Засим — домой; оказалось, что Люси напилась и, когда ее хозяйка указала ей на это, собрала свои вещи и ушла, хотя никто ее не гнал. По правде сказать, хоть у меня никогда не было более нерадивой и грубой служанки, уход ее меня огорчил: отчасти из-за той любви, какую я всегда питаю к своим слугам, а отчасти потому, что девушка она усердная и старательная — вот только пьет. 18 мая 1667 года

Сегодня днем не упустил возможности para jouer с миссис Пенн, tocando ее mamelles и besando ella, ибо она была sola в casa ее pater, и притом fort не прочь43. 23 мая 1667 года

Домой, после чего, вместе с женой, — на обед к сэру У. Пенну, где подавали очень хороший пирог с олениной — лучше, чем мы ожидали: тот, которым кормили прошлый раз, дурно пах. 5 августа 1667 года

Сегодня проснулся около семи утра от сильного шума, раздававшегося возле нашей спальни; со сна мне послышалось, что кто-то стучит, причем с каждой минутой все громче; разбудил жену, и некоторое время мы напряженно вслушивались: сначала будто кто-то высаживает окно, потом выносит табуретки и стулья, а потом — тут уж мы не могли ошибиться — ходит вверх-вниз по лестнице. Мы оба боялись пошевелиться; впрочем, я бы встал, но жена меня не пускала, к тому же я не смог бы сделать это бесшумно; в конце концов мы заключили, что в дом проникли воры, но тогда что стряслось с нашей прислугой? Либо убиты, либо затаились со страху, как мы. Так мы лежали, пока часы не пробили восемь и не рассвело, после чего я потихоньку переложил халат и шлепанцы на другую сторону кровати, встал, надел халат и штаны и, вооружившись головней, приоткрыл дверь и выглянул наружу. Никого. Затем (не скрою, со страхом) прокрался к двери в девичью, однако и там все было тихо и спокойно. Кликнул Джейн, спустился вниз, открыл дверь к себе в кабинет — всё в полном порядке. Потом, несколько осмелев, походил по дому и зашел на кухню: кухарка на месте. Опять поднялся наверх, и, когда пришла Джейн и мы спросили, слышала ли она шум, она ответила: «Да, и испугалась», — тем не менее вместе с другой служанкой встала, но ничего не обнаружила, только услышала шум в дымоходе сэра Дж. Меннза по соседству. Послали узнать, — так и есть: сегодня утром у него чистили трубы, отсюда и шум. Это явилось одним из самых невероятных происшествий в моей жизни, достойных Дон Кихота... Взять хотя бы историю, которая произошла накануне. Наш кот в два прыжка слетел с лестницы, перемахнув с верхней ступеньки на нижнюю, чем так напугал нас, что мы не знали, кот это или злой дух. После сегодняшнего шума поневоле задумаешься, уж не завелось ли в доме привидение. Слава Богу, что все обошлось, а то я изрядно перепугался! 29 ноября 1667 года

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ44

Пошел привести в порядок свои бумаги и, обнаружив разбросанные вещи жены, разгневался... 19 августа 1660 года

Перед сном, уже в постели, повздорили с женой из-за собаки, которую по моему приказу заперли в чулане, ибо она загадила весь дом. Всю ночь провели в ссоре. Приснился сон, будто жена моя умерла, от чего дурно спал. 6 ноября 1660 года

Часов в девять утра, позавтракав, отправились верхом (из Чатема. — А. Л.) в Лондон. Из всех путешествий, какие только мне доводилось совершать, это было самым веселым, и меня переполняло непривычное чувство радости. <...> Несколько раз спрашивал встречавшихся нам по дороге женщин, не продадут ли они мне своих детей, — не согласилась ни одна; некоторые, правда, предлагали отдать мне ребенка на время, если бы это меня устроило. 11 апреля 1661 года

Все утро в присутствии; по возвращении обнаружил в спальне, наедине с моей женой, мистера Хаита, что, прости Господи, запало мне в душу. Припомнил, однако, что сегодня — день стирки, камин во всем доме горел только в спальне, а на улице холодно, — и успокоился. 19 ноября 1661 года

Допоздна разговаривал с женой о супруге доктора Кларкса и о миссис Пирс, коих мы недавно у себя принимали. Очень сожалею, что у жены моей так по сей день и нет сносной зимней одежды; стыдно, что она ходит в тафте, тогда как весь свет щеголяет в муаре. Засим помолились — и в постель. Но ни к какому решению так и не пришли, — придется ей и впредь ходить в том же, в чем и теперь. 29 декабря 1662 года

Вечером — дома с женой, все хорошо. Жаль только, что сегодня она забыла в карете, в которой мы ехали из Вестминстера (где ночевали), свой шарф, а также белье и ночную рубашку. Надо признать, что следить за свертком велено было мне, и все же в том, что я не забрал его из кареты, виновата она. 6 января 1663 года

Сегодня жена опять заговорила о том, что ей нужна компаньонка; водить дружбу с прислугой — ее только портить, да и компании у нее нет (что чистая правда); засим позвала Джейн и, вручив ей ключи от комода, велела достать оттуда пачку бумаг. Взяла копию давнего своего письма ко мне (оригинал я в свое время читать не пожелал и сжег), в котором жаловалась на жизнь, и принялась читать его вслух. Жизнь у нее, дескать, одинокая, скучная и проч. Писано по-английски и может, попади оно в посторонние руки, стать достоянием гласности, в связи с чем приказал ей это письмо порвать, от чего она отказалась. Тогда выхватил его у нее из рук и порвал сам, после чего отобрал пачку бумаг, вскочил с постели, натянул штаны и запихнул бумаги в карман, дабы она не могла ими завладеть. Засим, надев чулки и халат, стал вынимать из кармана письма и, превозмогая себя, по одному рвать их у нее на глазах, она же рыдала и упрашивала меня не делать этого. <...> 9 января 1663 года

В Вестминстер-холле разговорился с миссис Лейн и после всех рассуждений о том, что она, дескать, более с мужчинами дела не имеет, в минуту уговорил ее пойти со мной, назначив ей встречу в Рейнском винном погребе, где, угостив омаром, насладился ею вдоволь; общупал ее всю и нашептал, что кожа у нее точно бархат, и действительно, ляжки и ноги у нее белы, как снег, но, увы, чудовищно толстые. Утомившись, оставил ее в покое, но тут кто-то, следивший за нашими играми с улицы, крикнул: «Кто вам дал право целовать сию благородную особу, сэр?» — после чего запустил в окно камнем, что привело меня в бешенство; остается надеяться, что всего они видеть не могли. Засим мы расстались и вышли с черного хода незамеченными. 29 июня 1663 года

Утренняя беседа с женой, в целом приятная, немного все же меня огорчила; вижу, что во всех моих действиях она усматривает умысел; будто я неряшлив специально, чтобы ей было чем заняться, чтобы она целыми днями сидела дома и о развлечениях не помышляла. Жаль, что это ее заботит, однако в ее словах есть доля истины, и немалая. 27 августа 1663 года

Всю первую половину дня занимался с женой арифметикой; научил сложению, вычитанию и умножению, с делением же повременю — покамест начнем географию. 6 декабря 1663 года

Вернувшись домой, обнаружил, что жена по собственному разумению выложила 25 шиллингов за пару серег, от чего пришел в ярость; кончилось все размолвкой, наговорили друг другу невесть что; я и помыслить не мог, что жена моя способна отпускать подобные словечки. Припомнила она мне и наш разъезд, чем крайне мне досадила. Пригрозил, что поломаю их (серьги. — А. Л.), если она не отнесет их обратно и не получит назад свои деньги, с чем и ушел. Спустя некоторое время бедняжка послала служанку обменять серьги, однако я последовал за ней и отправил домой: довольно и того, что жена подчинилась. 4 июля 1664 года

<...> Время провели очень весело; когда женщины, отдав вину должное, встали из-за стола и поднялись наверх, я отправился за ними следом (из всех мужчин один я) и, заведя разговор о том, что у меня нет детей, попросил научить меня, как их завести, на что они ответили согласием и, от души веселясь, дали мне следующие десять советов: