— Еще она знала семь языков, — сообщила Брунгильда. — И летала до глубокой

старости. В восемьдесят ухитрилась полетать на реактивном истребителе. Представляете?

Сверхзвуковой истребитель, в восемьдесят лет! Примерно в те же годы получила

лицензию на управление вертолетом. Думаю, из чистого любопытства. В восемьдесят

шесть она проехала на велосипеде от Нанси до Парижа. А скончалась она в восемьдесят

восемь — 14 декабря 1963 года...

— Руку на сердце положа, я бы не рискнул доверить старушке управление реактивным

истребителем, — признался Вася.

— В самом крайнем случае она разбилась бы насмерть, — сказала Брунгильда. —

Прекрасная смерть для «невесты опасности» — это было ее прозвище в юные годы, когда

все давали друг другу пафосные имена.

— Угу, прекрасная смерть, — кивнул Вася. — И загубленный самолет. Не говоря уж о

том, что она могла уронить его кому-нибудь на голову.

— Не уронила же, — возразила Брунгильда. — Что рассуждать о том, чего не случилось?

Премии в память Мари Марвингт за достижения в области авиа- и космомедицине

вручают каждый год. Вот это была жизнь!

© А. Мартьянов. 12.09. 2012.

25. Патриоты Испании: Герника

Ноябрь 1936 года, Берлин

— Послушайте, Дольфи, — дружески обратился к щеголеватому молодому летчику

оберст Вольфрам фон Рихтгофен, — ну как вы будете летать, если, согласно вашей

медицинской карте, вы только что перенесли тяжелую травму?

Лейтенант Адольф Галланд смотрел на полковника ясными глазами. То обстоятельство,

что один из этих глаз после аварии FW.44 остался слепым, сохранялось в тайне.

— Медицинское освидетельствование показало, герр оберст, что я здоров, как черт! —

отрапортовал «Дольфи».

«А буквы и знаки на таблице окулиста я знаю наизусть, потому что память у меня точно

как у черта», — подумал он, и легкая самодовольная улыбка показалась на его губах.

Суровое лицо оберста поневоле смягчилось. Против обаяния Адольфа Галланда

бессильны были все — и начальство, и товарищи, и женщины.

— Ладно. «Легиону Кондор» нужны отважные и опытные летчики. Летать будете на

He.51. Вам знаком этот самолет? Испания ждет нашей помощи... обер-лейтенант.

Март 1937 года, Саламанка

В штабе играли в карты.

Рихтгофен потянулся за портсигаром, но Галланд опередил его:

— Сигару, герр оберст?

— Откуда вы берете такие восхитительные сигары, Дольфи?

— Военная тайна... Жизнь слишком коротка, чтобы провести ее без комфорта.

— Это правда, что вы возите в своем самолете шампанское и устрицы?

Галланд рассмеялся:

— Солдат должен быть готов ко всему и в первую очередь — к необходимости

отпраздновать очередную победу.

— Хорошо сказано, Дольфи... — Рихтгофен затянулся, с удовольствием выпустил колечко

дыма. — Хорошо, что на немецких самолетах летают теперь немецкие летчики. Между

нами говоря, эти испанцы совершенно не умеют летать. Мы правильно сделали,

отказавшись от роли инструкторов и пассивных наблюдателей.

— А кроме того, работать самому гораздо интереснее, — добавил Галланд и улыбнулся.

— Вам должно быть знакомо чувство восторга при виде смертоносных «цветов», которые

вспыхивают каждый раз, когда вы сбрасываете бомбу, — кивнул Рихтгофен. — Впрочем,

наша доктрина — развитие в первую очередь бомбардировщиков, — связана не только с

эстетическим фактором. Люфтваффе находится в возрасте мужания, в юном возрасте,

когда эксперимент становится необходимостью. Мы рискуем, набираясь опыта.

— Что ж, здешняя война дает все возможности для проверки теорий, над которыми

потеют наши умники, — кивнул Галланд. — Однако тот опыт, которым мы уже

располагаем, говорит мне о необходимости развивать также истребительную авиацию.

— Оборона? — фыркнул Рихтгофен. — Никогда!

— Я не говорю об обороне, — возразил Галланд. — Я говорю о здравом смысле.

— Что ж, Дольфи, у нас сейчас есть чудесная возможность проверить все теории на

практике. И это не учения, это настоящая война. Разве не прекрасно?

Март 1937 года, окрестности Бильбао

— Герр оберст, перебежчик высказал намерение говорить лично с вами! — Молодой

офицер отсалютовал фон Рихтгофену, держась с нарочитой отстраненностью, но голос его

выдавал — подрагивал от возбуждения. — Говорит, что располагает сведениями о

«Синтуроне».

— Ведите, — кивнул командующий.

Захват Бильбао был жизненно необходим. Это направление стало делом чести для

«Легиона Кондор».

Бильбао — это железная руда и порт. Определенную сложность представлял тот факт, что

Бискайя не была собственно испанской — здесь обитали баски.

В дружеском кругу германские офицеры обсуждали, могут ли баски действительно

считаться представителями белой расы — или же они «нечто иное».

— В любом случае, — утверждал генерал фон Шперрле, — политически они определенно

являются «чем-то иным». Посудите сами, meine Herrschaften! Весь христианский мир

содрогнулся, узнав о бесчинствах, которые творили республиканцы! Ватикан решительно

поддерживает каудильо — и правильно делает. После сожженных церквей, после убитых

священников... — Он передернул плечами. — Логично было предположить, что Бискайя,

насквозь католическая, перейдет на сторону Франко. Однако что мы видим? Духовенство

Бильбао с крестом в руке благословляет республиканцев. Коммунистов, анархистов, Бог

знает еще какую сволочь... У меня это не укладывается в голове.

— В любом случае, — подхватил Рихтгофен, — следует помнить о том, что Бильбао был

и остается проанглийским. Драгоценная железная руда по-прежнему уходит к злейшему

врагу фюрера и каудильо — к Англии! Это следует прекратить.

— Ничего удивительного, — добавил Галланд, который теперь был повышен в звании и

командовал штурмовой эскадрильей, — что свое укрепление они хвастливо называют

«Железным поясом» — «Синтуроном».

— У нас есть интересные сведения об этом «Синтуроне», — заявил Рихтгофен.

Перебежчик оказался одним из руководителей строительства этого укрепления —

майором Гойкоэчеа.

Он забрал с собой схемы «маленькой линии Мажино» — еще одно хвастливое прозвище

этого якобы неодолимого препятствия на пути армии националистов.

— Мы знаем, что эта система построена слишком близко к Бильбао — что создает

опасность для самого города, учитывая наличие у нас дальнобойной артиллерии, —

указывал фон Рихтгофен. — Далее. Часть укреплений, без всякой маскировки, разместили

прямо на гребнях Кантабрийских гор. Западная часть системы, обращенная к Сантандеру,

укреплена лучше, чем восточная. Это дает нам преимущество. Если, разумеется, пехота

нас поддержит. Конечно, мы выигрываем в любом случае, но всегда обидно, господа,

когда после наших успешных бомбежек или танковых атак испанская пехота не занимает

новых позиций и не развивает успеха, а продолжает без толку торчать где-нибудь на

склоне очередного идиллического холма.

26 апреля 1937 года, окрестности Бильбао

— Наша задача, — Галланд показывал своим летчикам на карте направление, —

разбомбить дороги и мосты, уничтожить коммуникации в тридцатикилометровом радиусе

от Бильбао. — Его палец остановился на городке под названием «Герника». — Здесь.

В воздух поднялись самолеты: свыше сорока бомбардировщиков — от «тримоторес» до

новых He.111. Их прикрывало двадцать истребителей — главным образом He.51 и Fiat-32.

Испытывалась в бою и новинка германского самолетостроения — Bf.109.