Джим завел электронную музыку, и я впервые оказалась в постели с женщиной. Оксана небрежно вытерлась после душа, ее спина и ноги были влажными, когда мы начали изображать неземную страсть на Джимовой широкой кровати. Сам хозяин смотрел на нас, улыбаясь, в руке у него переливался в широком стакане коричневый дринк, наверное, виски, а я думала, что действо мне напоминает какой–то дешевый порнофильм. Интересно, что когда меня охаживали отечественные самцы, подобная мысль не приходила мне в голову — видимо то оставалось для меня элементом не фильма, а кондовой российской жизни. Здесь же было все слишком понарошку: сначала я, взвалив на себя бремя лидера, пыталась ласкать Оксану, но та прошептала, что я ни черта не умею и перевернула меня на живот. Ее руки и язык пробежались по моей спине, ягодицам, и дошли до пяток. Вдруг я вспомнила, что это же самое проделывал со мной Вадик. Мысль настолько меня возбудила, что, перевернувшись, я уже была вся мокрая, когда Оксанин язычок нырнул мне между ног. Не хочется писать о «сладостной истоме» и «приливе счастья», но поверьте, Оксана была в сто раз опытнее Вадика и знала все сокровенные точки женского тела. Да я самая настоящая лесбиянка, сообразила я, когда волна схлынула. Возбужденный член Джима вдруг возник перед моим лицом, и на меня брызнула сперма. Я закрыла глаза, сомневаясь, надо ему помочь или нет, но умница Оксана опередила мое замешательство и умелым языком вылизала все достоинство американца, а потом вдобавок и мое лицо.

— Черт возьми, подруга, — сказала я, когда мы вместе принимали душ. — Похоже, ты и в самом деле вошла во вкус этого спектакля.

— Мне нравится, когда и тебе хорошо, — мурлыкнула Оксана.

— Научишь меня, чтобы я тебе тоже сделала? — закинула я сквозь зубы, намыливая лицо.

— Конечно, Сонечка, — одна ее рука проникла ко мне между ног и начала мыть, а другая направляла струю воды.

— Врать не буду, — сказала я растерянно, — мне это, кажется, по кайфу.

— Я знаю, — шепнула Оксана мне в ухо. — Я люблю тебя, маленькая сучка.

Неужели это происходит со мной? Я пыталась взглянуть на нас со стороны и видела двух зябнущих шлюшек в коротких юбках, которым не терпится забраться в теплую машину, теплую постель, ощутить хоть какое–то суррогатное тепло в холодном и злом городе, где тоска и надежды перемешались в миллионах ячеек жилищ, где умирают из–за денег достойные люди, а подонки рвутся к власти по трупам. Что мы можем изменить в злобном круговороте жадности и похоти, во что сами превращаемся? И что могу лично я?

Номер Толика не отвечал, прошел еще один осенний день. На следующий он взял трубку, но оказался загружен делами. Встретились мы еще через два дня, и он сразу взял мое равнодушное тело на ковре перед телевизором.

— Как наш вопрос? — спросила я после душа, сидя на диване с чашечкой кофе в руке.

— Какой вопрос? — не понял Толик.

— Ну, коммерс из «Компьютрейда», который своего дольщика заказал.

— А-а, — протянул Толик. — Забыл совсем. Наверное, фуфло какое–то, — он махнул своей здоровенной рукой. — Не до этого сейчас, дел невпроворот.

Меня непросто было обидеть после всего, что я пережила за прошедшие годы. Я знала, как отгородиться щитом презрения от клиентов, сутенеров, шлюх, бандитов, таксистов, ментов, нищих, отморозков, кавказцев, — словом, всех, кто мог думать, что ему под силу унизить меня. Тем больше меня задел этот жест Толика, его пренебрежение к тайне, которую я выложила ему, надеясь на его участие. Какой идиоткой я, должно быть, выглядела — со своими надеждами и хитрыми дедуктивными рассуждениями перед глыбой мяса, которой вздумалось бесплатно попользоваться мной под видом старой дружбы. Какая вообще может быть дружба между бандитом и шалавой?

— Чего молчишь, малая? — я еле сдерживала слезы, и Толик решил подбодрить меня: — Пошли, может, пообедаем где–нибудь?

Тут я представила, что, незримый, за мной наблюдает Егор, и слезы все–таки покатились из моих глаз. Я выбежала на кухню, где поставила, наконец, кофейную чашку и дала волю слезам. Толик подошел сзади и обнял меня:

— Ну, чего ты, малыш, не реви, не надо. — Его сильные руки сдавили мне дыхание. — Если тебе это так важно, я позвоню прямо сейчас, по дороге. Мы же идем обедать?

Мне хотелось послать его подальше и убраться из его дома, но более достойного человека, которому бы я могла поведать тайну смерти Егора, рядом не было, и я заставила себя успокоиться.

— Я не голодна, — соврала я. — Ты все испортишь, если позвонишь без подготовки. Хочешь отделаться от меня — лучше скажи прямо.

— Какой еще подготовки?

Я вытерла слезы, размазывая макияж, и повернулась к нему.

— Звонить надо так, чтобы одновременно наблюдать за офисом. Я уверена, что Толгуев не выдержит и бросится перезванивать тем, через кого он делал заказ. Но из офисного телефона это стремно, поэтому он выйдет, чтобы звонить из нейтрального места. Тут надо его перехватить и вывезти куда–нибудь, чтобы под прессом он раскололся до жопы, выл и ползал на коленях. Тогда он согласится на любые условия.

— Блин, Сонька, я… — Толик не мог подобрать слов. — Откуда это у тебя? Ты рассуждаешь не как…

— Блядь, — закончила я за него. — Мои рассуждения останутся пустышкой, если за ними не будет тебя. Ты — реальная сила, вместе нам все по плечу.

Я нашла в себе силы улыбнуться. Толик потянулся ко мне и стал целовать, но дежурное совокупление как раз сейчас было бы мне отвратительно. Я напрягла руки и отстранила его.

— Так что, я могу на тебя рассчитывать?

— Мы же друзья, — сказал Толик. — Конечно, можешь. Только откуда тебе знать, что он именно так себя поведет?

— Я пытаюсь ставить себя на его место, — объяснила я. — Обычно у меня это неплохо получается.

— Ты еще и психолог, — заулыбался Толик. — Давай только, я расскажу пацанам, что это я сам придумал, а ты только давала информацию. Иначе они не подпишутся.

— Конечно, это ты придумал, — согласилась я. — Мне лавры ни к чему, лишь бы дело прошло, как надо.

— И что ты хочешь лично для себя со всего этого?

— Половину твоей доли, — храбро сказала я, — и голову этого гада.

Толик присвистнул и опустился на кухонный табурет рядом с холодильником. Потом потер ладонями виски.

— Мочить его? — удивленно сказал он. — За какие бабки–то хоть?

— Только не говори, что тебе запрещают моральные устои, — я сама поражалась холодной злобе, звучавшей в моих словах. — Там, я знаю, в банке висит три десятка зелени, под которые он собирается брать кредит. Пускай обналичивает. А жить он по делам своим не заслужил.

— Четверть моей доли, — Толик поднял холодные серые глаза. — И за мочилово не отвечаю — будем действовать по обстоятельствам.

Я и не понимала, какую ответственность взвалила на себя, соглашаясь с условиями бандита. Лишь увидев бритого Джозефа с глазами садиста и Хохла, который заметно нервничал, я перепугалась не на шутку. Кто я такая была для этих парней, впитавших насилие с детства, как материнское молоко? Только непонятная симпатия Толика охраняла меня от того, чтобы быть убитой и закопанной вместе с Толгуевым в случае запланированного исхода этого дела.

Но отступать было некуда.

Следующим утром я, снова таки после бессонной ночи, встретилась с бандитами и заняла место в машине у офиса «Компьютраста». Я помнила Руслана по фотографиям, которые мне показывал Егор, и одна могла его узнать. А народу у высокого административного здания на проспекте Вернадского, где размещалась Егорова фирма, было полно. Я знала, что Толик уже позвонил, и жутко волновалась, что выйдет из моей затеи. Вдобавок пошел мокрый снег, и сквозь тонированные стекла машины ничего нельзя было толком разглядеть.

— Я подойду поближе, — сказала я. — Отсюда плохо видно.

— Смотри, по ходу не сними кого–нибудь, — Хохол, сидевший за рулем, издал нервный смешок.

— Заткнись, — оборвал Джозеф, поворачиваясь назад. — Как ты дашь нам знать, что он вышел?

— Пойду за ним, — сказала я. — Вы поймете, когда я переложу сумку в правую руку.