О письме, которое шуршало под рубашкой, она ничего не сказала, как умолчала и об особой роли барона де Мариво в ее приключениях. Если тому захочется еще больше ее унизить, он не замедлит дополнить ее рассказ. Ниниане же хотелось скорее забыть все связанное с ним.

Монах слушал ее, не меняя позы. Ни одним жестом, ни одним взглядом не дал он понять о своем отношении к ее рассказу. Ниниана вскоре отказалась от попыток прочесть что-либо на его бесстрастном лице. После подробного повествования она ощутила удивительное облегчение от своих слов. Ниниана вдруг поняла, что ее жизнь, такая сумбурная после смерти отца, все равно имела определенный смысл.

Наконец она замолкла. Но надеяться на какую-либо реакцию со стороны монаха по поводу рассказанного было бесполезно.

Он поднялся и перекрестил ей лоб. Потом шагнул к двери.

— Вы уже уходите?

Помимо ее воли, в вопросе прозвучали испуганные нотки.

Ответа не последовало. Затем Ниниана услышала, как он постучал в дверь. Снаружи отодвинули засов, и дверь за фигурой в коричневой сутане закрылась. Ниниана снова осталась одна. Одна со своим страхом и своими вопросами.

Глава 17

На этот раз руки ей не связали, но сопровождение четырех вооруженных охранников означало, что стерегут Ниниану все так же строго. Куда же ее теперь ведут?

Грубый приказ гвардейца следовать за ним и его товарищами она восприняла с облегчением. Долгое ожидание в пустой камере и постоянные бесполезные размышления грозили ей лишением рассудка. Любое изменение ситуации, даже самое худшее, устраивало ее больше, чем дальнейшее пребывание в состоянии неопределенности.

Интересно, сколько сейчас времени? Сидя в бесконечном одиночестве в каморке, Ниниана утратила ощущение его бега. Наверное, была полночь, когда ее привезли во дворец кардинала. А сейчас? Фонари, горящие в мрачных коридорах с неровными каменными плитами, о которые она иногда спотыкалась, говорили о том, что день здесь еще не наступил. Но что это: уже раннее утро или еще ночь?

Полумрак и тяжелый, спертый воздух действовали угнетающе. Когда свет фонарей падал на стены, была видна проступавшая на них влага. Проход между стенами едва превышал ширину плеч, поэтому сопровождавшие шли впереди и сзади нее. Валявшиеся повсюду инструменты и ведра указывали на то, что работы в этой части дворца еще не закончились. Внезапно Ниниана наткнулась на спину шедшего впереди конвоира. Значит, они у цели. Она едва удержалась от резкого замечания, чуть не сорвавшегося с губ. В ее положении лучше этого не делать. Молча отступила она назад и устало прислонилась к сырой стене. Почему остановка? Не успели отодвинуть засов на двери той камеры, в которую ее хотят поместить?

Но в тот же миг прозвучал тихий, слишком хорошо ей знакомый голос:

— Спасибо! Вы знаете, что делать дальше. Его Высокопреосвященство ждет вашего доклада. И ни слова никому другому!

Конвоир, стоявший впереди, посторонился, и сильная рука вытащила ее из душного коридора под прикрытие узкой арки. Внезапно Ниниану охватил свежий, прохладный воздух. Значит, она на свободе! Несмотря на темноту, Ниниана различала очертания кареты, ожидавшей у ворот. Приближался рассвет, и поэтому барон де Мариво поспешно втолкнул в карету свою пленницу.

Оказавшись на кожаном сиденье, Ниниана невольно потерла место на руке, где остались следы сильных пальцев. Экипаж тут же тронулся. Плотные занавеси были задернуты, внутри царил мрак. Однако, даже ничего не видя, Ниниана знала, что барон сидит напротив. Несмотря ни на что, она не утратила способности ощущать его присутствие всеми органами чувств. Повторять постоянные вопросы этой ночи «куда и зачем» Ниниана не стала. Она запретила себе думать о чем-либо. Удивительные и необъяснимые события этой ночи сильно утомили ее.

Барон в свою очередь поражался ее выдержке и вместе с тем жаждал услышать ее голос, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Какие слова сумела найти она для капуцина, побудив этого несгибаемого монаха принять совершенно неожиданное решение? Ведь он вовсе не относился к тем людям, которых взгляд зеленых глаз способен увести от намеченных целей.

Ниниана укрылась за стеной молчания. Присутствие барона вызывало в ней хаос противоречивых мыслей. Первоначальное облегчение сменилось горьким сомнением. Он опять смеется над ней? Или эта поездка связана с рассказанными монаху событиями ее жизни? Неужели ему недостаточно было донести на нее? Неужели он хочет еще и порадоваться, глядя на ее гибель? Как темно в этом проклятом ящике! Впрочем, тьма обеспечивает защиту. Какой толк опять увидеть лицо любимого человека, предавшего ее? Оно лишь напомнит о тех вещах, которые лучше забыть. О мечте, имеющей так же мало общего с действительностью, как и его приукрашенный романтический образ, сотворенный ее воображением. Как могла она осуждать Мери Энн д’Этанже за идеализацию Люсьена? Ведь сама она ничуть не лучше!

— Зачем спрашивать, если в ответ можно услышать лишь ложь! — пробормотала Ниниана наконец так тихо, что он еле разобрал слова из-за шума от движения кареты.

— О Боже!

Одним прыжком поменял он место и сел рядом с ней, прежде чем она успела отодвинуться в самый угол, Ниниана почувствовала руку на своем плече и разглядела силуэт рядом с собой.

— Бросьте говорить явную чепуху, Ниниана де Камара! Вас ведь так зовут, хотя вы и старательно скрывали от меня свое настоящее имя, друг мой Норберт. Не правда ли?

— Вы знаете… С каких пор?.. Монах сказал…

Он судорожно глотнул воздух.

— Отец Жозеф? Нет, скорее кардинал превратится в верного друга всех людей, чем этот капуцин в болтливую бабу. Вы серьезно полагаете, что я настолько слеп, что не разгадал ваш маскарад после ночи в Лувре? Хватит и того, что в первые недели нашего знакомства вы сделали из меня дурака. Но кто мог догадаться, что под личиной худого агрессивного юнца прячется не менее мятежная женщина? Можете гордиться, мадемуазель: вы заставили меня пережить несколько очень неприятных ночей!

— Я?..

Ее искреннее изумление заставило его рассмеяться.

— Именно вы! Тонкая паутина вашей притягательности запутала бедную жертву с помощью этого переодевания! При дворе есть несколько красавцев, чьи женственные черты вызывают у некоторых симпатию, но до появления Норберта де Камара я никогда не замечал у себя подобного интереса.

Ниниана не пожелала сделать логические выводы из такого ответа. Какие бы чувства ни питал к Ниниане де Камара барон де Мариво, теперь это не имело значения. Лучше этого не касаться!

— Значит, правда, что Его Королевское Величество предпочитает нравиться мужчинам?

Ниниана поспешила сменить тему, будто участвовала в светской болтовне придворных, а смертельный страх последних часов был лишь дурным сном.

Мариво ответил неожиданно серьезно:

— Он вообще старается понравиться любому, кто ищет его расположения. Я думаю, никто не представляет себе, в каком одиночестве, при каком отсутствии любви рос Людовик. Его мать после смерти отца не только совсем забросила старшего сына, она умышленно мешала ему получить настоящее образование, ограничив до предела штат его придворных. Только человек с большими способностями мог вырваться из такой полной изоляции. Это стоило ему огромных усилий. Но у него осталось глубокое недоверие ко всякому человеческому общению. Капризный, легкомысленный характер его супруги мало способствовал уменьшению такого недоверия. Каждое новое доказательство очередного предательства с ее стороны лишь подтверждало мнение, сложившееся у него о женщинах.

Если в начале его ответа она спрашивала себя, куда он клонит, то последняя фраза уничтожила все сомнения. Письмо! Значит, его интересует пергамент, засунутый под рубашку! Что делать, если он спросит о письме? Кому сохранять верность? Королеве, чьи поступки она не всегда оправдывала, или мужчине, которого она напрасно, но все-таки беззаветно любила?

— Что вам от меня нужно?