— Тогда я вас больше не задерживаю. Вы, наверное, устали с дороги и должны отдохнуть. Надеюсь, что о вашем удобстве позаботились; если нет — обращайтесь к пани Прибовской, моей домоправительнице. — Коримский встал, за ним поднялся и молодой человек.

— Вы позволите, пан Коримский, ещё сегодня осмотреть аптеку, чтобы завтра с утра приступить к работе; я не устал.

Коримский немного побледнел и провёл рукой по лбу.

— Я пришлю доктора Лермонтова, он вам всё покажет и передаст, Я вам доверяю, надеюсь, что не ошибусь в вас. Спокойной ночи!

Спешивший уйти Коримский в дверях ещё раз обернулся. Ему, показалось, будто молодой человек не всё ещё сказал. Глаза их встретились.

— Вы ещё чего-то желаете? — спросил Коримский.

Этот вопрос вызвал в Мирославе некоторую растерянность.

Покраснев, он сказал:

— Я хотел вас попросить позволить мне сегодня ночью сменить вас у постели молодого пана Коримского. Я бы точно выполнил все врачебные предписания.

— Сменить меня у постели сына? Но почему?

Холодное лицо аптекаря смягчилось.

— Потому, пан Коримский, что вам необходим отдых.

— А вам после дороги?

— Я молод.

— Да, конечно; но вам здесь всё незнакомо. Вы мне очень поможете, если снимете с моих плеч бремя аптеки. Приступайте к исполнению ваших обязанностей.

Едва заметный поклон, и молодой человекостался один.

Вскоре в дверях появился доктор. Приятно поражённый благородным видом нового домочадца, он сразу начал оживлённый разговор.

— Простите, господин Урзин, что я вас так долго заставил ждать. Но наш пациент только что проснулся, и невозможно было уйти. Извините, я забыл представиться: Аурелий Лермонтов.

Беседуя, молодые люди вместе спустились вниз.

— Если бы вы не приехали сегодня, — сказал врач, открывая аптеку, — завтра здесь пришлось бы работать мне. Так что, я вам сразу же могу показать все наши сокровища.

— Я вам очень благодарен. К сожалению, я не смог приехать раньше: мой хозяин умер, и пришлось передавать аптеку его наследнику.

— А вы не могли её принять?

Урзин улыбнулся.

— Я, наверное, этого никогда не смогу…

Молодой врач смутился.

— Извините за этот бестактный вопрос, — произнёс он и начал показывать аптеку. Заметно было, что он отлично разбирался здесь в книгах, в химическом кабинете, во всём заведении, — Так, теперь я вам основное показал.

— Я благодарю вас, пан доктор, и надеюсь вернуть аптеку пану Коримскому в том же безупречном порядке, в каком я её принял.

— О, пан Урзин, Коримский вряд ли когда-нибудь заглянет в химический кабинет! Постарайтесь обрести его благосклонность и доверие, и ваше будущее обеспечено. Сегодня вы провизор, затем вы станете компаньоном, а там, глядишь, и владельцем. Простите, но я вынужден вас оставить: Никуша отпустил меня ненадолго. Не удивляйтесь, что называю его этим именем, оно ему подходит. До свидания, до завтра!

Было уже довольно поздно, когда дверь за доктором закрылась и новый провизор в первый раз лёг спать в доме аптеки «Золотая лилия», где по тогдашним обстоятельствам его ожидало блестящее будущее.

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Отец, где Аурелий так долго? — спросил слабый голос с постели, у которой, подперев голову руками, сидел Коримский.

— Он скоро придёт, Никуша. Только что приехал наш новый провизор. Аурелий показывает ему аптеку.

— Вот как? Провизор? О, это хорошо! — Лицо больного оживилось. — Теперь тебе можно будет отдохнуть, — сказал юноша, лаская руку отца.

Пан Коримский молчал, явно не решаясь сказать сыну что-то.

— Забудь, всю эту неприятность, которую я тебе причинил. Я ведь до сего дня не понимаю, как это случилось.

— Ты не понимаешь? — Коримский тяжело вздохнул.

— Юноша, глядя на отца, дрожащим голосом проговорил:

— Не будем об этом. Однако не думай… не надо… Нет, ты же не виноват! Всё случилось из-за моей неосторожности. Если бы я сказал тебе, что я вылил яд в такой же стакан, в каком был лимонад! Ты вообще не хотел готовить эту смесь, а я настоял! Моя это вина, моя! Но ведь я поправлюсь.

Аурелий сказал, что он будет со мной до тех пор, пока я снова не смогу ходить.

Посмотришь, мне станет лучше после первой же прогулки! А потом лучше всего оставить все мои планы на будущее и принять аптеку, чтобы, наконец, снять с тебя обязанности, которыми ты всегда тяготился. Я останусь с тобой и буду аптекарем, как мои предки.

— Никогда!

— Что ты сказал?

— Ничего, Никуша. Всё будет так, как ты хочешь, — успокаивал его отец. — Смотри, вот уже идёт пан Лермонтов!

— Я к вашим услугам, пан Коримский. Этот новый провизор — ваша удача.

— Вы думаете?

— Конечно. У него опыт и хороший характер; а это всегда отличное поручительство. Никуша, как твои дела? Ты: плохо лежишь, дорогой! — Врач наклонился к больному.

— Я лежу хорошо, Аурелий. А провизор молодой?

— Приблизительно моего возраста.

— Жаль, что ты не привёл его с собой!

— Ты хочешь его видеть?

— Хорошо бы, но уже поздно. Пусть отдохнёт с дороги. Значит, завтра.

— Да, конечно, завтра он тебе представится. Тебе, дорогой мой, тоже пора спать, нельзя нарушать режим.

— Отец, я прошу тебя, иди и ты спать, ты такой бледный, — сказал больной озабоченно. — Аурелий, пожалуйста!

— Пан Коримский, эта просьба для меня приказ, и в силу этого высочайшего повеления я как повелитель в этой комнате высылаю вас отсюда до завтрашнего дня и накладываю на вас в наказание за проведённые здесь ночи постельный арест на одну ночь!

Бледные губы больного растянулись в улыбке. Впалые глаза засветились озорством. Он обеими руками обхватил шею отца, когда тот склонился над ним.

— Я подчиняюсь высочайшему приказанию в надежде, что и ты будешь спать, — произнёс отец тихо, поцеловав сына.

— Я буду спать.

Когда врач, выпроводив хозяина дома, вернулся к своему другу, тот лежал с закрытыми глазами, но тотчас открыл их.

— Это ты, Аурелий? Один?

— Да, дорогой!

— Ах, я себя опять так странно чувствую. Прямо плакать хочется.

— Плакать? У тебя что-нибудь болит?

— Нет, но мне чего-то очень не хватает. В душе моей так пусто и темно.

— Это твоё состояние рождает у тебя такие мысли, — успокоил его друг. — Болезнь сдерживает стремление твоего духа ввысь, угнетает его. Как только мы выйдем из этих четырёх стен, всё будет опять хорошо. Поверь мне.

— Нет, Аурелий. Подумать только, какие планы у нас были на будущее! Чего только я не хотел добиться в области химии, как я хотел прославить эту науку! И вот — одна лишь ошибка, незначительный шаг и — ужасная ночь… Если бы я умер тогда, моя гордая одарённая душа распалась бы в прах вместе с телом. Она превратилась бы в ничто, если бы не было вечности. А если есть вечность, что тогда ждёт за пределами этой земной жизни того, кто об этом не думал?

В комнате стало тихо.

— На эти вопросы, Никуша, я не могу дать тебе ответа, — сказал Аурелий печально. — Было время, когда для меня в этом отношении всё было ясно, но сейчас этого нет. Но не будем сегодня думать об этом. Ты ещё слишком слаб, чтобы решать такие вопросы. Когда ты поправишься совсем, мы вместе с тобой будем искать истину

— Правда? О, как я рад! Скажи мне только одно: ты веришь в вечность?

— Да, я верю, Никуша, потому что моя мать верила и жила для неё. И такая крепкая вера, какую она имела, когда умирала, не может быть напрасной.

— Видишь, вот и я верю и не могу избавиться от страха, от уверенности, что если бы я умер, вечность для меня стала бы страшной…

— Ах, не говори так, — перебил его доктор, вставая со стула. — И чтобы ты больше не предавался своим мрачным мыслям, я тебе лучше расскажу новость; пан Николай Орловский взял к себе свою внучку, и сегодня вечером они прибыли в Орлов. Так, по крайней мере, сообщил мне Раушер. Завтра вечером в Орлове должна быть свадьба. Адам Орловский женится на своей кузине.