— Дорогой друг, — нетерпеливо сказал Эббот, — веришь ты или не веришь, это роли не играет. Это попросту факт! А если говорить о причинах, так ведь они существовали до этого твоего психоанализа. Ты забываешь о тех субъектах, которые в это замешаны.

— Каких субъектах?

— Когда какой-нибудь наш провинциал, скорее всего женатый, хочет отдохнуть от семейной жизни и немножечко кутнуть, он садится в поезд, который привозит его к судну, отплывающему в Париж. Да или нет? Так ведь поступают многие, верно?

— Да. Ты тоже так поступаешь.

— Естественно. — Тон Эббота стал резче. — Однако я не тот субъект, который замешан в самую свежую аферу с шантажом.

— А кто он, этот субъект?

— Хочешь, чтобы я сказал тебе по телефону?

— Хочу!

— Это один твой приятель, фамилия которого Боствик. Винсент Боствик.

Гарт оглянулся. От телефонного столика он хорошо видел библиотечку и краешком глаза — приемную. Майкл стоял у книжных шкафов, однако смотрел в холл. А Твигг теперь стоял в дверях приемной. Оба, казалось, окаменели. Твигг по-прежнему что-то насвистывал сквозь зубы. Оба стояли так, словно могли слышать этот слабый голос на другом конце провода.

— Гарт! Черт возьми! Ты слушаешь?

— Слушаю.

— Позволь прочесть тебе кое-что из дела этой женщины, — продолжил Эббот. — Девичья фамилия — Элизабет Стакли. До того как на ней женился старый Калдер — ему было семьдесят три, и он был совсем немощен, — она целых три сезона танцевала в «Мулен Руж». Там давно неравнодушны к английским красоткам. Ты видел ее когда-нибудь без одежды?

— До сих пор я не имел такого удовольствия, — вежливо ответил Гарт.

— Я хотел сказать, — тем же медовым голосом произнес Эббот, — видел ли ты ее в купальном костюме? Насколько мне известно, один или два раза видел. Однако забудь об этом, если тебя это уязвляет. Ты обратил внимание на ее ноги? Это ноги танцовщицы. Я прав?

Когда она танцевала в «Мулен Руж», у трех мужчин возникли из-за нее большие неприятности, хотя в конце концов они вернулись в Англию. Их имен я не могу тебе назвать, однако дело не в именах. Один из них — биржевой маклер, другой — депутат от консервативного округа, и еще один — директор частного банка. Во всех трех случаях твоя подруга Бетти выслеживала джентльмена, писала ему письмо либо навещала его. Когда он скрывался от нее, она в конце концов обращалась к его жене. Как там было дело с двумя первыми, неизвестно, но все как-то уладилось. А вот банкир застрелился.

Стало тихо.

Инспектор Твигг продолжал фальшиво насвистывать.

— Он застрелился осенью 1902 года, как здесь написано, — продолжал Эббот. — Гм! Мисс Бетти удалось избежать наказания; родственники покойного подтвердили, что его шантажировали, однако подать заявление отказались. В следующем году она вышла замуж за сэра Горация Калдера и вплоть до его смерти, последовавшей спустя два года, жила на Ямайке. Прошлым летом, до того как познакомиться с тобой в Остенде, она опять была в «Мулен Руж».

Каллингфорд Эббот снова замолчал. Его легко было представить себе: энергичного, никогда не испытывающего усталости, с моноклем, прижатым к левому глазу, склонившимся над документами.

— Послушай, Гарт. Считают, что Калдер как следует обеспечил ее. Ну, не знаю. Я бы сказал, что вилла у моря довольно скромна.

— А какой она должна быть?

— Ну, ладно. А разве в Лондоне на Патни-Холл она не живет в таком же импозантном небольшом домике? Есть еще одна вещь, которая, возможно, имеет лишь теоретическое значение. Прошлым летом, также в Париже, она принадлежала к одной сатанинской группе.

— К чему?

— К сатанинской группе. Довольно непристойные ритуалы в честь старика Люцифера. В Париже всегда имеется что-нибудь такое для новых фанатиков и огромного количества скучающих бездельников, жаждущих острых ощущений.

— О боже, Эббот! По крайней мере, надеюсь, у вас там не утверждают, что Бетти обладает какими-то сверхъестественными способностями.

— Нет, вряд ли. Но ты спрашивал о причинах. Если ей нужны деньги, это объясняет, почему она вернулась в «Мулен Руж», чтобы немножко пошантажировать. Если она принадлежала к каким-то сатанистам, это объясняет, почему она так охотно появляется почти обнаженной. Впрочем, тут ее одобрили бы большинство женщин, даже самых уважаемых, если бы у них хватило на это смелости. Но ты тем не менее не расстраивайся, дружище.

— Я вовсе не расстраиваюсь, — сказал Гарт.

— Серьезно? Я думал…

— Оставим это! Минуту назад ты заявил, что Винс Боствик… что он каким-то образом связан с Бетти. У тебя имеется какое-нибудь веское доказательство?

— Насколько мне известно, мистер Боствик прошлым летом был в Париже.

— Там были тысячи туристов. Я сказал: «доказательство»! Он вообще встречался с ней? А она «выслеживала» его до самого Лондона точно так же, как, по твоим словам, выслеживала остальных? Она когда-нибудь писала ему или пыталась его найти?

— Нет, — ответил Эббот, — такого доказательства не существует.

— Ну вот!

— Однако оно нам и не требуется. Из Боствика ей не удалось выжать ни пенса, это ясно. — Тон Эббота изменился. — Однако в эту старую-престарую игру играют все тем же старым-престарым способом. Черт побери, Гарт! Две недели назад она навестила миссис Боствик в Гайд-Парк-Гарденз.

— Откуда тебе об этом известно?

— Потому что инспектор Твигг взял на себя заботу не спускать с нее глаз.

— Опять этот Твигг!

— На твоем месте, дружище, я бы не стал так его недооценивать. Характер у него, возможно, не из мягких, однако это способный полицейский. Если он за что-то зацепится, то уже не отпустит. Если ты поссоришься с ним, то будешь иметь очень злого врага.

— Ну-ну! — вмешался в этот момент в разговор инспектор Твигг. — Ну-ну!

Трудно сказать, догадался ли Твигг, о чем Эббот говорит по телефону. Стоя на пороге приемной, он поднялся на цыпочки и медленно опустился на пятки. Лампочка за ним освещала его голый череп, прикрытый несколькими прядями каштановых волос. Потом он энергично направился к Гарту.

— Эббот, — сказал Гарт в микрофон, — сейчас я должен закончить разговор.

— Момент! Подожди! Ты еще не сказал мне…

— Я должен закончить разговор, — повторил Гарт и повесил трубку.

— Вот так-то, доктор, — приветливо сказал Твигг. — А теперь послушаем, — он ткнул пальцем в направлении Майкла Филдинга в библиотечке, — теперь послушаем, что на душе у этого молодого человека. Что сказала по телефону миссис Боствик?

— Мистер Филдинг, — повышенным тоном сказал Гарт, — этому человеку вы ничего не скажете. Вам понятно? Вы ничего ему не скажете.

Он произнес это сквозь зубы. Видеть себя он не мог, но почувствовал, что его лицо стало бледным. Твигг пришел в замешательство.

— Мне бы не хотелось, чтобы возникли еще какие-нибудь затруднения, доктор.

— Мне также. Миссис Боствик — моя пациентка, — он впервые солгал, — и любое ее сообщение является врачебной тайной. В этом доме вам нечего больше делать, мистер Твигг. Мы оба охотно отпускаем вас.

— Послушайте, мистер, я предостерегаю вас…

— Ну? — Гарт ждал. — Вы уже вторично произносите эти слова вслух и по меньшей мере в десятый раз намекаете на это. От чего вы предостерегаете меня?

— От того, чтобы вы не попали в ужасно неприятное положение. Миссис Боствик находится сейчас в Хэмпстеде. Мне достаточно зайти туда…

— А я, в свою очередь, предостерегаю вас, мистер Твигг. Повторяю, что миссис Боствик — моя пациентка. Если вы попытаетесь навестить ее без моего разрешения, будь то сегодня или в любое другое время, именно вы попадете в неприятное положение, и вам об этом прекрасно известно. Дверь находится там. Убирайтесь!

— Мне никто не будет указывать…

У обоих были громкие голоса — у инспектора хриплый, у Гарта сочный и звонкий. Примерно десять секунд Твигг смотрел на Гарта и шумно дышал. Потом кивнул. Вернулся в приемную за котелком, после чего прошел по черно-белым плиткам, осторожно, словно на цыпочках. Подойдя к входной двери, он остановился и повернулся. Он больше ничего не сказал, но взгляд, брошенный им на Гарта, был выразительнее всяких слов.