, словно молнии, засверкали трассы.

Пушка молчала. Керим торопливо закидывал взводной рычаг, растерянно и виновато глядя на своего командира старшину первой статьи Видунова…

Когда вернулись в базу, Керим привел свое заведование в порядок, но в кубрик не спустился: было стыдно. Привалившись к рубке, он сидел и ждал, когда его позовет для разговора старшина, а то и сам командир катера.

Неожиданно он услышал их голоса.

- Так в чем же дело?-спрашивал командир.

- Сатырбаев вместо боевого учебный магазин поставил.

- Это я понял. А вот почему? Ведь не мог же он перепутать даже второпях!

- Не должен бы.

- В том-то и дело, что он не просто перепутал. Мы часто говорим: избегать условностей, проводить тренировки в обстановке, приближенной к боевой. Говорим много, а делаем, видимо, еще мало. И даже не столько мало, сколько непродуманно. Сатырбаев хорошо понимает, что, случись такое с ним в боевой обстановке, его оплошность дорого бы обошлась всему экипажу. Но он был уверен, что все это еще «не настоящее», что, мол, в настоящем бою он сумеет себя показать. Он полагал, что эта тревога - просто очередная тренировка и ограничится она только наводкой, как делали мы сегодня уже дважды…

Керим сразу понял, что сделал ошибку непростительную, но считал ее чисто случайной. А теперь выходило - не так это. Командир сумел увидеть то, о чем сам он, Сатырбаев, и не подозревал. Верно, что были мысли и насчет «не настоящего», он и правда думал, что опять будет только наводка.

После ужина Керим подошел к Михаилу. Спросил:

- Смеешься?

- Нет. Обидно только, за тебя обидно. Не везет тебе, Керим.

- Э, не так говоришь. «Хвастаешь, Керим, а не умеешь ничего», - вот как говорить надо.

- Ну, что ж,, пусть будет так. Так даже лучше.

- Скажи, что делать надо?

- Исправлять ошибку.

- Не то говоришь. Как в глаза людям глядеть?

С этого дня Керима особенно потянуло к Михаилу* Тот хоть и безжалостно ругал его, часто говорил ему неприятные слова, но Керим чувствовал в них не только справедливость, но и доброжелательность.

Теперь Керим много времени проводил на своем боевом посту. Строгий и скупой на похвалу старшина первой статьи Видунов стал еще требовательнее. Но даже он был доволен молодым комендором. Очередные стрельбы Сатырбаев выполнил отлично, пушку содержит в образцовом порядке, стал скромнее. Поэтому, когда командир катера спросил о Сатырбаеве, старшина ответил:

- Старается. Поощрить думаю, да вот хотел посоветоваться с вами, не рано ли?

- А вы не бойтесь. Если заслуживает - поощряйте.

- Одно мне не нравится: моторы он для чего-то с Топорковым изучать начал.

- А по-моему, это тоже хорошо. Взаимозаменяемость необходима в бою.

Старшина вежливо напомнил:

- По расписанию Сатырбаев не моториста заменять должен.

- Правильно. Но в бою расписание часто меняется. Нехватка моториста - это потеря хода, а потеря хода в бою - это гибель.

Довод был сильный, но и он еще не совсем убедил старшину. Конечно, Сатырбаев может изучить и вторую специальность без ущерба для первой. Только непорядок, когда человек гоняется за профессиями. По глубокому убеждению старшины у всякого к одному делу должно призвание быть. И пусть он любит это дело, отдает ему всего себя без остатка, а не раздваивается. Именно таким было отношение самого старшины к службе, в этом была его правда жизни. Но и в словах командира он тоже чувствовал правду, хотя еще и не понимал ее, не умел соединить со своей.

Однако происшедший вскоре случай заставил старшину окончательно убедиться в правоте слов командира.

Шторм застал наши торпедные катера в море. Мы не успели дотянуть до базы. Командир дивизиона решил зайти в ближайшую бухту.

Бухта, надо заметить, никудышная. Большие корабли в нее не заходят - мелко. Причал там, правда, хоть старенький, но есть. Пришвартовались мы к нему, наш катер у самого края стал. Ждем. Сутки ждем, вторые пошли. Погода не утихает, а еще больше лютует. Волна так прямо через причал и хлещет. Катера, понятно, бьет. Кранцы плетеные изжевало, а на одних резиновых из положения не выйдешь. Плести новые - не успеешь.

Командир дивизиона приказал рубить тальник, связывать его снопами и использовать вместо кранцев. С каждого катера отрядили людей. Пошли и от нас несколько человек на берег.

Надо же было случиться, что именно в этот момент катер оторвало. Волна ударила с такой силой, что бревно, за которое был заведен носовой швартов, вырвало, а кормовой и дополнительные концы точно бритвой перерезало.

Когда командир поднялся на мостик, катер уже отнесло от причала. Оттуда еще раз попытались подать бросательный, но безуспешно. Катер несло на камни.