После этого случая Наташа перестала работать вообще, уехав к себе в райцентр, а на моей прежней квартире поселились сестры-близнецы Коняевы, причем, они были непохожи друг на друга — одна из сестер была заметно полнее другой. Их стали называть Большой Конь и Малый Конь, так что я запомнила их по этим кличкам, а не по настоящим именам, самым обычным.

Охранником с нами ездил Эдик, который раньше работал с экипажем Ивана, но что–то там они с водителем не поделили, и Эдик оказался у нас. Он был неприятный и скользкий тип (правда, Валя говорила, что мне не понравился бы любой сменщик Вадика), и с ним мы несколько раз оказывались у ментов, которые тупо и подолгу нас использовали, и в эти дни мы оставались без заработка.

Вот и Новый 93-й год я встретила в отделении милиции, сделав три минета и дважды отдав свое юное тело в употребление на разбитом диванчике в приемной начальника. Хорошо хоть, что я догадалась прихватить с собой мокрые салфетки, которые недавно стали продаваться в Брянске вместе с памперсами, томпаксами и прочими полезностями. Менты не возражали, когда я обтирала их члены, перед тем, как брала в рот, а презервативы эта публика давала одеть без особенных проблем — боялись заболеть и со скандалом вылететь со службы.

Новогодний праздник объединял и делал всех людей друзьями, даже тех, кто друг друга презирали и боялись, как менты и мы. Поневоле запертые в отделении шлюхи и служители закона, которым надо было как–то украсить новогоднюю ночь, пили шампанское, желали всем счастья, здоровья и любви. При этом если бы кто–то из нас изъявил желание покинуть этих милых и добрых людей, бунтарку заперли бы в «обезьяннике», били бы, как преступницу, и не отпустили бы еще сутки, как минимум. Конечно, это все в теории, потому что никто на самом деле не пробовал бунтовать. Я только всматривалась в простые пьяные лица этих мужиков, одетых в форму, и сомневалась в себе и в своем жизненном выборе.

— За прекрасных дам! — провозглашал лейтенант, дежурный по отделению, а я думала, что, может быть, совсем ничего не понимаю в жизни, которая лишь бред, наваждение о том, что творится на другой планете, несчастной и обреченной, не моей родной…

Кстати, находясь в дежурке, я слышала, как много раз звонил телефон, какие–то люди срочно нуждались в защите и помощи, кого–то резали, грабили, насиловали, жгли, — рисовало мое воображение, а, может быть, это баловались подростки, нюхавшие растворитель, но телефон буквально разрывался, лейтенант же откинулся в рабочем кресле со спущенными брюками, курил сигареты «Магна» и сладостная щекотка в головке члена расходилась по его сытому и пьяному телу. Я нарочно ускоряла процесс, не улыбалась и не делала ничего такого, чтобы затянуть его оргазм хоть на секунду, а, когда добилась результата, отстранилась от него и ждала, пока он ответит на вызов. По счастью он встал с кресла и отвернулся от меня, чтобы поднять трубку, а я воспользовалась этим и выплюнула его сперму в угол казенной комнаты.

Звонок городского дежурного привел немного в чувство районных ментов, они начали суетиться, кто–то грузился в Уазик, чтобы ехать на вызов, а нас отпустили, усталых, злых, несчастных.

Мы собрались на квартире, где жили девочки, выпили, закусили. Вдруг приехал Палыч-Дед Мороз в красном халате поверх тулупа, привез нам водки, колбасы, всяких фруктов, он нас развеселил, и остаток ночи мы прилично набрались, пели и плясали. Помня, что Палыч так и не обрел партнерши после исчезновения Марины, я подмигнула Вале, и мы устроили курс молодого бойца для Коней, а Палыч, полностью раздетый, исполнял роль сержанта в учебке.

Света куда–то ушла, наверное, на праздничное свидание, а мы с Валькой сидели на ее кровати, курили и пили водку с апельсиновым соком. Напротив нас, на моей бывшей постели голые сестры облепили тучное тело Палыча.

— Слушай, Сонька, — вдруг сказала Валя. — Я не думала, что Кони тебя так сразу послушают. Вот я их толком построить не могу, а ведь ты младше всех нас, как тебе удается?

— Это врожденный талант, — сказала я самодовольно. Признаюсь, мне было очень приятно услышать такое. И захотелось отблагодарить Валю: — Знаешь, я вот уверена, что добьюсь в жизни чего–то стоящего. Не так, как Светка, мужика снять, или там Милка, которая к пахану приклеилась. А по-настоящему добьюсь. Обещаю тебе! — водка и воображение всерьез увлекли меня: — И ты только не толстей, Валюха, я тебя прошу, сохрани форму, ты ведь красивая, классная, я так твою грудь люблю…

— Что ты несешь, малолетка? — Валя не понимала моего энтузиазма, а я уже закусила удила.

— Да не как мужик, дурная, — говорю, — ты просто вся такая красивая, у тебя такое тело, кожа твоя пахнет, как молоко парное. Если б я мужиком была, влюбилась бы в тебя, а так — помогу тебе, как подруге, самой лучшей, ведь у меня ближе подруги нет, чем ты.

— Ты пьяная, Сонька, мать твою, — смеялась Валя. — Ты б себя по-трезвому услышала, час бы ржала…

— Запомни этот разговор, — я придвинулась вплотную к Вале и обняла ее. — Хорошо запомни эту новогоднюю ночь с ментами и мои слова. Больше ничего тебе не скажу, подумаешь, что я пьяная.

Я встала, ощущая возбуждение и прилив сил, подошла к своей бывшей кровати. Обняла Коня Малого, оседлавшего Палыча в позе наездницы:

— Ну, кто ж так подмахивает? Это как танцуешь, ритм держи, потом бедрами работай, работай.

Конь Малый послушала меня и у нее пошло красивее, а я положила руки ей на талию и задавала темп.

— Сама бы села, да показала, — вякнула Конь Большой, оторвав губы от седой груди Палыча.

— И правда, Сонька, заменила бы новенькую, показала бы класс, — задыхаясь, проговорил наш сержант, тиская груди обеих Коней.

— Это не по уставу, — засмеялась я. — Так молодежь вовек ничему не научится.

Под утро Палыч отвез меня домой к Вадику, я приняла ванну, высушила волосы, и, завершив дежурные гигиенические процедуры, поехала в больницу. Выздоровление шло медленно, Вадик почти все время спал и жаловался на то, что стал плохо видеть. Что–то произошло у него в голове, и врачи не могли определить, что именно. Три перелома конечностей были не так опасны, они заживали своим чередом.

Я помыла Вадика, постаралась накормить его, но он снова уснул, а я отправилась к Мальвине.

Контора только открылась, охранник Ваня встретил меня в дверях, выдохнув перегар мне в лицо. В первый день года никто желанием работать не горел, но в блядском бизнесе порядка было побольше, чем в других отраслях российской экономики, и диспетчер оказалась на месте.

— С Новым Годом! — сказала я и села напротив Мальвины, которая пила чай на диване, подвернув под себя толстые ноги в шерстяных колготках.

— И тебя по тому же месту, — отозвалась она. Вид у нее был неважнецкий. — Пришла поздравить меня?

— Ну да, — сказала я. — И еще добавить, что Эдик выслуживается перед ментами. Я уверена, что он им стучит.

— Почему? — спросила Мальвина.

— Менты говорили вещи, которые могли узнать только от кого–то из наших, — сказала я. — Они пьяные болтали языками, и они знают наши адреса: твой и квартир, где живут девочки.

— Точно? — сверкнула злым глазом Мальвина.

— Шолохова 17, я там в жизни не была. Это адрес девчонок, которые ездят с Иваном, и объясни мне как–нибудь по-другому, откуда менты знают это место.

Я сказала серьезные вещи, достаточные для того, чтобы нажить смертельного врага, но я была уверена в своих словах. Менты, конечно, имеют с конторы свою мзду, но нередко у них проводятся спецрейды или приезжают комиссии, они получают головомойки от начальства, и тогда им надо показывать результаты работы. А вломиться в квартиру, где живут безобидные шлюхи, намного легче, чем накрыть наркопритон вместе с владельцами, или найти склад оружия, или ворваться на хазу к беглым уркам. Результат же операции на столе у начальства выглядит почти столь же весомой бумажкой. Так стоит ли напрягаться и выявлять действительно опасных преступников?

Мне пришлось повторить сказанное перед одним из Климовских звеньевых, тридцатилетним бандитом, уже знакомым по какому–то из первых «субботников». Он тоже вспомнил меня, но отнесся серьезно, не предлагая по ходу отсосать или трахнуться. Похоже, мои слова попали на подготовленную почву, да и братва вечно сидит на измене, подозревая всех в предательстве и стукачестве.