Ответом Хранительнице послужил разноголосый, но однозначно одобрительный гул. Арина не повернула головы к людям, что вразнобой выкрикивали подбадривания, но на ее скулах отчетливо проступил румянец.

«Черт! Чего они-то лезут! — с неприязнью подумал Борзов о выкрикивающих слова одобрения людях. — Что для них плохого Костян сделал? Чуть ли не виновником нападения тварей из него сделали. Разве что вертолет угнал, зараза! Это да, самое отвратительное из всего, что могло произойти! Но недооценил же я тебя, хантер!»

Генерал решил, что действовать сейчас нужно исключительно по-волевому. Вспомнить армейские будни. Давить неприятеля авторитетом.

Борзов нахмурился, разрубил воздух ладонью:

— Старшая Хранительница, вы с нами почти все время со дня основания Гарнизона. Почти три года. Ответьте мне, я хотя бы раз заставил людей пожалеть о том, что меня выбрали на роль… руководителя?!

Веселкова хмуро отвела взгляд, с неохотой ответила:

— Нет, генерал…

— Ни разу? — с напором спросил генерал.

— Вы ни разу… — сквозь зубы отчеканила Старшая Хранительница. — Вы ни разу не подали повода вас в чем-то заподозрить или не одобрить ваши поступки.

— Тогда почему вы сейчас упорно перегибаете палку?! — жестко спросил генерал.

— Перегибаю палку?! — впервые на лице Хранительницы явно проступила неприязнь и враждебность. — Вы называете жажду справедливости и желание вернуть украденное оборудование «перегибом палки»?! Генерал, я даже не знаю, что вам сказать на это! Не заставляйте нас думать, что…

Вперед вдруг вышел прапорщик Васильевич. Перекошенное лицо красноречиво говорило всем об эмоциональном возбуждении толстого вояки. Он затряс головой, отчего со своими тремя подбородками стал похож на воинствующего индюка, неразборчиво и пылко бросил:

— Хранительница, прошу вас более внимательно относиться к своим словам!

Веселкова смерила взглядом круглую, неряшливую фигуру прапорщика, едва не фыркнула. Но тем не менее ответила, с презрительной вежливостью процедив:

— Я думаю, что в теперешней ситуации некоторый накал позволителен. Однако я приму ваши слова к сведению.

Прапорщик дернулся, будто от удара, выпучил маслянистые глаза. Пухлые жирные губы поджались в щелочку. Арина тем временем продолжила:

— Я считаю, что мы должны организовать погоню…

— Погоню в «метели»? — смеясь, захрюкал Васильевич, вновь перебивая Хранительницу. — Да Керенский и сам там не выживет.

— Вы что не понимаете? — в упор спросила Веселкова. — Мне не столько важны беглецы, сколько украденные вещи! Они сейчас ценнее всего! А что касается Керенского — он специалист по выживанию в «метели»! Разве не так?!

Васильевич открыл рот, заметил холодный блеск глаз Хранительницы, с лязгом захлопнул. Видимо, устыдившись столь однозначной реакции, забормотал. Слова застряли где-то внутри, только по тряске нескольких подбородков можно было разобрать, что прапорщик что-то говорит. Но вопреки всему Веселкова услышала:

— А что нам понимать? В Уставе о понимании ничего не сказано… не положено…

Арина судорожно повела шеей, как неумеющий завязать галстук бизнесмен, подвигала плечами. Кожаная куртка натянулась, рельефно обрисовывая крутые шары плеч, высокую грудь, бицепсы.

— Генерал, вам решать, — с напором сказала Хранительница, с раздражением игнорируя бормочущего прапорщика. Волевым движением рубанула воздух и хлестко бросила: — Мнение нашей организации однозначно — виновный должен быть наказан.

На несколько мгновений в рубке повисла тишина. Каждый обдумывал свое. Так ли актуально сейчас, во время фактически разгромного поражения жителей Гарнизона, затевать карательную экспедицию? Рисковать оборудованием, броней, оружием! Людьми, в конце концов! Но и каждый, видя лицо генерала, сразу переводил взгляд на Хранительницу, и тут же поток мыслей менялся. Стоит ли сейчас, когда власть и движение народной воли в столь щекотливом положении, перечить Веселковой.

Борзов с кряхтением распрямил спину. И так давно утраченная гибкость тела сменилась намеренными по-стариковски угловатыми движениями. Обросшие жиром дряблые мускулы выставлены напоказ, живот больше не втянут. Генерал в очередной раз изменил тактику.

— Мы вас выслушали, Старшая Хранительница, впрочем, выслушали мы все мнения, — генерал обвел тяжелым, чуть умоляющим взглядом общество, словно убеждаясь, что никто не полезет со своими пятью копейками. Толстые пальцы извлекли клетчатый носовой платок, демонстративно протерли красную, одутловатую физиономию. Неторопливо затолкали скомканный платок обратно. — Я думаю, что сейчас единственное правильное решение — набрать группу добровольцев. Из Хранителей. В конце концов, именно для этого и существует ваша организация.

Веселкова сжала губы в полоску. Цель выпада Борзова очевидна. Подпустив в голос немного строгости, Арина вкрадчиво осведомилась:

— И в группу не будут включены хантеры? Специалисты в области выживания в «метели»?

Как бы хорошо ни владел собой генерал, даже ему стоило большого труда не усмехнуться. Бравада и попытка скрытой угрозы, или попросту «взятие на понт», не удалась.

— Нет. Не будут, — с каменным выражением, ровно ответил Борзов. Но решил чуть подсластить пилюлю. — Хантеры нужны сейчас Гарнизону больше, чем когда-либо. Нужно укреплять вентиляционные шахты. Привести в порядок двери и выходы. Мы не имеем права допускать даже малейшего шанса на второй прорыв тварей! А хантеры будут охранять работающих людей. Это мое последнее слово!

В рядах собравшихся родился одобрительный гул. Вырос, но под взглядами Хранительниц быстро увял, так и не добравшись до передних рядов. Впрочем, Веселкова и так поняла, что этот бой она проиграла. Сейчас Борзов сыграл абсолютно верно и люди на его стороне. Всем хочется безопасности. Мой дом — моя крепость. Людские желание всегда одинаковы — хлеба и зрелищ! Причем пусть другие бьются, а мы будем смотреть.

— Тогда я объявляю набор добровольцев, — сухо сказала Веселкова. Обернулась к людям, добавила: — Я первая вхожу в группу, если, конечно, она будет укомплектована.

На лицах людей сейчас было написано практически одно и то же. Бешеный ток мыслей. Если пойти сейчас с Хранительницей, значит, что при удачном исходе операции обретешь небывалое влияние и власть! Но можешь и погибнуть зазря. Выход в «метель» не прогулка по парку!

«Может, ты хоть в „метели“ сгинешь, курва!» — с ненавистью подумал Борзов, наблюдая за строгим лицом Веселковой.

Генерал понимал, что если Старшая Хранительница вернется из самоубийственного рейда с победой, власть в Гарнизоне окончательно перейдет к ней. Ее слово станет цениться больше, чем даже слова признанных ветеранов. А это конец.

Веселкова обводила собравшихся людей придирчивым взглядом, но те только опускали глаза. Никто не выступил вперед, не подал пример. Идти в самоубийственный карательный рейд никому не хотелось. Кроме риска, есть еще шанс навсегда оказаться в положении предателя, ведь хантеры по-прежнему остаются силой. Силой, с которой необходимо считаться!

Но вот в толпе возникло движение. Растолкав людей, вперед выступила болезненного вида симпатичная девушка. Карие глаза смотрят жестко и решительно. Бледное лицо с тенями под глазами, след бессонных ночей, кажется заостренным и осунувшимся из-за уродливого ежика. Но девушка держится бодро.

Виктория вышла вперед, безразлично сказала:

— Если Керенский и собирается уйти, ему это не удастся. Мы остановим предателя!

У генерала Борзова защемило сердце, а по спине поползли мурашки от ее тона.

Один за другим люди начали вызываться добровольцами, но Борзов по-прежнему не сводил взгляда с кровожадного выражения на лице Виктории Керенской…

Сознание медленно возвращалось. Вокруг царила кромешная тьма, а я плавал в ней, такой вязкой и тяжелой, что даже воздух врывался в легкие с трудом и болью. Вместе со способностью мыслить появились и чувства. Причем не самые приятные. Холод, сковавший одеревеневшие мышцы, и жуткая боль во всем теле. Такое ощущение, будто меня живьем пропустили через мясорубку. Отвратительная мягкость, странно сочетающаяся с одеревенением мускулов, добралась даже до кончиков пальцев.