Сигнал к окончанию разговора. Ниниана гордо вскинула голову и направилась к двери. Пять долгих шагов.

С одной стороны, она ожидала приказа остаться, а с другой — облегченно вздохнула, такого приказа не услышав. Взгляды барона казались ей ударами кинжала в спину. Достигнув двери, она быстро вышла из библиотеки. Какой-то слуга поклонился и закрыл за ней дверь. Но когда она направилась в холл, он молча преградил ей путь. Барон, следовательно, уже отдал распоряжения. Не оставалось ничего другого, как подняться наверх. Пройдя половину лестницы, Ниниана услышала донесшийся из библиотеки звон разбитого стекла и на мгновение замерла. Что случилось? Простая неосторожность или взрыв ярости? А если взрыв? Что побудило жениха Дианы к этому?

Тот же вопрос задал себе Ив, барон де Мариво. И король, и кардинал Ришелье ценили его как умного, уравновешенного человека. Какова же причина, заставившая его швырнуть дорогой графин из венецианского стекла в мраморную стенку камина? Неужели сознание того, что ни его ум, ни дипломатичность, ни сила, ни юмор не помогли образумить Норберта де Камара? И почему (раз уж он стал задавать себе эти вопросы) так хотелось ему укротить непокорного юнца? Норберт пока не проявил ни обходительности, ни особых талантов, ни дружелюбия. Он отличался строптивостью и высокомерием. Нищий, предъявляющий непомерные требования и царапающий, подобно рассерженной кошке, руку друга, желающего приласкать и успокоить ее.

— Погладить как кошку! Совсем сдурел, мой милый? — прорычал барон и в ярости ударил кулаком по раскрытой ладони другой руки.

Какие странные образы возникают в его голове при мыслях о Норберте! Этот бездельник наверняка чересчур долго находился под влиянием женщин. Тем не менее его чувство чести и непоколебимая верность делу позволяли угадывать в нем задатки смелого аристократа.

Ну как объяснить ему, что он рискует жизнью, если кардинал узнает о его глупостях? По крайней мере, домашний арест на первое время защитит его и от других, и от себя самого. Ибо при всем раздражении и при всех загадках, связанных с Норбертом, Мариво не хотел бы узнать о заключении юного упрямца в Бастилию! Этот юнец заслуживал лучшего, чем охапка соломы и соседство с крысами.

Глава 8

Ниниана нервными шагами непрерывно мерила уютную гостиную. Ограничение свободы даже стенами просторного дворца и большого сада казалось ей почти непереносимым. Уменьшение же пространства до двух комнат, хотя и роскошных, вызывало у Нинианы состояние негодования. К тому же ей было в чем себя упрекнуть. Если Люсьен укрылся среди лакеев герцога, то, навещая сестер, он очень рисковал, а тут ее глупый визит к кардиналу, который теперь обратил свое внимание на Люсьена.

— Так ты протрешь ковер до дыр, — заявила Диана, какое-то время наблюдавшая за Нинианой через открытую дверь.

Ниниана повернула голову.

— Пришла наконец! Уже боишься за будущую собственность? — спросила она ядовито.

— Не вымещай на мне свое плохое настроение! У меня больше причин для жалоб, — возразила Диана.

Лишь теперь Ниниана увидела два красных пятна на щеках сестры. Твердый воротничок розового платья из тафты на одном плече свисал книзу.

— Что произошло?

Она тут же забыла о собственных переживаниях, взяла Диану за руку и заставила сесть на одно из изящных кожаных кресел, стоявших около инкрустированного столика.

— Ничего!

Диана отвернулась и стала теребить пальцами тонкий батистовый платочек. Было видно, что ей с трудом удастся сдерживать рыдания. На глазах показались слезы.

— Говори!

Требование было излишним. Ниниана и так поняла причину возбуждения сестры. Взволнованные фразы Дианы только подтвердили ее догадку.

Барон де Мариво не согласился отменить заключение Норберта де Камара, продолжавшееся уже три дня. Ходатайство за него кузины барон решительно отверг. Однако обращение к нему Дианы вызвало у него странную реакцию.

— Он… Он меня поцеловал, Ниниана! Таким противным чувственным поцелуем! А его прикосновения! О-о-он принимает меня за ш-шлюху. Он влез под п-платье…

Ниниана, нахмурившись, глядела на сестру. Даже теперь, рыдая и жалуясь, она оставалась красивой. Когда Диана плакала, из больших глаз текли удивительно прозрачные слезы. Как несправедливо, что в одном человеке так много привлекательности. Неудивительно, что барон потерял выдержку.

— Он грубый, у него нет никаких хороших манер. Как мне выдерживать такое, будучи его женой? Это невозможно! — рыдая, твердила Диана.

Она не замечала, что ее жалобы не достигали ушей Нинианы. Невольно Диана разбудила воспоминания, которые сестра хранила глубоко в сердце и которые вызвали вихрь болезненных чувств и жгучей зависти. Зависти к красивой младшей сестре. В голове у Нинианы сложились гневные фразы.

«Упрямая, глупая гусыня! Я готова половину вечного блаженства отдать за один такой поцелуй, за возможность опять ощутить его руки на своем теле, за его объятия!»

Испуганно прикрыла она губы ладонью. Нет! Нет и еще раз нет! Неужели у нее, Нинианы де Камара, едва не вырвались эти фразы? Неужели у нее возникла злость на привлекательную Диану? У нее, должно быть, что-то с головой, как у тех бедных сумасшедших, которых иногда показывали на ярмарках в железных клетках.

Диана дернула ее за руку.

— Ниниана, ты меня слышишь? Как это на тебя не похоже! Ведь я в опасности, меня чуть не изнасиловали, когда я хотела тебе помочь, а у тебя нет для меня ни утешении, ни благодарности.

Несправедливость такого обвинения заставила Ниниану опомниться. Она больше не обижалась на Диану за эгоизм. Эгоизм и ранимость были так же характерны для Дианы, как голубой цвет глаз и тонкая талия. Тем более необходимо было теперь Ниниане вернуть самообладание и прислушиваться к разуму, а не к сердцу при дальнейших размышлениях.

— Не переживай, Диана, — пробормотала она хрипло, как бы с трудом овладевая своим голосом. — Твое отвращение не имеет под собой никаких оснований. Чем быстрее ты привыкнешь к вниманию своего жениха, тем скорее найдешь это приятным.

— Никогда!

— Дурочка! Иди к Паулине, она поправит тебе воротник и заново уложит волосы. Все будет в порядке.

Ниниана подумала о том, что бы они делали без материнской заботы Паулины. Мысль, что Паулина, словно волшебница, успокоит Диану, позволила Ниниане побороть нервозность и боязнь. Как пойдут дела дальше? Неужели Мариво будет держать ее взаперти многие дни и недели?

Она не подозревала, что барон задавал себе те же самые вопросы. Масса личных проблем, к которым прибавилось еще секретное поручение кардинала, уравнивали его переживания с переживаниями Нинианы. Никакие наблюдения, никакие шпионы, никакие разговоры с гвардейцами, дежурившими в тот день во дворце кардинала, не помогли ему узнать что-либо о незнакомке, привлекшей внимание первого министра. А также и барона де Мариво, как недовольно признался он сам себе.

Кем была та молодая женщина, так настойчиво узнававшая о Люсьене де Камара? По некоторым причинам он, как и первый министр, понял, что она не была его возлюбленной. Какую же даму, кроме сестры, любовь к Люсьену могла толкнуть на то, чтобы искать его след через самого кардинала Ришелье? Кто пережил такое отчаяние, которое вынудило прибегнуть к последней, необычной возможности? А может, не отчаяние, а надежда на удачу, подкрепленная какими-то сведениями, толкнула незнакомку на этот шаг?

Вновь и вновь пробовал барон вызвать в памяти лицо исчезнувшей красавицы и постоянно терпел неудачу. Было необычайно трудно восстановить привлекательные, полные жизни черты лица, понять влияние исходящей от нее притягательной силы. Какое невероятное сочетание огня и невинности ощущал он в ее ответных поцелуях. Какую шелковистость и свежесть ее губ! Еще ни одна женщина не смогла так быстро и так глубоко проникнуть в его сердце. Почему это произошло? Потому, что она так внезапно убежала, или потому, что совсем не походила на других женщин? Не зная, что думать дальше, Мариво отложил перо и прекратил работу.