прославила свое имя! Даже если это был псевдоним... В том же десятом году,

единственная женщина среди участников, она летала на соревнованиях в Гелиополисе и

заняла шестое место.

— Вы что-то говорили о том, что она побывала в России, — напомнил Франсуа.

— Да, и разговаривала с русским императором Николаем, — кивнула Брунгильда. — В

том же 1910 году де Ларош разъезжала по миру с «летающим цирком». Звучит как

балаган, но на самом деле Элиза вместе со своими товарищами служила великому делу

пропаганды авиации. Нужно было показать, на что способны самолеты. В те годы их не

считали

чем-то

серьезным.

Управляемые

аэростаты

представлялись

более

перспективными. Чудные были времена, странные... — Она вздохнула. — Наконец судьба

завела баронессу де Ларош в Санкт-Петербург. Там она выступала в соревнованиях и

стала четвертой. Николай II был восхищен храбростью этой дамы. Элиза рассказала о

своем разговоре с царем в интервью журналу «Колье». С милым простодушием она

поведала: «Он спросил, что я чувствовала, а я ответила, что сердце едва не выпрыгнуло у

меня изо рта!»

— Прелесть, — подтвердил Франсуа.

— После этого она разбилась. Это было в Реймсе. Сломала ноги, получила сотрясение

мозга. Но не испугалась и не сдалась! Люди тогда были куда увереннее в своих силах, чем

теперь!

— Настоящая парижанка, — одобрил Франсуа Ларош.

— Именно. Через два года она снова участвовала в состязаниях... А потом случилось

ужасное несчастье. Она с Шарлем Вуазеном попала в автокатастрофу. Вуазен погиб...

Мрачная история: летчик — а разбился на земле. Баронесса сильно пострадала, газеты

постоянно писали о состоянии ее здоровья. Одно время боялись, что она не справится. Но

Элиза встала на ноги. И через год, то есть в тринадцатом, выиграла кубок на женских

соревнованиях, — летчиц к тому времени было уже достаточно! Потом еще кубок — за

четырехчасовой беспосадочный полет!

— А потом? Ведь мы приближаемся к тому моменту, когда начинается Первая мировая

война! — сказал Франсуа.

— Во время войны женщины были официально отстранены от полетов, — сказала

Брунгильда. — Правильно или нет, но так было. Поэтому Ларош стала водителем

автомобиля. Служила, естественно, в армии! Хотя жизнь показала, что автомобиль может

быть более опасным, чем самолет...

— Жизнь вообще полна опасностей, — заметил Франсуа. — Помните Красную Шапочку?

Такая простая вещь, как прогулка к бабушке с пирожками, может обернуться серьезным

испытанием.

— Вы напрасно шутите, — сказала Брунгильда.

— Я вовсе не шучу! Многие летчики, как это ни странно, если не разбивались на

самолетах, то погибали в автокатастрофах. Есть какая-то связь... Возможно — любовь к

скорости.

— Элизу все-таки миновала такая участь, — сказала Брунгильда. — Она погибла на

самолете.

— Я не знал... — с виноватым видом признался Франсуа. — Давно?

— 18 июля 1919 года, недалеко от Парижа. Если точнее — в Кротуа, департамент Сомма.

В качестве второго пилота она принимала участие в тестовом полете нового аэроплана

«Кодрон». Предполагается, что она планировала сдать экзамен на допуск к

профессиональным полетам. Но самолет разбился, и оба пилота погибли.

— И все?

— Да. Разве этого мало?

© А. Мартьянов. 26.07. 2012.

10. Кряхтит, но летит

Лето 1903 года, Париж

Анри Фарман лежал на кровати и грустно смотрел в окно.

Время уходит впустую. Ему почти тридцать. А спорт, кажется, потерян для него навсегда

— травма.

Он подумал о ворохе картонов, которые сохранила мать, — еще со времен его учебы в

Парижской Школе изящных искусств. Мама надеялась, что сын станет художником. Но

Анри счел, что технические новинки наступающего нового века гораздо изящнее, гораздо

художественнее.

В общем, сначала — велогонки, а затем и нечто более серьезное — автогонки. Он

выступал за команду «Рено». Был пятым на автогонках «Париж — Берлин» в 1901 году,

через год первым — на гонке «Париж — Вена». Еще через год — третьим в гонке на

кубок Гордона Беннета.

Это произошло в Ирландии. Правительство Франции запретило гонку из-за повышенной

опасности. Неприятно признавать, но и правительство, и мама оказались правы, во всяком

случае, для Анри: травма надолго приковала его к постели.

Никаких автогонок. Никакого спорта. Слишком опасно.

Он еще раз вздохнул и развернул газету.

30 сентября 1907 года

Засунув руки в карманы, Морис Фарман стоял на аэродроме и смотрел, как в воздух

неуверенно поднимается аэроплан. Во всем происходящем ощущалось что-то

средневековое: когда очередной местный мечтатель привязывал к рукам полотняные

крылья и головой вниз сигал с колокольни...

Но сейчас это был не просто мечтатель — это был его брат Анри.

Конечно, Анри интересовался успехами воздухоплавания. Его всегда занимали

технические новинки. Особенно когда он бросил спорт.

Никто не видел в увлечении Анри ничего криминального. Мама тоже читала журналы и

рассматривала фотографии аэропланов. А потом Анри сообщил, что Габриэль Вуазен

продает аэропланы. И что он, Анри, сразу же купил один.

— Ты сошел с ума, — сказал Морис.

— Приезжай на аэродром, увидишь, — был ответ.

...Первый полет Анри Фармана — тридцать метров.

Анри был счастлив.

— Что ты скажешь маме? — осведомился Морис.

— Аэропланы — это совсем не то, что автомобили, — заверил его Анри. — Это

совершенно безопасная штука. К тому же, думаю, их можно усовершенствовать.

Через месяц он уже предложил Вуазену кое-какие изменения, которые и были внесены в

конструкцию.

10 ноября 1907 года, Париж

В доме адвоката господина Аршдакона раздался телефонный звонок.

— Мсье, вам придется выплатить объявленный вами приз в пятьдесят тысяч франков!

Адвокат подскочил на кровати.

— Невозможно!

— Увы! Или, точнее, — ура! Ваш вызов принят и, более того, с блеском побит.

— Что ж, увы моим пятидесяти тысячам франков и ура всему человечеству, —

философски заметил адвокат.

Он тоже интересовался воздухоплаванием и почти год назад поместил объявление, в

котором обещал значительную премию тому, кто сумеет пролететь на аэроплане по

замкнутой кривой расстояние не менее километра. Вообще-то возможность такого полета

представлялась маловероятной. Однако — факт!..

Анри Фарман совершил «невозможное».

От этого полета, как от камня, брошенного в пруд, по всему миру расходились волны.

Дошли они и до России.

Русское военное министерство встревожилось и заинтересовалось. Бумаги с этажа на этаж

начали поступать с удвоенной скоростью и интенсивностью. До сих пор аэропланы даже

не рассматривались всерьез как орудие воздушного боя. Управляемые аэростаты — вот

это действительно надежный летательный аппарат. С его помощью можно было

осуществлять разведку, бомбардировку позиций противника.

А аэроплан? Тарахтящая этажерка с экипажем из двух человек. Скорость — как у тех же

дирижаблей, а расстояния преодолевает ничтожные.

Анри Фарман своим полетом буквально взорвал мозги русских военных чиновников.

Из Главного инженерного управления пришел доклад: