А также бегает за каждой юбкой, занимается с женой арифметикой, берет взятки, выступает в парламенте, искусно лавирует между сильными мира сего, неизменно доказывая, что нет таких крепостей, которые бы не могла взять личность гармоничная, многогранная. Вся эта разнообразная деятельность нашла отражение в его Дневниках, которые Сэмюэль Пипс скрупулезно, изо дня в день вел на протяжении неполных десяти лет, с 1 января 1660 по 31 мая 1669 года, когда ему показалось, что он слепнет. В целях безопасности (у Пипса, вольнодумца и волокиты, были все основания бояться как гнева короля, так и ревности жены) он пользовался особым шифром по системе Томаса Шелтона, прочесть который удалось лишь в начале XIX века в результате многолетней и кропотливой работы, проделанной текстологом Джоном Смитом в библиотеке колледжа Магдалины. Дневники, которые насчитывают в общей сложности около полутора миллиона слов, были впервые изданы в сокращенном виде лордом Брейбруком в 1825 году и впоследствии неоднократно переиздавались. На сегодняшний день в Англии и США изданы и переизданы и многотомный «большой Пипс», и двухтомный «малый Пипс», а также множество всевозможных извлечений из Пипса, куда вошли наиболее интересные, характерные страницы его гигантского дневника, который в силу очевидных исторических параллелей — события и нравы 90-х годов конца XX века в России и 60–70-е годы XVII века в Англии имеют немало общего — может показаться российскому читателю небезынтересным, в чем-то даже поучительным.

Включенные в эту книгу дневниковые записи разделены нами по тематическому принципу на три основных раздела: «История», «Быт и нравы», «Человек», а каждый раздел, в свою очередь, — на подразделы. Так, в разделе «История» имеются подразделы: «Реставрация», «При дворе», «Дела государственные», «Война», «Пожар», «Чума». В разделе «Быт и нравы» — «Улица», «Развлечения», «Церковь» и т. д. В разделе «Человек», где главным действующим лицом является сам Пипс, — «Дом», «Дела семейные», «На службе у короля», «Досуг». Последний же подраздел содержит в себе даже подподразделы: «Книги», «Застолье», «Щеголь», «Сватовство» и прочие. Схематизм, искусственность подобной систематизации очевидны, вдобавок иногда нарушается хронология событий: лондонский пожар, к примеру, датируется, по Пипсу, началом сентября 1666 года, а начало первой войны с Голландией — июнем 1665 года, в нашей же книге события эти расставлены, так сказать, по «степени исторической значимости» в контексте «Дневников» — однако объясняется подобная композиционная вольность тем, что читателю, даже подготовленному, предстоит первое знакомство и с самим Пипсом, и с его эпохой, а в этом случае тематический принцип представляется нам более предпочтительным. Примечания даются постранично. Комментарии о многочисленных исторических персонажах, а также частных лицах, наиболее часто встречающихся в тексте Дневников, выделены в отдельную рубрику «Персоналии» и приводятся в конце книги в алфавитном порядке.

А. Ливергант

Реставрация[1]

С Божьей помощью на здоровье мне в конце прошлого года жаловаться не приходилось. Я жил в Экс-Ярде; кроме жены, служанки и меня, в доме никого не было. Положение в государстве таково. Охвостье[2] вернулось и вновь заседает; Монк со своей армией в Шотландии. Новый городской совет ведет себя наидостойнейшим образом: послал к Монку оруженосца, дабы ознакомить его со своим желанием иметь независимый и полный парламент — таковы надежды и чаянья всех.

Январь 1660 года

<…> В одиночестве отправился в Гилдхолл выяснить, прибыл уже Монк или нет, — и столкнулся с ним в дверях: он совещался с мэром и олдерменами.

«Да благословит Бог Ваше превосходительство!» — громко закричала толпа — такого крика я прежде не слыхивал ни разу. И то сказать, я собственными глазами видел, как многие давали солдатам выпивку и деньги, кричали: «Да благословит вас Бог» и говорили в их адрес необычайно добрые слова. Когда мы шли домой, на улицах жгли праздничные костры, слышен был звон колоколов церкви Сент Мэри-ле-Боу, да и других церквей тоже. Весь город, несмотря на поздний час — было без малого десять — ликовал. Только между церковью Святого Дунстана и Темпл-баром насчитал я четырнадцать костров. А на Стрэнд-бридж — еще тридцать один! На Кинг-стрит их было семь или восемь; всюду огонь, дым, жарят мясо и пьют за Охвостье — насадят огузок на палку и носятся по улицам. С Мейпола, на Стрэнде доносился стальной перезвон — это мясники, прежде чем пожертвовать огузки, стучали своими ножами. На Ладгейт-хилл один поворачивал вертел с насаженным на нем огузком, а другой, что было силы, колотил по нему палкой. Величие и вместе внезапность всего происходящего совершенно захватили мое воображение; казалось, целые улицы объяты пламенем, жарко было так, что порой нам приходилось останавливаться, ибо идти дальше было невмоготу.

11 февраля 1660 года

В Вестминстер — по воде; был у мистера Пинкни; показал мне Льва и Единорога[3] — все эти годы хранил их за печью в ожидании, когда же наконец возвратится король. Мы все возлагаем большие надежды на скорое возвращение государя.

5 марта 1660 года

<Мой господин>[4] справился, не соглашусь ли я выйти в море в качестве его секретаря; попросил меня обдумать его предложение. Заговорил со мной и о государственных делах, сказав, что на корабле ему понадобится человек, которому он мог бы довериться, а потому предпочел бы, чтобы поехал я. Мой господин очень надеется, что король вернется, о чем он и заговорил со мной, а также о том, какую любовь питает к королю народ и Сити, чему я был несказанно рад. Все теперь открыто пьют за здоровье государя, чего раньше делать не смели, разве что за закрытыми дверями.

Вторник на Масленой неделе, 6 марта 1660 года

Сегодня утром мой господин показал мне Декларацию короля и его письмо двум генералам[5], каковое следовало сообщить флоту. В письме этом государь обещает помиловать всех, кто займет свое место в парламенте в течение ближайших сорока дней, за исключением тех, от кого сам парламент в дальнейшем откажется. <…> Писалось письмо с 4 по 14 апреля в Бреде, на двенадцатом году его правления. По получении письма мой господин созвал Военный совет, мне же продиктовал, как следует проводить голосование, после чего все военачальники собрались на корабле, в кают-компании, где я зачитал письмо и Декларацию и где после ее обсуждения состоялось голосование. Ни один из членов совета не сказал «нет», хотя в душе, уверен, многие были против. Покончив с этим, я, вместе со своим господином и членами Военного совета, поднялся на палубу, где, изучив результаты тайного голосования, мы поинтересовались, что думают по этому поводу моряки, и все они в один голос закричали «Да хранит Бог короля Карла!» с величайшим воодушевлением.

На борту корабля, 3 мая 1660 года

Сегодня утром написал много писем и расписался на всех бюллетенях для голосования членов Военного совета — пусть, если их напечатают, там стоит и мое имя. Послал один бюллетень Долингу, приложив его к письму следующего содержания:

«Сэр, лишь тот, кто может представить себе флот (подобно нашему) во всей его красе, с трепещущими на ветру стягами, с грохотом орудий, с развевающимися лентами на матросских бескозырках и с криками «Vive le Roy»[6], несущимися с одного корабля на другой, способен постичь радость, с какой проходило голосование, то счастье, какое испытывал каждый, кто подписывал этот бюллетень. Остаюсь покорным слугой Вашим».