— А я об этом. Слушай, мы же договорились — ведь правда? Я обещал редактору, что покажу вам мой город. Я и показываю. Чего не хватает?

— Я хочу, чтобы ты не относился ко мне вот так…

Разговор становился утомительным. Я допил свое пиво, поставил пустую бутылку на стойку и улыбнулся барменше одной из своих самых ослепительных улыбок:

— Спасибо.

— Не за что, Илья. Приходи еще.

— Ты куда? — спросила Дебби. Судя по ее лицу, она жаждала продолжить выяснение отношений. Господи, избавь меня от пьяных женщин отныне и вовеки. Пожалуйста.

— Н-ну, как тебе сказать… Мы ведь все-таки пиво пили. Догадываешься?

— Но ты вернешься сюда?

— Очень надеюсь, что мне повезет не остаться там, куда я иду, насовсем.

Я подарил Дебби все, что осталось от моих ослепительных улыбок, и пошагал в сторону уборной.

Проходя мимо комнаты для гадания, я заглянул вовнутрь. Игроки увлеченно раскладывали Младший Аркан. Я поискал глазами ирландцев. Брайан о чем-то шептался с парнем в кожаной куртке и с бородой а-ля Че Гевара, а вот Мартин… Мартина в комнате не было. «Интересно, — улыбнулся я про себя. — Куда девался мой основной подозреваемый?»

Уборные в нежилых квартирах на Пушкинской особым комфортом не отличались. Обвалившаяся кафельная плитка на стенах, с потолков свисают здоровенные куски штукатурки, унитаз и ванна поставлены друг к дружке впритык.

Я зашел в узкую комнатушку, зажег свет, накинул на дверь крючок, повернулся, и…

Сперва я решил, что от яркого света после полумрака галереи у меня перед глазами плывут пятна. Однако, присмотревшись, убедился — то, что я увидел, действительно существует. И тогда мне захотелось закричать. По-волчьи завыть от отчаяния.

Старая и грязная ванная галереи Саши Минуса была вся, до краев, налита кровью. Самой настоящей — еще не свернувшейся, черной и густой кровью. А посреди ванной… Посреди ванной торчало нечто жуткое. То ли колено, то ли чья-то спина.

Я прислонился к стене и закрыл глаза. Опять? Второй раз за два дня? Кто теперь? Я прекрасно понимал, что нужно подойти и рассмотреть, кто именно лежит, зарезанный и, может быть, обезглавленный, в этой ванне, но вместо этого, не открывая глаз, нащупал рукой крючок и на ватных ногах вышел в коридор.

Судя по выражению лица Дебби, выглядел я не блестяще.

— Эй, Стогов, тебе что — плохо?

— Когда ты последний раз видела Мартина? — чувствуя, как внезапно сел у меня голос, спросил я вместо ответа.

— Н-ну не знаю… Когда все входили в комнату.

— А потом?

— А потом этот твой извращенец полез ко мне со своими предложениями, и я ушла.

— Я не об этом. Куда потом делся Мартин?

— Я не знаю. Не видела. Да что случилось-то?

Времени объяснять у меня не было. Я судорожно пытался вспомнить телефон капитана. Служебный это был телефон или домашний? И если служебный — то окажется ли он на месте?

— Лена, — позвал я барменшу. — У вас в галерее есть телефон?

— Откуда? — лениво улыбнулась еще ни о чем не подозревавшая Лена. — Ты же знаешь — в расселенных домах всю связь вырубают.

— А где здесь поблизости автомат?

— На углу с Невским. Что-то случилось? — начала понемногу догадываться она.

— Да, случилось. Скажи Саше, пусть закроет дверь и никого не выпускает из галереи.

— Погоди, Илья, ты что — серьезно? Объясни, что произошло.

— Нет времени объяснять. Там в ванне… — Я сглотнул и на мгновение почувствовал, что просто физически не могу произнести ЭТО. — Там в ванне лежит чей-то труп.

Лена и Деирдре, слушавшая наш разговор, одинаковым, чисто женским жестом прижали ладони к губам.

— У нас? В нашей ванной?

— Да.

— Не может быть.

— Сходи и убедись. Но сначала предупреди Сашу. Я пошел звонить в милицию.

Не обращая внимания на мои слова, Лена рванулась в сторону туалета.

В принципе я ожидал услышать ее реакцию. Не увидеть — дверь в санузел находилась за причудливым изгибом коридора, — а именно услышать. Крик ужаса, звуки рыданий, стук от падения, если она вдруг потеряет сознание… Я и услышал — но совсем не то, что ожидал.

Держась за живот и корчась от хохота, Лена показалась из-за поворота. Смеялась она так долго, что я успел испугаться — а уж не сошла ли она внезапно с ума? Говорят, такое бывает.

— Стогов, — наконец смогла произнести она, — ты совсем до ручки допился или тебя просто на шутки ближе к утру потянуло?

Я ошарашенно молчал.

— Какая кровь? Какие трупы? Иди проспись, алкоголик!

Я смотрел на нее и не мог ничего понять.

— У нас послезавтра вернисаж, — отхохотав, наконец сказала она. — Я покрывало с дивана из бара замочила.

— Ты — что?

— Покрывало замочила. К нам в галерею немцы приедут, хотят купить несколько Сашиных работ. Чтобы их встретить по-человечески, я решила постирать покрывало. А оно бордовое, залиняло и всю воду окрасило… Нет, Стогов, тебе пить совсем нельзя. Труп, видите ли, он в ванне обнаружил!

Дебби и Лена покатывались от хохота и чуть не падали с ног. Смеялись они так громко, что из гадального салона начали выглядывать гости.

«М-да, — подумал я. — Давненько я не оказывался в настолько дурацкой ситуации».

8

Как и собирался, всю первую половину среды я посвятил тому, чтобы дописать свою кровавую новеллу о серийном убийце с Лиговки. Съездил в Генпрокуратуру, дожал-таки неразговорчивого следователя, и, хотя мысли постоянно вертелись вокруг другого преступления, материал получился вроде бы ничего.

— Стогов, — сказала ответственный секретарь Ира, выдохнув в атмосферу очередную порцию вонючего сигарного дыма, — ты у нас гений. Всем бы так, как ты, работать.

— Скажи Степашину, чтобы прибавил мне зарплату.

Мы обсудили с ней, куда посылать фотокора и что лучше всего снимать, и Ира спросила, не желаю ли я заявить какую-нибудь тему на следующий номер.

— Не желаю, — сказал я. — Времени нет.

— Что так? — удивилась Ира.

— А ты не слышала? Мне наш душка редактор варягов подсунул. Из Ирландии.

— А-а, да-да, — покивала головой она. — Видела я этих варягов. Несколько парней и девица с четвертым размером груди. Наши верстальщики чуть шеи не свернули, когда она позавчера по коридору болталась… Осокина на нее нет. Да будет земля ему пухом.

— Уже и ты про Осокина слышала?

— Все слышали… — скорбно изрекла Ира. — Бедный Леша.

Всю дорогу до своего кабинета я пытался сообразить: неужели Осокин оказался настолько всеяден, что успел затащить в постель даже такое бесполое существо, как секретарь издания Ира?

В кабинете я скинул плащ, взгромоздил ноги на стол и наконец закурил. Из висевшего на стене зеркала на меня смотрело небритое лицо, напоминающее моток колючей проволоки, который неожиданно решил дать побеги. Выглядел я устало и потрепанно. Я поскреб щетину и с сожалением подумал, что скорее всего сегодня мне опять не удастся ни побриться, ни толком поваляться в ванне.

Интересно — почему все эти чудеса и куролесы происходят именно со мной? Собирался ведь Степашин отдать варягов Осокину. Не залети он так вовремя в больницу, и сейчас не я жаловался бы Леше на то, что жизнь моя до идиотизма похожа на голливудский боевик, а он мне. Так ведь нет. Осокин в последний момент рокировался на больничную койку, откуда не позже чем через неделю свежий и отдохнувший вернется к привычной жизни. А вот я…

Который раз за последние двое суток я вспомнил: неловко уткнувшийся лицом в рельсы Шон, а над ним — забрызганный кровью Мартин и надсадно орущий Брайан. Кто из них? Кто, черт подери, из них двоих? Мартин или Брайан?

Оно конечно, последние несколько лет я только и делаю, что сую нос во всякие неподходящие места (коллеги из других изданий гордо именуют такой образ жизни «журналистское расследование»). Однако сказать, что распутывать убийства стало для меня привычным занятием, было бы преувеличением. Не стало. Тем более распутывать убийство, в котором, случись что, могут запросто обвинить и меня самого.