— Никогда не любил больших рейвов, — выдохнул Брайан, когда мы, взяв по сто пятьдесят граммов джина, отыскали наконец свободный столик.

— Разве это большой рейв? — фыркнула Дебби. — Вот, помню, в Корке…

Прихлебывая джин, она рассказала, как обстоят дела с большими рейвами в ее родном городе.

— Сколько, интересно, там в зале народу? — задумчиво сказал Мартин. — Человек пятьсот?

— Больше, — уверенно сказал Брайан.

— Интересно, а где здесь крокодилы? — сказала, оглядываясь, Дебби. — В программке были обещаны крокодилы. Если их не будет, я напишу про организаторов этой вечеринки такую статью, что они еще пожалеют о своем наглом вранье.

— Пару лет назад я был в Бомбее, — сказал Брайан. — Это в Индии, если вы не в курсе. Там в Национальном музее есть стенд, на котором лежат всякие бусы и браслеты — общим весом больше восемнадцати килограммов. Все эти украшения индусы вынули из желудка всего одного гангского аллигатора. Представляете?

— Он что — сожрал столько женщин? — лениво ужаснулась Дебби.

— Ага.

— Живых?

— На самом деле нет, — с сожалением сказал Брайан. — Просто индусы не хоронят своих покойников, а бросают их в священные реки. А там — крокодилы. Рыбу им ловить лень, вот и жрут мертвечину.

— Я-то думала… — вздохнула Дебби.

Брайан рассказывал о том, как тогда же в Индии он ел шашлык из крокодильего мяса («Жиру — ни капельки, одно мясо. И холестерина — ни грамма. Очень полезное мясо…»), а я смотрел на Дебби — на ее не успевшие высохнуть волосы, на то, как она, глубоко затягиваясь, курит, — и не мог понять: почему именно она? Что такого узнал про нее капитан, после чего основной подозреваемой стала именно она? Отчего-то мне было страшно поверить в то, что она могла быть убийцей.

— …А еще я как-то ел гигантского омара, фаршированного красной икрой, — закончил свою историю Брайан. — Только это было уже не в Бомбее, а в Лос-Анджелесе. После колледжа я прожил там целых восемь месяцев.

— О чем ты задумался? — обернулась ко мне Дебби.

Я затушил сигарету в пепельнице и, морщась от бьющего в уши звука, сказал, что ни о чем особенно и не задумался. Сижу себе, слушаю.

Мартин недовольным взглядом обвел тесноватый бар, наскоро переделанный из террариума.

— Все-таки в те времена, когда я ходил на танцы, — сказал он, — все было немного иначе.

— Хуже или лучше? — спросил я просто для того, чтобы не показать, что думаю о чем-то своем.

— Не хуже и не лучше. Просто иначе. Музыка не была такой громкой. Тексты песен не были такими примитивными. И танцы не устраивались ни в зоопарке, ни на центральных площадях городов… Были дискотеки, на которых мы танцевали, — нам этого хватало.

— Сколько тебе лет? — улыбнулась Дебби.

— Двадцать семь.

— Всего? Ты говоришь, как мой отец. «Вот мы в шестьдесят восьмом…» Терпеть не могу таких разговоров. Ты еще заори «Sex, Drugs, Rock-n-Roll».

— А что? Неплохой девиз, — сказал Мартин. — Только «drugs»^[24] я бы заменил на алкоголь.

— Знаешь, — усмехнулась Дебби, — очень интересно, что ты сказал именно так. Когда я только-только начинала заниматься сексуальной социологией, я много ходила по рейверским клубам, смотрела на молодых ребят, слушала их разговоры…

— Следила за тем, как именно они будут затаскивать тебя в постель? — съязвил Брайан.

— Некоторых я затаскивала сама. Но если бы встретила тебя, то не стала бы тратить силы… Так вот, один парень тогда сказал мне, что девиз поколения его приятелей звучит приблизительно так: «Без рок-н-ролла, без секса, без алкоголя». Нынешние молодые люди не любят все то, что любишь ты, Мартин.

— Ты имеешь в виду, что они предпочитают здоровый образ жизни?

— Нет, я имею в виду, что они предпочитают наркотики.

— Хм… — задумался Мартин, — может быть, я действительно отстал от жизни… Ну, допустим, с алкоголем и рок-н-роллом все понятно — дело вкуса. Можно заменить на рейв и наркотики. Но чем им помешал секс?

— Ты когда-нибудь пробовал «экстази»? — спросила Дебби.

— Нет.

— От хороших наркотиков человек замыкается в себе. Он становится… как это будет по-русски?.. самодостаточен. Вся эта рейв-культура — это же по сути дела новое шаманство, почти первобытный ритуал… Человеку больше не нужно общаться с себе подобными. Парни кладут под язык промокашку, пропитанную «экстази», и весь вечер танцуют, как роботы. Им больше не нужны девушки…

— В твоем голосе я слышу подлинную печаль, — опять съязвил Брайан. — Смотри, если так пойдут дела и дальше, твоя диссертация так никогда и не увидит свет.

Дебби смерила его презрительным взглядом и повернулась ко мне:

— У вас в стране парни тоже предпочитают «экстази» девушкам?

— Наверное… — пожал плечами я. — Не знаю.

— Мне казалось, о петербургской night life ты знаешь все.

— Дело в том, что я терпеть не могу наркотики.

— А ты их пробовал?

— Нет.

Дебби вытащила из пачки сигарету, прикурила и с шумом выдохнула дым.

— Я тоже не люблю наркотики. Но считаю, что в жизни нужно попробовать все. Там, в соседнем, зале, — она кивнула головой в сторону выхода, — как минимум две трети танцоров по уши накачаны «экстази». И ты никогда не поймешь их, если не будешь знать, что это такое.

— Знаешь, сказал я, — если честно, то я совсем и не стремлюсь их понимать.

— Ну и зря. Ты же журналист. Ты должен обо всем на свете иметь собственное мнение.

— Я и имею его, это самое мнение, обо всем на свете. А вот о наркотиках не хочу. Хватит с меня и алкоголя.

— Это точно, — поддержал меня Мартин. — Алкоголь лучше всех на свете «экстази», правда, Илья?

Я сказал, что правда, мы дружно отхлебнули из своих стаканов, и, окрыленный успехом, я продолжал:

— Как-то я писал о наркоманах. Одно время эта тема в нашей стране была довольно модной. Сходил в больницу, поговорил с врачами, съездил в какие-то притоны. Знаешь, то, что я там увидел, мне совершенно не понравилось. Я приблизительно представляю, каким может быть эффект от наркотиков, и меня совсем не тянет испытать его на себе.

Дебби криво усмехнулась и взглянула на меня почти с жалостью.

— Ты даже не представляешь, насколько ты ошибаешься. Ты думаешь — вот эффект от алкоголя, а вот эффект от наркотиков. Два эффекта, и твое дело только выбрать тот, который тебе больше нравится.

— На самом деле это не так?

— Конечно, не так! Наркотики — это же целый мир. Один препарат совершенно не похож на другой. Скажи, есть разница, между опьянением пивом и опьянением водкой?

— Есть, — убежденно кивнул я.

— А между эффектом от пива и эффектом от вина?

— Есть, но меньше, чем между пивом и водкой.

— Да? А теперь попробуй представить, насколько могут отличаться между собой наркотики, получаемые совершенно различным путем, если даже один и тот же алкалоид в разных напитках вызывает такой разный эффект.

Мы с Мартином переглянулись и не нашли, что ответить. Брайан налегал на джин и с интересом поглядывал на нас.

— Есть такая старинная восточная притча, — продолжала Дебби, — о том, как трое караванщиков не успели войти в город до того, как закрылись ворота, и разбили лагерь за крепостной стеной. Когда пришло время ужинать, один достал бутылку вина, второй — трубку гашиша, а третий кальян с опиумом. Все трое хорошенько подзарядились, и уже через час тот, что пил алкоголь, пошел барабанить в ворота и орать: «Открывайте, суки, дверь сломаю!» Глядя на него, тот, что курил гашиш, сказал: «Погоди, друг, зачем спешить? Сейчас мы докурим и просочимся в замочную скважину». А третий поглубже затянулся, улыбнулся и сказал: «Зачем вам все это надо? По-моему, здесь, снаружи, совсем неплохо…»

Дебби залпом допила свой джин, поставила стакан на стол и закурила.

— Ты когда-нибудь слышал о таком исследователе — Тимоти Лири?

— Нет, — честно сказал я.

— Ну и зря. Этот человек был преподавателем в Гарварде, а потом сбежал оттуда и основал «Церковь ЛСД». Янки посадили его в тюрьму, он сбежал в Афганистан, а они выкрали его и снова посадили. Он уверял, что ЛСД уже содержится в мозгу человека и инъекции нужны, только чтобы пробудить силу, дремлющую внутри нас. Что ЛСД не вредно, а очень полезно для здоровья человека… В прошлом году он умер, и весь мир наблюдал за его смертью через Интернет.