Надо признать, что сложный механизм самоуправления при всей иллюзорности равноправия создавал определенные возможности для римлян. К тому же постоянное балансирование на грани поражения позволило римлянам выработать систему согласованных действий.

Разобщенные противники Рима были обречены. Растущему населению Республики требовалось жизненное пространство, и экспансия продолжалась. Бедняки в качестве колонистов могли получить землю, завоеванную у очередного противника, торговцы — новые рынки и новые связи, богатые — возможность создания новой клиентуры, рост политического влияния, что поднимало шансы на почести и славу — движущую силу римского честолюбия, которое лежало в основе римского менталитета.

Населяющие Италию племена тоже пытались соответствовать уровню возникшей угрозы. Возникали мощные племенные союзы. Одним из таких был союз самнитских племен, дружественный договор с которым римляне сразу же подписали. Вообще-то римляне с очень большим вниманием относились к тому, чтобы во внешних делах всегда чувствовать свою правоту. Поэтому они никогда не упускали возможности заключить дружественные или торговые соглашения, которые при случае нарушались под благовидным предлогом. Но разве с той поры что-то изменилось?

Самниты располагались в горной части Средней Италии. Со временем, усилившись, они попытались захватить плодородные земли Кампаньи и разбили войско кампанцев, осадив их в Капуе, одном из наиболее процветающих городов. Тогда же римляне уже настолько расширили свою территорию, что граничили с Кампаньей. Капуя попросила помощи у Рима, и та не замедлила последовать. Началась Первая Самнитская война, которая длилась три года и закончилась в 341 году до P. X. Римляне прогнали самнитов, но сами остались в Капуе, аннексировав Кампанью. Это не понравилось латинам, союз опять был расторгнут, началась Вторая Самнитская война, ознаменовавшаяся разгромом римлян в Кавдинском ущелье в 321 году до P. X. Попав в безвыходную ситуацию и будучи запертыми в ущелье, они вынуждены были сдаться и подверглись унизительной процедуре. Их обезоружили, раздели и провели «под ярмом», сооруженным из трофейного оружия.

После поражения римляне оправились не скоро, но выводы сделали быстро и провели военную реформу, разделив легионы на тридцать манипул, а каждую манипулу на две центурии, то есть сотни. Управлять и маневрировать таким войском стало эффективнее. И вовремя, потому что опять вторглись галлы, а к ним примкнули и самниты…

Римляне воевали со вчерашними союзниками и заключали союзы со вчерашними врагами, наделяли привилегиями друзей и жестоко карали врагов. Друзья и враги, повторюсь, могли меняться местами чуть ли не ежегодно. Такова политика. Другое дело, что Рим лучше всех на Италийском полуострове использовал непривычные для его противников методы ведения войны. Вот как это описывает современный историк Том Холланд: «Свойственная легионам комбинация эффективности и безжалостности являла собой качество, к которому были готовы немногие среди противников Рима. Когда римляне встречали сопротивление и были вынуждены брать город штурмом, в обычае их было убивать всякое встреченное живое существо. В мусоре, оставленном легионерами, отрубленные собачьи головы и объеденные кости домашних животных перемежались мертвыми человеческими телами. Римляне убивали, чтобы возбудить ужас, — не в припадке боевой ярости, но как дисциплинированные части отлаженной боевой машины. Отвага, проявленная ими на службе в легионе и рожденная гордостью за свой город и верой в его судьбу, была чувством, знакомым каждому гражданину. Нечто особенно смертоносное — а в глазах римлян славное — отличало их способ ведения войны».[14]

Есть о чем поразмыслить: конкурентность, состязательность, присущая римлянам, о чем писали и пишут историки древности и современности, в эпоху республиканского строя и без внутренних ограничителей (кроме как страха общественного порицания) позволили развиться не самым лучшим человеческим качествам. Многочисленные примеры, когда ради принципа легко жертвовали родными и близкими, хотя, надо и признать, также и собой, — образцы для будущих поколений манипуляторов. Для самореализации личности в условиях жесткого социального отсева порой возникают определенные благоприятные периоды. Однако трудно чем-то ограничить личность, единственным критерием для которой является успех любой ценой.

Но с другой стороны, именно римляне, преисполненные «гордостью за свой город и верой в его судьбу» дали образцы такого патриотизма, перед которым меркнет слава даже греков, которые, собственно, и создали это понятие. Вполне возможно, что именно свирепый римский патриотизм лежит в основе их побед: относительно новая общность, не имеющая исторических корней в Италии, компенсировала свою куцую историю бережным к ней отношением и болезненно воспринимала неуважение к ней.

Третья Самнитская война покончила с Самнитской федерацией. Рим окончательно покоряет Центральную Италию и обращают свой взор на Южную, которая в это время была обустроена греческими городами. Любопытно, что экспансия римлян, медленная и методичная, не выглядела столь эффективно, как завоевания Александра Македонского. Пока римляне безуспешно пытались вырваться из Кавдинского ущелья, Александр уже покорил все, что хотел покорить, и уже два года как покинул свою бренную плоть. Великий завоеватель после возвращения из Индии собирался двинуть свои непобедимые войска на Рим и Карфаген, дабы объединить все Средиземноморье в единое целое, но ранняя смерть помешала ему.

Римлянам повезло.

Греческие полисы, плотно заселившие Южную Италию, представляли собой разрозненные поселения, все время грызущиеся друг с другом. О какой-либо долговременной и устойчивой системе взаимопомощи говорить не приходилось, хотя формально они были объединены в союз. И когда воинственное племя луканов напало на город Фурий, то жители его имели неосторожность обратиться к римлянам с просьбой о помощи. Каковая помощь была Римом охотно предоставлена. И как уже становилось традицией, после изгнания луканов в городе разместился сильный гарнизон. Исключительно для блага жителей Фурия, как, наверное, объясняли римляне горожанам. Отсюда Рим собирался продолжить свою экспансию на юг. Но не тут-то было!

Крупнейшая греческая колония Тарент возглавляла довольно-таки хлипкий союз италийских греческих городов, и ей, естественно, появление такого плацдарма пришлось не по нраву. И когда жители Тарента вдруг обнаружил римские корабли в своей бухте, хотя им запрещено было плавать в этих водах договором двадцатилетней давности, то греческие суда тут же напали на них, некоторые потопили, одно захватили, другие смогли уйти. Не теряя времени, греки высадили десант в Фурии и изгнали римлян.

Такое не прощается, но Рим проявил осторожность. Было прислано посольство. Но встретили его, мягко говоря, неприветливо. Как пишет Аппиан, «с большим трудом и проволочками, они допустили послов на общее собрание, и, когда они выступили, стали издеваться, что они не всегда хорошо говорили по-гречески; смеялись они и над их одеждой и над пурпурной каймой. А некто Филонид, человек, ведущий себя по-шутовски и любитель поглумиться, подойдя к Постумию, главе посольства, повернулся задом и, наклонившись вперед и подняв свою одежду, сневежничал на одежду посла. И весь театр смеялся, как будто это было смешно. Постумий же, протянув запачканную одежду, сказал: «Большим количеством крови смоете это вы, радующиеся таким веселым зрелищам». И так как тарентинцы ничего не отвечали, послы удалились. А Постумий, не смыв бесчестия со своей одежды, показал ее римлянам».[15]

Отсмеявшись, тарентинцы вспомнили, что с римлянами шутки плохи. И вскоре убедились в этом. В 281 г. до P. X. в первом же приграничном сражении греки были разгромлены. Вообще-то греческие города не имели мало-мальски сильной армии и, как правило, заключали кратковременные военные союзы с теми, кто готов был сражаться за них, то есть фактически обращались к наемникам. На сей раз решили не скупиться и обратились к самому прославленному, а потому и дорогому — эпирскому царю Пирру.