Но Дункан был недоволен. Он так надеялся увидеть ее снова, этого дьявола-ангела, осмелившуюся приставить кинжал к его горлу. Она очаровала его. Ему стало интересно, что бы она сказала, узнав, чьей жизни осмелилась угрожать.

В этой женщине было нечто, выделявшее ее из толпы. Да, она была дьявольски красива, но за свои годы он успел повидать больше красивых девиц, чем иной мужчина за всю жизнь. Нет, в ней было что-то еще.

Она была похожа на цветок, на розу. Не на пресную розу менестрелей, а на настоящую розу: мягкие, хрупкие, тоненькие лепестки сверху и крепкий, колючий стебель под ними.

Идя по коридору к своей комнате, он вдруг услышал в светелке женский смех. Должно быть, это его мать и ее дамы занимались шитьем. Может, ему стоит заглянуть к ним. Возможно, он шокирует окружение леди Алисы своим видом, но это немного снимет его раздражение.

Однако, подойдя поближе, Дункан услышал голос, который показался ему знакомым. Он замер на полпути, прижался к стене и стал слушать.

Лине обернула ткань вокруг ладони, чтобы леди Алисе было удобнее рассматривать ее.

— Видите, миледи, — проникновенно вещала она, — какое тонкое плетение?

Оглядев комнату. Лине с трудом скрыла восторг от мысли о том, какой большой доход она может здесь получить. На двух массивных дубовых креслах лежали бархатные подушки. В углу стояла украшенная причудливой резьбой ширма из красного дерева, а рядом с камином — массивный сундук с серебром. Лучи послеполуденного солнца сквозь окно светелки золотили два роскошных гобелена со сценами охоты на стене. Такое освещение позволяло в самом выгодном свете представить привезенную Лине ткань, и она воспользовалась данным преимуществом, пряча ткань в тени, а в нужный момент драматическим жестом разворачивая ее под золотистым солнечным светом.

Леди Алиса провела тонкими пальчиками по мягкой ткани, а ее дамы заохали в унисон от восторга. О, да, подумала Лине, она с легкостью сумеет продать добрую половину своих товаров только в этом замке.

Приоткрыв дверь в комнату матери, Дункан видел в деталях все ее уловки и хитрости, то, как она льстила и увещевала, склоняя дам купить значительно больше, чем им было на самом деле нужно. «Лине де Монфор очень умна», — подумал он, восхищенно улыбаясь.

Она сменила перепачканное грязью платье на богатое, но в то же время достаточно скромное одеяние из шерсти болотного цвета. Ее роскошные волосы скрывала льняная мантилья, изумрудно-зеленые глаза лучились азартом, пока она буквально купалась в том, что можно было бы смело назвать ее стихией.

— Вы когда-нибудь видели столь редкий и благородный цвет? — спрашивала она дам, тщательно скрывая пятно грязи, оставленное им, на одном из уголков ткани.

— Похоже, вам удалось заполучить кусочек неба, — согласилась леди Алиса, и глаза ее засверкали.

Ангел цокнула язычком.

— Мне очень жаль, что сегодня у меня с собой всего один маленький образец, миледи.

«А вот это маловероятно, — подумал он. У нее наверняка припрятаны целые ярды этого добра в повозке». Впрочем, все это предполагало искусство продажи.

— Цвет настолько нов и столь популярен, что я просто не успеваю удовлетворить весь спрос на него, — объяснила Лине. — Представляете, даже король...

Дамы издали дружный вздох. Дункан подавил смешок. Девушка очень умно оборвала предложение, предоставляя дамам возможность сделать собственные выводы.

— Я возьму один отрез для себя, — решила леди Алиса, — как только вы сможете его предоставить, и еще немного, чтобы сшить накидки для каждой из моих дам.

Женщины восторженно захлопали в ладоши. Лине улыбнулась, наслаждаясь их энтузиазмом.

— Я отдам распоряжение соткать три отреза, миледи. — Дункан буквально видел, как в ее глазах появилось предвкушение огромных доходов.

— А теперь, дорогая моя, — заявила леди Алиса, — я бы хотела взглянуть на вашу более практичную шерсть, тонкое сукно черного цвета и ткань из гребенной пряжи[4].

— Разумеется. — Лине отвесила чопорный поклон.

Она великолепна, решил он, наблюдая, как она плетет волшебную паутину вокруг леди Алисы и ее дам. Она заставила их есть из ее рук и при этом желать большего. Извлекая на свет Божий все новые и новые образцы ткани, она перевоплотилась в настоящую драматическую актрису, потчуя их историями о том, какие экзотические жуки и редкие цветы были использованы для приготовления красителей, а потом ловким жестом набрасывая причудливо раскрашенную ткань себе на вытянутую руку, отчего та сверкающим водопадом устремлялась вниз. Дамы сидели зачарованные, слушая ее повествование о том, кто из знатных господ и какую ткань заказал. Они внимательно прислушивались к ее лестным советам о том, кому какой цвет и стиль идет больше всего. Перед тем как уйти, она сделала все от нее зависящее, чтобы половина сокровищ из сундуков де Ваэров перекочевала в ее карманы.

— Итак, мы договорились, — сказала леди Алиса, вырвав Дункана из плена задумчивости. Она встала, возвышаясь над своими фрейлинами. — Мой стюард заплатит вам сумму, достаточную для покупки заказанной ткани.

— Пока будет достаточно ровно половины, миледи. Если пожелаете, я могу доставить вам вашу ткань через две недели.

— Великолепно.

Словно гусыня с выводком гусят, леди Алиса со своими дамами удалилась из светелки. Никто не заметил Дункана, спрятавшегося за дверью.

Затем он стал наблюдать за тем, как Лине тщательно и аккуратно сворачивает ткань и укладывает ее обратно в корзину. Он стоял молча и наслаждался этим зрелищем. Потом он вышел из-за двери и прислонился к притолоке, загораживая выход из светелки. Лине, увлеченная своей работой, не заметила его.

— Кусочек неба? — небрежно поинтересовался он.

Лине испуганно ойкнула, едва не опрокинув корзину.

Какое счастье, — продолжал он, — что она не заметила на нем того грязного пятнышка:

— Вы! — прошипела Лине, придя в себя. Интересно, сколько времени он вот так простоял здесь? Нахальство этого мужчины было просто невероятным. Он раскованно стоял в дверях, и каждый дюйм его тела излучал самодовольство. — Как вы сюда... что вы здесь делаете?

Он ответил не сразу, и Лине разглядывала его, не веря своим глазам. Ей уже приходилось иметь дело с карманниками и разбойниками с большой дороги, но еще никогда она не встречала столь наглого и уверенного в себе негодяя. Его лицо по-прежнему было перепачкано грязью, а длинные волосы спутались, из них торчали соломинки. Одежда была измята. Но глаза изучали ее с властностью короля.

Она даже не успела запротестовать, как он ступил через порог и закрыл за собой дверь.

— А, мне удалось освободиться, — с печальной улыбкой заметил он, скрестив руки на груди, — хотя это и стоило мне туники.

Лине прищурилась. На нем была явно краденая шерстяная накидка, не полностью прикрывавшая широкую обнаженную грудь. Она отвернулась, стиснув в кулаке образец гребенной шерсти.

— В таком случае, полагаю, мы в расчете, поскольку вы испортили мою накидку. — Она заставила себя вернуться к прерванной работе, украдкой оглядывая комнату в поисках другого выхода.

— Ваша накидка отстирается, — заявил он. — Моя же туника, увы...

— Зачем вы последовали за мной сюда? — разгневанно выпалила Лине.

— Может, я пришел за кинжалом, который вы у меня украли, — предположил он. Его глаза скользнули по ложбинке между грудей, где, как было известно обоим, она спрятала его оружие.

Она с удовольствием выколола бы его наглые, но такие прекрасные глаза, сверкавшие, как горный ручей в летний полдень. Для него же будет лучше, если он пришел только за кинжалом. Наверное, ей придется вернуть его. В конце концов, не исключено, что кинжал был единственным оружием этого простолюдина. Однако она не сделает такой глупости, по крайней мере пока они одни. Она кивнула, соглашаясь, и медленно вынула кинжал из своего тайника.

У Дункана перехватило дыхание. Желание овладело им всецело, стоило ему представить свою руку на месте кинжала. Святая Мария, ее кожа, должно быть, нежна, как грудь голубки. Несколько локонов выбились из-под мантильи, и, когда она вышла на свет, их цвет из медового стал янтарным, а глаза ее засверкали, как изумруды. Ее губы изогнулись в легкой шаловливой улыбке, и он сразу же, хотя и инстинктивно, понял, что в постели она будет просто очаровательна. При этой мысли он почувствовал, как в паху запульсировала кровь.