Ниниана встала и задумчиво подошла к окну. План представлялся очень рискованным, шансов на удачу было мало. Но выбора у нее нет! В ее положении разумнее всего быть подальше от барона де Мариво. Не только по причинам, упомянутым Паулиной, но и по многим другим, о которых ей лучше себе не напоминать.

— Придется рискнуть, — согласилась она. — Не будем тратить время и подготовим твой плащ, пока Диана отдыхает. Пусть она как можно меньше знает обо всем, чтобы на вопросы барона ей не приходилось врать.

Паулина догадывалась, откуда взялась печаль, едва заметно прозвучавшая в разумном ответе девушки. Ниниана подчинилась сложившейся ситуации, но в ее прежде свободном, гордом сердце возникла рана. Как бы хотелось Паулине по-матерински обнять и утешить ее! Однако она не решилась на это. Ниниана никогда не признается, что ей нужны утешения. Ведь она так горда!

Глава 9

В ослепительном свете яркого весеннего солнца Париж напоминал тщательно выполненную иллюстрацию к часослову.

Сверкающие башни, крыши, фронтоны и детали ажурной каменной резьбы отражались в серебристой ленте реки, а походка горожан отличалась той стремительной легкостью, которая объяснялась ожиданием ласкового солнечного апрельского дня.

Даже в скромный полумрак церкви Сен-Жермен л'Оксеруа проникал теплый весенний воздух. Игра света на стеклянной мозаике над входом стала ярче, и свежий ветерок, врываясь через открывшуюся входную дверь, храбро сражался с запахом свечного воска, ладана, застоявшегося воздуха, влажного мха и холодного камня.

Ниниана окунула пальцы в чашу со святой водой и перекрестилась. Хотя она вроде бы благополучно покинула дворец Мариво, у нее то и дело перехватывало дыхание. Она чувствовала, что теряет последние силы.

Ниниана мужественно перенесла трагические события в замке Камара, смерть отца, исчезновение брата, голодную зиму и опасное путешествие в Париж. Привезла сестру к жениху и позаботилась о том, чтобы та жила в роскоши и довольстве. Отважилась даже посетить кардинала. Но ничто из случившегося не подействовало на нее так сильно, как добровольное бегство из дворца барона де Мариво. Как можно бояться человека и одновременно чувствовать, что только рядом с ним жизнь обретает смысл?

Месса подходила к концу, и священник раздавал верующим свое благословение. Осторожно, чтобы не споткнуться о неровности каменных плит, приблизилась Ниниана к толпе, которая уже понемногу начала расходиться.

И последний момент она вдруг застыла в нерешительности. Как среди этих людей узнать королеву, которую никогда не видела? Что делать, если она не сможет отличить в толпе Ее Величество? Борясь с леденящим душу страхом, Ниниана приняла единственно возможное решение. Она встала возле среднего прохода, через который обязательно должны были пройти все верующие, выходя из церкви. Уже слышались оживленные голоса, свидетельствующие о том, что большинство пришедших в церковь, произнеся последнее «аминь», переключали свои мысли на дневные заботы.

Даже если бы верующие и не соблюдали почтительной дистанции относительно двух дам, Ниниане не составило бы труда узнать Анну Австрийскую и ее подругу Мири де Шеврёз. Обе женщины, хотя и перешагнули за тридцать, были воплощением красоты и элегантности.

И если герцогиня де Шеврёз отличалась огромным обаянием и одухотворенностью, то королева Франции превосходила подругу элегантностью, величественностью и грациозностью. Ниниана смиренно упала перед ними на колени. Супруга короля с удивлением посмотрела на упитанную матрону в скромном черном плаще и простом белом полотняном чепце.

— Боже милостивый, кто это?

Королева отступила назад, и из-под распахнувшейся бархатной накидки показалось богато расшитое голубое атласное платье. Она решила, что перед ней бедная горожанка, просящая подаяние. Но Мари де Шеврёз сразу заметила утонченность жестов и благородство протянутой вперед худой руки.

Мари внимательно осмотрелась вокруг. Рядом с ними никого не было. Казалось, никто не проявлял интереса к происходящему. Только несколько монахинь перебирали четки в капелле Святой Марии.

— Что вам нужно от королевы? — спросила она тихо.

— Милости и справедливости для одной из ваших подданных, Ваше Величество!

Ниниана раскрыла ладонь, на которой лежало кольцо, и подняла голову.

— Моя мать советовала мне, когда я буду нуждаться и в том и в другом, полностью довериться вам!

Свою краткую речь она составила заранее, полагая, что покойная не возражала бы против этих слов, сказанных от ее имени.

Королева побледнела и отступила на один шаг назад, схватив за руку герцогиню.

— Боже мой! Вы видите, Мари? Возможно ли это?

Ниниана с удивлением поняла, что обе дамы разглядывают не столько кольцо, сколько ее.

— Вы кто? — прошептала наконец Мари де Шеврёз.

— Ниниана де Камара.

— Ну конечно, это дочь Шантал де Камара!

Королева облегченно вздохнула и, прижав руки к груди, слегка улыбнулась.

— Как вы напугали меня, дитя мое! В первый момент я подумала, что вы — призрак. У вас невероятное сходство с вашей дорогой матерью! Встаньте, прошу вас.

Герцогиня де Шеврёз лично помогла девушке подняться. От ее взора не укрылись напряжение во всем теле Нинианы и темные тени под глазами на измученном лице. Еще немного, и она могла бы упасть. В отличие от королевы герцогиня сразу поняла, что Ниниана де Камара спасалась бегством. Наверняка это было бегство от первого министра Франции, его Высокопреосвященства кардинала Ришелье. Ей необходимо помочь хотя бы из тех дружеских чувств, которые и Мари де Шеврёз питала к ее покойной матери.

Получив одобрительный кивок королевы, она взяла инициативу в свои руки.

— Идемте с нами во дворец, мадемуазель де Камара. Я уверена, что королева не оставит без внимания вашу просьбу. Здесь неподходящее место для беседы.

Ниниана едва успела выразить благодарность реверансом. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы не отстать от благородных дам, которые быстро вышли из церкви и вошли в Луврский дворец через боковые ворота, охранявшиеся респектабельным гвардейцем. Гвардеец внимательно оглядел Ниниану, но спросить ее при таком сопровождении ни о чем не решился.

Чуть позже Ниниана сидела на обитой мягким бархатом скамье в будуаре Анны Австрийской, нервно ходившей взад и вперед, пытаясь справиться с возбуждением.

Судьба сестер Камара, коротко рассказанная Нинианой, глубоко ее взволновала. При этом девушка излагала такую версию событий, где не упоминалось о переодевании в юношу, а о посещении дворца Ришелье упоминалось только вскользь. Ниниана закончила свой рассказ тем, что вынуждена была расстаться с сестрой, когда та оказалась под защитой будущего супруга. Королеву привели в ужас трагические события, и вину за все пережитое обеими сестрами она целиком возложила на первого министра.

— Ришелье со своей особой комиссией! О, как желала бы я наконец избавиться от него! Он, наверное, заключил договор с чертом, так как, несмотря на расшатанное здоровье, до сих пор живет на земле, к несчастью и моему, и всей Франции!

Она остановилась и глянула на Ниниану.

— Не бойтесь, моя дорогая. Я сделаю все, что в моей власти, для вашей защиты. С настоящего момента, Мари, мадемуазель де Камара принадлежит к числу моих придворных дам. Позаботьтесь обо всем необходимом. Мы, разумеется, подумаем и о том, чтобы свадьбе вашей сестры ничто не помешало. Она, должно быть, настоящая красавица, если ей удалось склонить к женитьбе такого закоренелого холостяка, как Мариво. Я полагала, что он уже никогда не женится.

Мари де Шеврёз, которая в качестве близкой подруги королевы вызывала у кардинала Ришелье опасения, тоже ободряюще улыбнулась Ниниане. Она догадывалась об одном поводе, побуждавшем королеву оказать девушке помощь, но о котором та ничего не знала.

Ведь начало выступления Монморанси и его сторонников, навлекших на них все беды, было связано с личными интересами Анны Австрийской. Она даже оказалась союзницей такой интриганки, как ее свекровь Мария Медичи. План, осуществлению которого своевременно помешал кардинал, предусматривал крайние меры. Придворные дамы лелеяли мысль об убийстве болезненного мрачного монарха, чтобы освободить трон для Гастона Орлеанского. Гастон был гораздо обходительнее и любезнее Людовика. Свадьба с овдовевшей прекрасной королевой еще более упрочила бы его положение. А та получила бы наконец супруга, способного оценить ее красоту, не в пример теперешнему.