— Метр восемьдесят, ноги от зубов растут, и тоже из наших, — ответил он. Я услышала недовольное женское бормотание в трубке и поняла, что девушка с ним в постели.

— Чем занималась, говоришь?

— Прыжки в высоту. Высокие планки, понимаешь, ставит по жизни.

— А, это хорошо, — откликнулась я. — Не завали планку–то.

Толик снова рассмеялся. Я повесила трубку, и на душе у меня было пусто и одиноко.

Не изобрели еще у нас метод борьбы с этим недугом лучший, нежели пара-тройка веселящих стаканов с пойлом под названием коктейль. Я заказала себе уже третий под модную в те времена музыку гранж, сидя в клубе, о котором узнала в рекламной листовке. Эту листовку засунули под дворник моей машины, и я, прочитав, что в этот день недели для девушек вход бесплатный, решила, что, собственно, почему бы и нет?

Я почти перестала ненавидеть окружающий меня мир, потому что некогда мне посчастливилось встретить Егора Самарина. То, что он жил в этом городе, сделало и меня более терпимой к Москве, и порой мне казалось, что я стала старше, пусть не на все двадцать пять, но на какие–то годы, которые нас разделяли. Насколько более убогим оказался мой мир, когда в нем больше не было Егора. Чем не подходящие мысли для человека, в одиночку пьющего под музыку гранж?

Вот так, очень весело, просидела я у барной стойки более часа, и успела изучить народ, который тусовался поблизости. Пару раз поддатые парни пытались меня снять, но их незатейливые шутки и красноречивые взгляды слишком топорно обнаруживали возможные последствия общения с ними, и я холодно цедила дежурные слова отказа. Хотя из–за шума мои слова и слышны–то не были. Несчастные люди, мы, слов которых никогда не слышат. А намного ли счастливее те, чьи слова пусть и слышат, но тут же забывают?

Никто примечательный так и не возник на горизонте, да я и сама не слишком представляла, кого бы мне хотелось увидеть. Возможно, был виноват алкоголь, может быть, красные дни календаря, из–за которых я взяла выходной, но во мне накапливалось раздражение, и я выплеснула его на бармена, который подал мне четвертую «маргариту», не заполнив стакан даже на две трети.

— Не надо нервничать, девушка, — бармен в просторном свитере, потрясая в такт музыке сосульками длинных волос, долил мой стакан и снова поставил его передо мной. — От этого красота пропадает.

Я едва расслышала слова из–за напора децибелов, от которых дрожала стойка. В самом деле, чего я взбеленилась? Каждый зарабатывает, как может. Уж мне ли не знать, что проститутка разбавляет время в постели разговорами, чтобы ее не трахали целый час непрерывно. Бармен же недоливает выпивку. Заправщик разбавляет бензин, а в словах политиков смысла в процентном отношении еще меньше, чем октанового показателя в топливе, или там ликера в моем коктейле. Все мы потихоньку жульничаем, урывая чужие куски, но разве это главное в жизни?

— Хочешь потанцевать? — спросил меня молодой парень, едва ли старше меня возрастом.

— Сначала выпьем, — отозвалась я, показывая на соседний со мной высокий барный стул с полукруглой спинкой.

— Легко, — улыбнулся парень и запрыгнул на сидение.

Он был невысок ростом, худощав и одет во все черное. Пожалуй, он скорее походил на яппи, заглянувшего на чужую территорию, чем на небрежно одетого завсегдатая тусовки в стиле гранж. Лицо его было самым непримечательным и могло принадлежать кому угодно. Красила парня его улыбка, которая была немного ехидной, но от этого не утрачивала обаяния.

— Я Артур, — сказал он и повернулся к бару. — Черного русского! — крикнул парень, чтобы быть услышанным в грохоте.

— Тебе заказать? — спросил он у меня.

— У меня есть, — ответила я, наклоняясь к нему, чтобы не кричать.

— Как тебя зовут?

— Гиневра.

— Что?

— Гиневра, — повторила я. — Если ты Артур, то я буду Гиневра.

— Ну что ж, приятно познакомиться, — широко улыбнулся он, и мы сдвинули стаканы.

— Не каждый день встречаешь свою судьбу, — он поставил наполовину выпитый стакан.

— Я еще не твоя судьба, — сказала я.

— Но не против ею стать?

— Только, если ты уже извлек из камня свой меч и занял подобающее место за Круглым столом.

— Мой меч не знает отдыха, — продолжал подыгрывать Артур, — днем, а в особенности ночью.

— Этим похваляются все простые смертные, — вздохнула я. — Как мне знать, что ты особенный?

— За особенных! — Артур ловко увильнул от ответа и, чокнувшись, мы допили наши коктейли. — Так что, потанцуем?

Нельзя сказать, чтобы танцы совсем не доставили мне удовольствия, но пришлось дважды пудрить носик в туалете, и под конец громкая музыка прилично меня утомила.

— Прогуляемся, Гиневра? — Артур почувствовал мое настроение, и мы с ним вышли в прохладную весеннюю ночь.

— Куда пойдем? — спросил он, запахивая черный плащ из тонкой лайковой кожи.

— Просто пойдем, — сказала я и кивнула в направлении Проспекта Мира, который зажег перед нами огни фонарей.

— Давно я так просто не гулял с девушкой, — сказал Артур.

— Давно я так просто не гуляла с юношей, — отозвалась я, ни в чем не погрешив против истины.

— Язычок у тебя проворный.

— Он двигается естественно, — сказала я. — Не люблю притворяться.

— Это мне в тебе и понравилось.

— Больше, чем скромность и красота?

— Да, — сказал Артур серьезно. — Может, расскажешь немного о себе?

— Я родилась в замке батюшки моего, короля Гвендолина, и с детства меня обучали пению, игре на лютне и вышиванию, — начала я. Артур, как ни странно, слушал. — Мои братья были отважные рыцари, они вместе с отцом ушли на войну, когда в края наши вторглось войско ирландцев, и мы с матушкой остались одни в опустевшем замке. Известие о поражении и гибели всех мужчин в нашем роду принес нам старый монах, и он же посоветовал мне искать приют в обители, что на мысе Дракона. С тех самых пор жизнь моя протекает в молитвах и чтении старинных рукописей, которыми полнится библиотека монастыря.

— Грустная история, — сказал Артур.

— Да уж, — сказала я, — но есть надежда, что некий рыцарь, одолев множество врагов, явится однажды под стены обители, и его образ наполнит любовью сердце бедной принцессы.

— Я мало похож на рыцаря, — сказал Артур, — и до этого дня я жил не столь романтически. Но ты мне нравишься, принцесса.

— Как ни одна другая до меня? — спросила я.

— Не знаю, — ответил он. — Здесь вообще–то Москва 96-го, и ты, прости, кажешься немного сумасшедшей.

Я искренне рассмеялась. Артур подошел ближе, из его рта в холодном воздухе выходил пар.

— Да, это так, — закончила я смеяться, — именно здесь–то у нас нормальный мир, в котором придурки в бордовых пиджаках воруют банковские кредиты и считают себя повелителями Вселенной, очень удивляясь, когда наутро становятся дохлыми трупами. Правильный такой мир, который выталкивает молоденьких сирот на панель, вырезает донорские почки у детей, и посылает на смерть сопливых мальчишек в хаки.

— Ты права, права, — примирительно сказал Артур, но я выпила довольно много в этот вечер, и мне нужно было выговориться.

— Наверное, тебе хотелось бы, чтобы я немного повыебывалась со своими фантазиями, а потом ты, конечно, обнял бы меня, и мы составили зверя о двух головах и спинах. Это такой у тебя сценарий, и он не кажется тебе скучным? Нет? Любые отклонения ты считаешь признаками идиотизма, а сам всегда безупречен и логика тебя не подводит? По-твоему, если ты молод, хорошо одет и у тебя французский одеколон, то я уже автоматически должна стать твоей?

— Ладно, — Артур, кажется, начинал злиться, значит, я расшевелила–таки его. — Ты–то сама чего хочешь? Я не готов играть в ролевые игры про принцесс и героев, и что дальше? Может быть, я еще плохо тебя знаю, может, у меня другое настроение на сегодня, но ты–то чего злишься? Мы же ничем друг другу не обязаны…

— Вот именно, — понуро сказала я.

— Если хочешь, давай разойдемся, — сказал он уже более спокойно.