Крик изумления сорвался со всех уст и сразу замер, потому что вот раскрылась дверь в круглую комнату и все увидели, что Дэзи лежит на кушетке.

Два тела были погружены в глубокий сон, и одновременно два привидения, два призрака, или две души, облеченные в видимую форму и излучающие свет, словно зеркальные отражения Дэзи и Зенона, проходили во мраке совсем близко около них.

Как долго это продолжалось, — мгновение или вечность, — никто не знал, никто не думал и не понимал.

Души очевидцев преклонились в восторге и ужасе перед чудом.

В этот священный миг Изида приоткрыла уголок завесы перед жаждущими света, мечты становились чем-то большим, чем действительность, — чудом, непонятным, таинственным, но видимым чудом.

Все почувствовали, что они на краю непостижимого, как бы в самой глубине бытия, среди немыслимых существований и вещей, совершенно непонятных для слепых глаз человека.

Исчезла вся жизненная память, вся пыль земли слетела с их душ, выгорели все мысли, осталась только самая сущность жизни, пред которой открываются все тайны. И вот там, в двух шагах от них, в темноте стояли две светящиеся фигуры и происходило непонятное чудо. Теневая линия очерчивала оба призрака, создавая для них как бы рамы, из которых резче выступали лучистые видения, как два столба, сияющие мертвенным светом и переносящиеся с места на место без шума, среди такой тишины, что каждый слышал ускоренное биение собственного сердца.

В одно неуловимое, не отмеченное памятью мгновение призраки стали медленно бледнеть, угасать и всасываться в темноту, только головы оставались в воздухе несколько дольше, качаясь как огненные цветы на волнах мрака. Они были все время рядом, одна возле другой, двигались плавными, колеблющимися движениями, то исчезая на мгновение в брызгах ослепительного блеска, то всплывая опять, но уже более бледные, более туманные и легкие, похожие на витражи в темных храмах; глаза еще светились с прежней силой и жизнью, но лица уже расплывались, умирала человеческая форма, пока, наконец, не потухли и взгляды их, затмившиеся, будто сразу погруженные в темноту, рассыпавшиеся в медленно угасавшую белую пыль.

Все прекратилось. Ночь и молчание снова объяли присутствующих, никто, однако, не двинулся с места, ослабевшие сердца едва заметно бились, мысли двигались лениво и неохотно, пробуждаясь от летаргии восторга и очарования.

Ах, опять жизнь, опять глупая действительность, опять те же будни, та же бесконечная мука и тоска, — опять!

Глухой далекий шум города ударял монотонно в окна, дождь звенел по стеклам, а огонек, заключенный в хрустальный шар, трепетал зеленоватым таинственным глазком, как бездонная тоска, как память о прошедшем и невозвратном.

Только спустя некоторое время Джо пересилил себя и зажег свет.

Дверь круглой комнаты была заперта, а Зенон сидел и спал на прежнем месте перед фисгармонией.

— Надо его разбудить, он слишком истощится.

Но раньше, чем успели это сделать, Зенон сам проснулся и встал.

— Кажется, я спал, — произнес он, протирая глаза.

— Ты уснул сейчас же.

— Нет, ведь я что-то играл, кажется Баха...

— Ты играл и после...

— Во сне?

— Ты был в трансе.

— И играл! Правда, мне вспоминается какая-то мелодия... сейчас... не могу поймать... какие-то рассеянные звуки у меня в памяти... Но это странно, я никогда не впадал в подобный сон.

— Ты ничего больше не припоминаешь, кроме этой мелодии?

— Нет... А Дэзи?

— Спит еще.

Зенон открыл дверь в круглую комнату и остановился в удивлении.

— Но ведь это она... я не спал, что вы мне говорите, я только что разговаривал с ней... мы ходили вместе по какому-то парку... да... помню... голубые деревья... она говорила... сейчас... где это было?

Он испуганно огляделся вокруг.

Все стояли и молча смотрели на него с любопытством.

— Со мной что-то случилось, но что — не могу вспомнить... У меня так странно болит голова...

Зенон пошатнулся. Джо его поддержал и посадил на стул.

Он долго сидел неподвижно, углубившись в самого себя, всматриваясь в какую-то неведомую даль, полную смутных видений и снов, которых он не мог припомнить. Тщетно пытался он вызвать в памяти хотя бы один образ, уловить хоть одну мысль среди каких-то отрывков, беспорядочно кружившихся у него в голове.

Он погружался все более во мрак полного забвения. Последние слабые нити видений порвались, когда он хотел их схватить, последние лучи воспоминаний погасли, осталась только пустая, болезненная тоска по тому, что исчезло в неизвестной глубине. Как бы еще раз проснувшись, Зенон открыл широко глаза, пристально поглядел на всех и встал.

— Я так странно утомлен и обессилен, еле на ногах держусь, — пожаловался он.

— Иди, ляг сейчас же, — шепнул ему Джо.

— Действительно, это будет самое лучшее.

— Я отведу тебя домой.

— Зачем же, я на лестнице не усну.

Он весело засмеялся и вышел в переднюю, но, дойдя до дверей коридора, вернулся и тихо спросил:

— Дэзи еще спит?

— Спит, но сейчас я пойду ее будить.

— Сеанс был удачный?

— Необыкновенно, завтра тебе все подробно расскажу.

— Но почему же я уснул? Не прощу себе этого!

Он сходил вниз по лестнице машинально, почти не сознавая, что идет, и, только дойдя до бельэтажа, остановился, внимательно поглядел вокруг и точно в третий раз проснулся.

Вспомнил вдруг, что был на сеансе и играл.

Дрожь пробежала по телу, холод пронизал его насквозь, чувство необыкновенной усталости и странное тяжкое беспокойство охватили его; какая-то мелодия стала припоминаться ему, он тихо начал ее напевать.

Широкий коридор был устлан красным ковром; было тихо, совершенно пусто и очень светло, целый ряд опаловых цветов, подвешенных к потолку, разливал электрический свет. Белые стены, прорезанные в нескольких местах дверями, тянулись длинной, скучной, однообразной линией.

Где-то медленно били часы.

— Уже семь. Целых два часа продолжался сеанс! — прошептал он в удивлении и поднял глаза, чтобы взглянуть на часы, не ошибся ли он, считая удары, — но вдруг увидел даму, которая шла с другого конца коридора; он быстрее пошел ей навстречу и, не доходя, остановился, пораженный.

— Дэзи! — крикнул он, отодвигаясь к стене.

Мисс Дэзи прошла мимо, поприветствовав его кивком головы, как всегда любезным и несколько гордым; маленький грум шел за ней, неся большую картонку.

Одно мгновение он стоял с закрытыми глазами, уверенный, что это было привидение или галлюцинация, — ведь только что он оставил ее спящей там, в комнате сеанса, видел ее собственными глазами, помнил... а она теперь здесь, одетая, как для выхода в город, идет с противоположной стороны!

Нет, это галлюцинация.

Он открыл глаза, — мисс Дэзи была уже в конце коридора и поворачивала на лестницу.

Нечеловеческим прыжком он оказался у широкой лестницы и, облокотясь на перила, смотрел, как она спускалась вниз.

Она шла медленно, шлейф ее платья тянулся за ней по пологим мраморным ступеням, плащ цвета резеды, отороченный мехом, окутывал ее высокую фигуру, светлые волосы вырывались бурными волнами из-под большой черной шляпы. Он видел все эти подробности, слышал каждый ее шаг, чувствовал каждое ее движение.

Сойдя с лестницы, она повернула голову, и взгляды их, как молнии, скрестились, ударились и разбежались; он невольно отскочил в тень, но слышал ее голос, стук дверей, глухой топот лошадей по асфальту и скользящий шум отъезжающего экипажа.

— Кто это уехал? — сразу же спросил он у швейцара.

— Мисс Дэзи.

Он ничего не ответил; ему показалось, что его вдруг охватила тяжелая непреодолимая сонливость. Поднявшись снова в бельэтаж, он автоматически отыскал свою квартиру, долго блуждал по ней ощупью, задевая разные предметы и мебель, не зная, что делать, что с ним случилось и где он находится.

Наконец он упал на какой-то стул и сидел неподвижно, застывая от ужаса. Ему опять представились они обе вместе, — та, спящая на кушетке, и эта, спускающаяся по лестнице.