Однако великолепное платье с глубоким вырезом превратило очаровательную незнакомку, завладевшую всеми его мыслями, в элегантную и соблазнительную благородную даму. Если во время первой встречи он не смог точно определить ее социальное положение, то теперь без труда заметил в ней признаки благородного происхождения. Манера свободно держаться, непринужденность, с которой она носила роскошное одеяние, были врожденными.

Как и твердость характера, позволившая ей встретить его взгляд, не опуская ресниц. В ее глазах не отражалось ни тени смущения. Скорее высокомерная невозмутимость, достоинство благородной дамы, знающей себе цену.

— Клянусь всеми святыми, это вы! — повторил барон, не сознавая явной неделикатности фразы, вызванной крайним изумлением.

Мери Энн д’Этанже с любопытством переводила взгляд с одного на другую. Было более чем странно, что такой опытный кавалер, как барон де Мариво, забыл при обращении к даме элементарные приличия. Что побудило его говорить с Нинианой де Камара, как с гвардейцем, сбежавшим в самовольный отпуск? Неужели он пьян? Разобраться в этом она не успела.

— Мне нужно с вами поговорить! — заявил Мариво Ниниане и, прежде чем та успела ответить, схватил ее за руку и стал ловко пробираться с ней через толпу придворных. Внешне все выглядело вполне благопристойно: элегантная, роскошно одетая пара прогуливалась среди гостей бала.

Одна только Ниниана знала, что направление и скорость движения были ей бесцеремонно навязаны. На виду у празднично разодетой публики он сумел подчинить ее своей воле. Любое сопротивление привело бы к скандалу и привлекло внимание короля, чего она любой ценой хотела избежать. Поэтому одна лишь Мери Энн заметила, как они покинули праздничный зал.

В коридоре между окнами располагались горящие светильники, отчего идущих сопровождали резкие тени, скользившие по стенам. Ниниана стиснула зубы и даже не пыталась задать робкий вопрос о том, куда он ее ведет.

В стороне от официальных залов для приема, недалеко от помещений для гвардейцев, барон открыл дверь и ввел ее в комнату с тяжелой темной мебелью, считавшейся современной в период правления покойного короля. В камине уже горел огонь, а заботливо поставленный экран для защиты от искр гарантировал необходимую безопасность.

Когда барон отпустил ее руку, Ниниана подошла к камину. Тишина, нарушаемая лишь потрескиванием пламени, действовала умиротворяюще. Она почувствовала внезапную усталость. Сказывалось сильное утомление от переживаний и страхов, испытанных с момента ее появления в Париже. Зигзаги судьбы истощили ее силы. Ниниана была склонна признать правоту Люсьена. Какую глупость совершила она, заранее отвергнув содержавшиеся в письме советы. Даже нужду и голод на родине предпочла бы она интригам власть имущих, в которые ее впутали против воли.

Встав перед Нинианой, Мариво нарушил молчание.

— Итак, придворная дама королевы! Почему мне сразу не пришло это в голову? Что вы на самом деле искали по дворце кардинала? Зачем ложь, что вы якобы возлюбленная Люсьена де Камара? Анна Австрийская послала вас, чтобы что-то выведать у его Высокопреосвященства? В какие очередные интриги оказался замешан этот несчастный Камара, заставив вас далее в пещере льва наводить справки о его местопребывании? Что вас с ним связывает? Отвечайте же наконец!

Ниниана засмеялась.

— Зачем? Вы так уверены в справедливости своих предположений, что я не хочу портить вам удовольствия. Считайте, что хотите, месье Мариво, я не обязана давать нам отчет в своих действиях!

— Разумеется, нет. В этом вы совершенно правы, — примирительно ответил он.

Подойдя еще ближе, Мариво взял ее руку и поцеловал нежную кожу в том месте, где остались следы его пальцев.

— Я невежа, и нет извинения моему бестактному поведению. В свое оправдание могу лишь сказать, что очень боялся опять вас потерять!

Прикосновение его губ перевернуло все внутри у Нинианы. Ее пульс забился в бешеном ритме от тепла этого прикосновения, а гнев моментально угас.

— Вы боялись?! Вы шутите! — пробормотала она чуть слышно.

— Ни в коем случае, моя красавица! Вы исчезли тогда как призрак, как чудесный короткий сон, который после пробуждения оставляет одни воспоминания. Можно ли обижаться на меня, если я, растерявшись от счастья вновь видеть вас, слишком грубо пытался вас удержать?

Ниниана разглядывала крепкий затылок, склоненный над ее рукой. Темные волосы были гладко зачесаны назад и скреплены бархатной повязкой. Они блестели наподобие воронова крыла, и она с трудом подавила непривычное желание коснуться их пальцами.

— У вас нет права меня задерживать! — возразила Ниниана упрямо.

Как защититься от него, если она не имеет сил сопротивляться ему? Его откровенный ответ вновь лишил ее возможности разумно мыслить.

— Права нет, но есть желание. И потребность вас защищать. Вы, по-моему, не созданы для интриг, в которые втягивает вас высокая повелительница. Берегитесь и избегайте игры, начатой ею против его Высокопреосвященства…

— Это советуете мне вы? Вы, капитан королевской гвардии, согласно собственному признанию, по уши увязший в тех самых интригах?

— Именно потому я это и говорю! Я знаю, как опасны они для жизни. Мысль потерять вас для меня невыносима!

Барон выпрямился, но остался стоять рядом с ней, так что Ниниана оказалась между его высокой фигурой и мраморной стенкой камина. Она опустила ресницы, чтобы избежать его взгляда, но это не спасло ее от реакции на присущую ему привлекательность; на характерный для него аромат душистых трав, исходивший от его одежды; на мужскую притягательную силу, которая, как эхо, отвечала чему-то глубоко запрятанному в ней. И было странно, что она по неизвестной причине полностью подчинялась его власти. Тем не менее Ниниана продолжала возмущенно защищаться.

— Я никому не принадлежу, следовательно, меня нельзя потерять. Ни один человек не имеет права что-либо решать за меня.

Ив де Мариво посмотрел сверху вниз на маленькую головку, в рыжеватые локоны которой была вплетена нить из золотистых жемчужин. Высоко поднятые каштановые пряди подчеркивали нежность худой шеи. Никакое ювелирное изделие не мешало восхищаться прозрачной свежестью кожи, которая сама являлась драгоценностью. Утонченная простота, которую способна использовать лишь весьма искушенная в вопросах моды женщина.

Барон невозмутимо продолжил допрос:

— А как же Анна Австрийская? Вы слушаетесь ее и ставите ради этого на карту свою жизнь и свободу. Такой отваги не требуется от обычной придворной дамы. Теперь мне ясно, почему в начале нашего знакомства у меня возникло впечатление, что я вас где-то видел. До сих пор вы были лишь одной из многих. Что же побудило вас выделиться из круга прелестных дам и вмешаться в политику? Люсьен де Камара? Что вас с ним связывает? Разве вам не известно, что его сердце принадлежит мадемуазель д’Этанже?

Что послышалось ей в его горьких вопросах? Ревность? Она не смела поднять голову из боязни, что он вдруг поймет, что впервые увидел ее вовсе не при дворе. Не упадут ли шоры с его глаз, и не догадается ли он наконец, что она и Норберт — один и тот же человек? Как тогда оправдать этот маскарад, как объяснить, почему она водила его за нос? Как защищаться, не выдавая Люсьена и его поручение? Ей оставалась только одна возможность — но прежнему лгать, чтобы как можно дольше он находился в заблуждении. Нельзя подвергать брата опасности.

И Ниниана дала соответствующий ситуации ответ:

— Я верная служанка королевы. Можете ли вы порицать меня за выполнение ее распоряжений?

— Как вы прекрасны! — прошептал он взволнованно, не обращая внимания на ее риторический вопрос.

— Не говорите ли вы то же самое своей будущей супруге? Разве она не столь же прекрасна?

Ниниана изо всех сил сопротивлялась чарам, грозившим окончательно ее сломить.

Образ Дианы де Камара встал между ними. Захватывающее видение! Барон не подозревал, что и Ниниана очень четко представила себе в этот миг сестру.