ножками

(это

особенно

возмущало

корреспондентов).

Лист из журнала «Наше время» за 22 октября 1909 года с фотографией знаменитого

полета

© А. Мартьянов. 12.07. 2012.

08. В небе над Курском

7 мая 1943 года, аэродром базирования Муковнино, у города Полотняный Завод

Капитан Альбер Литольф, заместитель командира группы, майора Жана Тюляна,

проводил последний инструктаж.

— Немцы, как мы знаем, готовят наступление под Курском. Наша задача — упредить их.

Предстоят бомбардировки транспортных коммуникаций противника. Будем уничтожать

основные аэродромы авиации противника, на которых разведкой установлено скопление

самолетов. Цельтесь точнее и не опаздывайте с открытием огня. Не допускайте

бесполезных заходов. Бейте как можно больше бошей, но избегайте вынужденных

посадок. Вопросы?

— Насчет еды, — подал голос аспирант Ив Майэ. — Нельзя ли там передать, что этот

птичий корм просто невыносим?

Вокруг засмеялись, но кое-кто оставался серьезным.

Майэ, как и многие другие «нормандцы», был аспирантом. Русские обращались к нему —

«товарищ младший лейтенант».

В советской армии все пилоты имели офицерский статус, поэтому с самого начала было

предложено — для соответствия статуса — присваивать «аспиранта» тем французам, кто

офицерских званий изначально не получил.

В Красной Армии звания аспиранта не было. А во французской армии не было звания

старшего лейтенанта. Поэтому аспиранта французской армии приравнивали к младшему

лейтенанту Красной Армии, младшего лейтенанта французской армии — к лейтенанту

Красной, и лейтенанта — к старшему лейтенанту. От капитана и выше сохранялось

соответствие воинских званий Франции и СССР.

И все французы — от аспирантов до капитанов — дружно страдали от непривычной

пищи.

Когда Майэ высказал старую претензию вслух, кругом зашумели. Советская Россия с

самого начала оказалась для французов страной весьма экзотической (даже не ожидали):

одни только морозы и сугробы чего стоили! А землянки? А жуткая весна — разливанное

море непобедимой грязи! Да мало ли что еще... Однако ко многому присмотрелись и

притерпелись.

Но вот гречневая каша поставила французских летчиков в тупик — сразу и навсегда. Они

не могли взять в толк, как этим странным продуктом можно питаться — да еще месяцами!

— Вообще-то идет война, — напомнил майор Тюлян. Он встал и заговорил сам, вместо

своего заместителя. — С продуктами тут не очень. И потом. Вы знаете, что у русских

другой подход. Фронтовики получают лучшее довольствие, нежели тыловики. Без

исключений. Рядовой, если он сражается, ест лучше, чем офицер в тылу. Это то, что мы

видели.

— Так насчет каши, — не унимался Майэ. — Давайте напишем их начальству.

Невозможно же.

На самом деле «начальство» знало про кашу и французов. Жалобы дошли до самого

«всесоюзного старосты» — Михаила Ивановича Калинина, которого иностранцы

называли «президентом СССР». Но и дедушка Калинин не проявил никакого сострадания.

«Солдаты всегда бурчат», — сказал он безжалостно. И если не считать посылок, которые

приходили крайне нерегулярно, французы продолжали питаться кошмарной русской едой.

Был, правда, отрадный перерыв, когда из Киргизии «для французских товарищей-

антифашистов» прислали несколько ящиков мороженых куропаток. Поначалу случился

настоящий взрыв восторга, но затем, приевшись, французы вновь принялись стенать.

— Ладно, хватит о ерунде. — Тюлян показал на карте. — Наша цель — немецкий

аэродром в Спас-Деменске. Уничтожаем все. Самолеты, цистерны, личный состав. Атака

проходит одновременно на десятках аэродромов противника. В общем... — Он замолчал,

блеснул глазами.

Все было ясно без дальнейших объяснений. То, ради чего они с такими трудами

добирались до России, началось.

Было известно, что немцам предписано относиться к летчикам «Нормандии» как к

партизанам, то есть в плен их не брать — расстреливать на месте. Известно было и другое:

в вишистской Франции многие из них были объявлены дезертирами, предателями,

поставлены вне закона. Кое-кому — например, Литольфу, — был вынесен на родине

смертный приговор.

Сейчас предстояло начать отрабатывать эти смертные приговоры.

— Все, вылетаем.

Одиннадцать «Яков» появились над аэродромом Спас-Деменск.

Сразу же открыли ураганный огонь зенитные орудия. А внизу так отчетливо видна была

цель: «Мессершмитты», «Фокке-вульфы», «Юнкерсы» на стоянках.

— Делаем как на учениях!

Один за другим истребители «Нормандии» пикировали на немецкие самолеты с черными

крестами на крыльях. Отчетливо было видно, как те загораются — один за другим, как

люди бегут в траншеи и падают, скошенные пулеметными очередями, — маленькие

фигурки на поле.

Аэродром был буквально распахан.

— Сбор на высоте три тысячи метров, — сквозь треск донесся в наушниках голос Тюляна.

Пять, шесть «Яков»... десять. Одиннадцатый — Ива Майэ — так и не появился: попал под

огонь зенитки.

«Пропал без вести».

Еще одна потеря «Нормандии». Четвертая.

Но Майэ не погиб, как подумали его товарищи. Раненый в голову, он сумел посадить

самолет. Произошло то, от чего предостерегал Литольф, когда говорил, что следует

дотягивать до своей земли любой ценой.

В двадцати километрах от Спас-Деменска «Як» развалился, летчик, весь в крови,

выбрался наружу... и скоро наткнулся на детей в лесу.

Это были самые обычные русские дети. Уже привыкшие к оккупации, к странной жизни

во время войны, когда с неба может упасть незнакомый человек и заговорить с тобой на

непонятном языке.

И дети сделали то, о чем их, как им казалось, просил летчик: привели немецкий патруль.

...Ив Майэ вернется к своим, в «Нормандию», уже после войны, после лагерей и побегов.

Его встретят как выходца с того света. А в пятидесятые именно он будет командовать

авиаполком «Нормандия — Неман». Но до этого оставалось еще — как до звезд.

15 июля 1943 года

В офицерской столовой сильно шумели.

После тяжелых боев, после страшных потерь в полк — словно с неба — прибыли пятеро

новых летчиков. Подкрепление. Добирались, как и остальные, фантастическими путями,

едва ли не проделав кругосветку: трое, например, прилетели с Мадагаскара.

Новички пытались рассказывать о своих приключениях, но Литольф перебил их:

— Все, что было у вас до сегодняшнего дня, — это цветочки. Настоящие ягодки впереди.

Вы здесь на своей шкуре поймете: то, что происходит тут, даже близко не стоит к тому,

что вам уже знакомо.

— Эх, — вздохнул Жан Тюлян, — когда-то еще удастся поесть марсельского супа из

устриц и омаров.

— Или парижских бифштексов с жареным картофелем, — вставил парижанин Марсель

Альбер.

Разговор плавно перешел на одну из любимых русских диковин — на водку. Многие уже

освоили коронный русский трюк — выпить положенные «сто грамм» одним глотком.

Тема была как будто увлекательная, но разговор велся через силу — все невероятно

устали.

Глаза лихорадочно блестели от бессонницы, лица перечеркнули морщины. Почти

постоянно летчики находились в воздухе. На отдых удавалось выкраивать буквально по

несколько часов в сутки.

16 июля 1943 года, район села Красниково