— Kotyonok, — голос его прозвучал сломленным, и он ненадолго остановился. — Еще пять раз, мой котенок. Считай их, и на этом мы закончим твое наказание.

Но из всего сказанного я осознала лишь, что он собирается ударить меня еще пять раз. Я начала захлебываться рыданиями.

— Прости меня, — взмолилась я. — Прости меня… пожалуйста, хватит. Мне это не нравится. Пожалуйста, Шейн… пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста перестань.

Даже в своем отчаянии я уловила, как он вздрогнул, но затем его тело снова напряглось, став твердым, как кремень.

— Считай, Александрия. Наказание не закончится, пока ты не начнешь считать.

От следующего удара я чуть не подавилась слезами. Он подождал, когда я смогу сделать вдох и выдавить из себя, — Один. — Затем последовал следующий удар, уже на другую половину моего зада. — Два, — вздрогнула я. Третий удар пришелся сразу на оба полушария. — Три, — хныкала я.

— Еще два, моя красавица. Ты справишься, — подбодрил он.

Следующий удар последовал быстро и больно. Я закричала, едва он коснулся моей раскаленной задницы.

— ЧЕТЫРЕ! — Он замешкался, и я уже было подумала, что на этом все, но его рука, наконец, опустилась в последний раз, наградив мое измученное тело нестерпимой болью, и я заорала в последний раз. — ПЯТЬ.

Шейн поднял меня, притянул к себе и крепко обнял. Тогда я ощутила, как он дрожит, и я тоже дрожала вместе с ним.

— Мне так жаль, Лекси, — прошептал он. — Душа моя, прости меня.

— За что? — сдавленно прошептала я.

— За то, что иначе ты никогда не остановишься. Мне не хочется больше прибегать к таким методам, так что нам нужно прийти к соглашению. Ты моя пара, и я понимаю, тебе сложно осознать это. Я готов не давить на тебя, однако я не намерен терпеть твой сарказм и озлобленность, потому что знаю, какая прекрасная у тебя душа, но твое поведение ни в какие ворота не лезет.

— Ты ведь даже не знаешь меня, — вздохнула я ему в плечо, слезы все еще катились по моему лицу. — Как ты можешь утверждать, что я та самая мифическая пара, когда мы встречались-то всего лишь раз — до того, как ты выкрал меня средь бела дня?

— Kotyonok, я ухаживал за тобой месяцами. Всякий раз, когда ты закрывала глаза, каждый твой сон был реальным. Неделю за неделей мы проводили вместе. Я знаю тебя лучше, чем любое живое существо. И если ты допустишь такую мысль, то осознаешь, что тоже знаешь меня и поймешь, что я говорю правду.

— То были просто сны, — неуверенно пробормотала я. Я уже больше не верила даже собственным словам. И голос мой звучал не особенно убедительно.

— Александрия, я буду ждать тебя, пока ты не будешь готова. Нет ничего на этой Земле, чего бы я не отдал ради твоего счастья.

— Не смей больше бить меня, Шейн. Ощущаю себя такой разбитой…

— Я никогда не прикоснусь к тебе в гневе, котенок. Неужели ты думаешь, что я сделал это ради удовольствия или намеренно хотел причинить тебе боль? Я больше не хочу наказывать тебя.

— Хорошо, — прошептала я. Внезапно на меня накатила волна усталости, словно тяжесть всего мира упала мне на плечи. Мне хотелось лишь одного — забыться сном без сновидений.

— Отдыхай, Kotyonok. Со мной ты в безопасности.

Это было последнее, что я услышала, а потом сон забрал меня, заглушив боль.

Никогда в своей жизни я не чувствовал себя так отвратительно. В тот момент я презирал сам себя. Каждый раз, когда моя рука опускалась на ее нежную кожу, мне казалось, что кинжал вонзается в мою грудь. Каждый раз видя, как краснеет ее плоть, и зная, что она испытывает боль, а не удовольствие, частичка меня умирала.

Я наблюдал, как она спит, и слышал, как ее дыхание продолжало сбиваться в нервный всхлип каждые несколько мгновений, даже несмотря на то, что она уснула, пусть и некрепким, беспокойным сном.

Я аккуратно опустил ее на постель, уложив на живот и отошел от кровати, бросив на нее еще один взгляд. Я направился в ванную, которая разделяла наши комнаты. Порывшись в шкафчике под раковиной, нашел мазь, которая поможет снять боль и припухлость с ее пострадавшей нижней части. Но первым делом, я взял полотенце и смочил его холодной водой.

Взяв все необходимое, я прихватил еще одно полотенце, чтобы высушить ее после омовений. До того, как заняться ее раскрасневшимся чувствительным задом, я осторожно провел влажным полотенцем по ее лицу, вытирая следы слез. Смочив полотно еще раз, я занялся пострадавшей частью тела.

Я обтирал ее холодной водой, пока краснота немного не сошла, а затем осторожно нанес лечебную мазь. Все это время девочка лежала, не шелохнувшись.

Да проклянут меня Боги на веки вечные, она была так измотана и спала неровным сном истощенного существа. Тщательно обработав все пострадавшие участки кожи, я взял простыню и осторожно накрыл ее обнаженное тело. Я знал, ей не понравится, если я увижу ее такой уязвимой, когда она проснется.

С тяжелым сердцем я убрал беспорядок, затем опустился в кресло напротив кровати и стал ждать. Я буду охранять ее всю ночь и молиться, что когда-нибудь она все-таки простит меня. Ведь сам я себя никогда не прощу за то, что сделал с женщиной, которую прежде всего должен был защищать и оберегать.

Будь я менее эгоистичным мужчиной, то отпустил бы ее, позволив прожить обыкновенную человеческую жизнь. К несчастью для нее, я был Драконом до мозга костей и всегда ревностно охранял то, что принадлежит мне. И не важно, как вы на это смотрите, Александрия принадлежит мне.

Осознание обрушилось на меня. Знаете, как некоторые люди умеют просыпаться: постепенно, с потягушками, ощущая кожей тепло солнечного света. Ага, вот это точно не про меня. Минуту назад я спала, как убитая, и тут бум! Я проснулась, и на меня потоком хлынули воспоминания о последних двадцати четырех часах моей жизни во всех их нелицеприятных красках.

К сожалению, я лежала на животе, поэтому восстание из мертвых прошло несколько не так, как бы мне хотелось. В общем, в итоге, я скатилась с кровати и приземлилась на пол неуклюжей кучей. Хорошо, что на полу оказался темно-серый ковер с длинным мягким ворсом, очевидно, страшно дорогой. «Драконы помешаны на роскоши», — отметила я про себя.

«Кстати говоря, о Драконах», — оглядев комнату, я обнаружила своего обидчика, спящим в кресле. «Ну просто отлично, а я как раз растянулась у его ног. Пора надеть на меня ошейник и начать называть Фидо [8] . Должна признать, он выглядел таким бравым, впрочем, похоже, ему жутко неудобно. Все эти горы мышц и твердые животы — определенно, во сне он не стал мягче.

Его голова склонилась под таким неестественным углом, что когда он проснется, его неминуемо ждет адская боль в шее. В принципе, я вполне оправдала свою новую кличку Фидо, потому что сидела у него в ногах и пялилась на него, будто сучка во время течки.

— Плохая Лекси, — пробормотала я сама себе. — Как ты вообще можешь желать своего похитителя и обидчика, он же прямо-таки надругался над твоим задом?

Из груди «похи-бидчика» раздался недобрый смешок. Ага, вот так я теперь и буду тебя называть. Смирись.

— Если бы я надругался над твоим задом, котенок, ты была бы в курсе. Боль, — он сделал паузу, — была бы ощутимее.

«Ох, елки! Он же не упомянул только что анальный секс и нас в одном предложении?!» — громко подумала я.

— Как там говорят американцы, Александрия? Не спеши критиковать, пока сам не попробовал, — сказал он с усмешкой.

— Окей, во-первых, никто не называет меня Александрией, только мой отец, когда решает меня отчитать. Проще говоря, когда ты так меня называешь, звучит это крайне стремно. Если тебе прям так уж необходимо как-то ко мне обращаться, давай ты будешь называть меня просто Лекси? Ты, бл… — я осеклась, когда он предупреждающе выгнул бровь. — Даже глупые русские клички лучше моего полного имени.