Ганс Шмульке опять вытащил блокнот.

Капитан Хирата подождал, пока немец приготовится писать.

— «А» — палубный истребитель, — начал диктовать Хирата. — «B» — палубный пикировщик, «C» — палубный разведчик, «D» — палубный бомбардировщик, «E» — поплавковый разведчик, «F» — поплавковый корректировщик, «G» — базовый средний и тяжелый бомбардировщик, «H» — летающая лодка, «J» — базовый истребитель, «K» — учебный самолет, «L» — транспортный самолет, «M» — специальный самолет, «N» — поплавковый истребитель, «P» — базовый легкий бомбардировщик, «Q» — самолет, предназначенный для борьбы с подводными лодками, «R» — базовый разведчик, «S» — ночной истребитель.

— Записал, — Шмульке переложил карандаш в левую руку, размял пальцы правой. — Это, стало быть, литеры первой позиции в названии самолета.

— Есть ведь еще литеры в третьей позиции, — напомнил Вася.

— А, но это совсем просто! — Капитан Хирата кивнул младшему лейтенанту. — Вы сами легко разберетесь. Что такое, например, «N»?

— Накадзима, — сказал Вася.

— Вот видите! — обрадовался Хирата. — А «М»?

— Мицубиси? — предположил Шмульке.

Капитан Хирата сложил ладони.

— Все точно. Соответственно, «W» — «Ватанабэ», «Y» — «Йокосука»... Это легко понять.

— Все? — спросил Вася.

— Систем всего пять, — напомнил Шмульке. — А мы разобрали только три.

— Правильно, — одобрил капитан Хирата. — Дальше идет система имен. Она была введена в июле 1943 года — по вашему счету — с целью соблюдения секретности. Модификации обозначались при этом после имени самолета словом «ката». «Ката» означает «модель». Например: Суисэй Ката 33 — это D4Y3, модель 33.

— Я попробую расшифровать, — сказал Ганс Шмульке. — Палубный бомбардировщик — «D». Йокосука — «Y».

— В системе присвоения имен есть некоторая закономерность, — продолжал капитан Хирата, одобрительно кивнул Шмульке. — Например, ночные истребители часто имели в своих именах слово «Ко» — «свет»: «Бьякко» — «белый свет», «Кьёкко» — «утренняя заря», «Гекко» — «лунный свет», «Денко» — «луч света».

— Очень поэтично, — сказал Вася. — Не то что у нас — всякие прозвища.

— У нас тоже были прозвища, — возразил Хирата. — Например, бомбардировщик G4M получил у летчиков кличку «хамаки» — «сигара»...

— Гм, — молвил Вася. — Выходит, между нами больше общего, чем предполагалось?

— Между людьми вообще очень много общего, — ответил капитан Хирата.

— Так, а пятая система? — вмешался Ганс Шмульке.

— О, — капитан Хирата сделал непроницаемое лицо. — Это особые обозначения. Они применились к иностранным машинам. Это неинтересно.

Он поклонился обоим собеседникам и удалился.

Вася проводил его глазами.

— Кое-что придется узнавать на собственном опыте, — сказал он. — Что ж, жду не дождусь, когда встречусь с Хиратой в небе на японском самолете.

— Сражаются люди, а не машины, — отозвался Ганс Шмульке. — А между людьми очень много общего.

© А. Мартьянов. 04.11. 2012.

45. Телепатия и радиопеленги

— Вахмистр Вольф! — разнесся над базой громовой голос майора Штюльпнагеля. — Почему посторонние на аэродроме?

Вольф и Горыныч, дружески беседовавшие с гостем из мира танчиков, дружно повернулись на рев «Карлсона».

— Это не посторонние, — ответил вместо Вольфа Горыныч. — Это унтер-офицер Ганс Шмульке.

— Хоть Ганс, хоть Петер! — бушевал Штюльпнагель. — Не знаю такого!

— Да знаете, знаете, — невозмутимо возразил Горыныч. — Забыли уже? Между прочим у герра унтер-офицера допуск по высшей категории.

— Разговорчики! Умные все стали! — Продолжая бушевать, майор двинулся в сторону финотдела. — Я еще наведу здесь порядок! Шатается кто ни попадя, а потом головы пропадают!..

Шмульке проводил его взглядом.

— Какие головы? — недоумевающе произнес он. — Что тут происходит?

— Мои, — сказал дракон. — Не обращай внимания.

Шмульке немного поразмыслил над услышаным. Наконец ему показалось, что он понимает, в чем дело.

Его лицо прояснилось:

— Китайцы, что ли, дотянулись?

Дракон поперхнулся:

— Причем тут китайцы?

— А разве не они?

— Гхм!.. Ты меня заикой сделаешь. Где ты видел на авиационной базе китайцев?

— На нашей давно появлялись, — пояснил Шмульке. — Тут недавно свинчивали башню у русского Т-54, чтобы поставить на свой Type T-34-1. Я подумал, что они могли бы... э...

— Я не танк, — мрачно отрезал Горыныч. — Я дракон. Идея приделать мне три головы вместо одной, как я теперь ясно вижу, могла зародиться только в мозгах, изначально отравленных танками.

— В смысле — как у некоторых танков по три башни и все такое? — уточнил Шмульке.

— В правильном направлении мыслишь, — кивнул змей.

— Попал пальцем в небо, — признался Ганс. — А как это вышло?

Дракон помялся.

— Неприятно вспоминать? — сочувствующе спросил Шмульке.

Горыныч тихо зарычал:

— Вот только давай без этого!

— Привет, танкист! — К беседующим подошел младший лейтенант Вася. — Ты зачем нашего Горыныча обижаешь? Не знаешь разве, какой он становится, когда обиженный?

— Обидишь такого! — Шмульке обменялся с Васей рукопожатием. — Вот, заглянул к авиаторам на чашку коньячка.

Вася вытащил из кармана флягу.

— Угощайся для ясности ума. Как дела?

— Все интереснее и интереснее, — ответил Шмульке. — Зашел бы и ты к нам как-нибудь по старой памяти...

— Зайду как-нибудь.

— Привет, Вольф.

Вахмистр кивнул Гансу Шмульке и тоже, в свою очередь, угостился из васиной фляги.

— А про дракона, значит, все забыли? — вмешался Горыныч. — Коньяк увидели — и все, до старика Горыныча дела никому нет?

Друзья обернулись к змею.

— Ну что ты, Горыныч, — молвил Вася. — Разве про тебя можно забыть?

— Да что за история с головами? — спросил Шмульке.

— Так, мимолетный эпизод. Апгрейд. «Три головы лучше, чем одна», и все прочее, — отмахнулся Вольф. — По правде сказать, Горыныч и с одной головой таких дел натворить может!

— Раньше я считал, что три головы — это круче, — сознался Горыныч. Вася мог бы поклясться, что змей готов покраснеть. К счастью, драконы не краснеют. — Вроде как дружный коллектив в одном теле. Но практика развеяла этот миф.

— Вот и с танками то же самое, — вмешался Шмульке.

— Да погоди ты со своими танками, — поморщился Вася. — Видишь, наш крылатый огнемет душу изливает.

— Насчет души я бы не торопился с выводами, — возразил дракон, — но что изливаю — факт. — Он дохнул пламенем и сжег кустик чертополоха, неосмотрительно выросший на краю поля. — Одна голова оказалась на диво сварливой, — продолжил Горыныч. — Я даже не ожидал, что могу быть таким неприятным!

— Что ты, Горыныч, ты всегда очень приятный, — сказал Вася.

— Ты неискренен, товарищ младший лейтенант, — горестно произнес дракон. — Попытка не засчитана. Эта голова все время возражала мне. Честное слово, мне все время хотелось ее откусить!

— С точки зрения психологии, это звучит как-то слишком по-фрейдистски, — сказал Ганс Шмульке.

— Что ты знаешь о Фрейде? — возмутился дракон.

— Читал пару журнальных статей, — утешил его Шмульке. — Обычно упоминаю для красного словца. Это страшно злит некоторых товарищей.

— А тебе только того и надо — позлить кого-нибудь? — поинтересовался дракон.

Шмульке пожал плечами.

— Погоди, а со второй головой что было не так? — перебил вахмистр Вольф. — Я думал, с ней-то все нормально. Та, другая, — она правда была с неприятным характером...

— Для начала, не бывает двухголовых драконов, разве что после позорной встречи с Васей-дураком, — сказал Горыныч.

— Ты хотел сказать — «с Ваней», — поправил младший лейтенант. – Иваном?