Это была немолодая, горбатенькая женщина, которая тащила кусок ствола с пустой, прогнившей серединкой и деревянное ведро. Она присела на ствол возле коровы, которая паслась недалеко от телка и принялась её доить. Корова косила глаз на глеев и стегала по своим бокам хвостом.
— Милочка, ты своих птичек не отгонишь, пока я подою, — спросила женщина. Элайни шепнула Флорику: «Идите, поохотьтесь», — и глеи, скрывшись в лесу, вскоре зашелестели крыльями и улетели. Женщина доила корову, а телёнок пытался бодаться с Элайни, так как лизаться она не желала.
— Молочка хочешь? — спросила женщина. Элайни кивнула головой. Женщина поставила ведро и Элайни, наклонив, напилась тёплого и сладкого молока.
— Я помогу, — сказала Элайни, берясь за ведро, но женщина её остановила: — Тебе нельзя.
— Почему же? — не поняла Элайни.
— Ты беременная, — кинула женщина, легко поднимая ведро.
— Откуда вы знаете? — спросила Элайни, удивляясь. Никаких признаков она не чувствовала. Женщина не отвечала. Немного прошагав, она сообщила:
— Меня зовут Алида.
— А меня, Элайни, — шагая рядом с ней, сказала Элайни.
Они пришли к небольшому деревянному домику, сложенному неровно и без замков. Углы были из трёх брёвен, закопанных вертикально, одно внутри, а два снаружи. В вертикальные щели между брёвнами ложились другие, опалённые огнём и друг на друга, а сверху стены прикрывала односкатная крыша из тех же брёвен, которая переходила на навес для скота, обложенный стогами сена. Алида поставила возле дома ведро, а Элайни повела к большому бревну, служащему вместо лавки.
— Покажи ноги, — сказала она, и принялась разматывать тряпку. Потом ушла и принесла вонючую мазь.
— Не нужно, — воспротивилась Элайни.
— Я тебя не спрашиваю, — ответила Алида, обмазывая ступни ног и обвязывая их большими лопухами.
— Сиди пока тут, — наказала она и отправилась к низкому, по грудь, сооружению из брёвен, в которое нырнула, и оттуда повалил дым.
Возвратившиеся глеи с полусонными мордами смотрели на дым, на Элайни и суетящуюся по двору горбунью. «Видать, пообедали», — подумала Элайни.
— Ах, бедные, — спохватилась Алида, — я о вас забыла, — и, надёргав за домом сена, принесла охапку и сунула клок Флорику в пасть. Тот вежливо открыл рот и принялся жевать, показывая свои огромные клыки, но как только она отвлеклась, сразу выплюнул траву в сторону.
— Ты уже скушал, — удивилась Алида и сунула ему в пасть новую порцию сена, — кушай, кушай, видишь, как исхудал.
Флорик снова принялся вежливо жевать, а Флорелла, удивляясь ему, подошла поближе и тоже понюхала сено.
— Они не едят сено, — сообщила Элайни.
— Как же не едят, как едят, — удивилась Алида, присматриваясь к Флорику. Тот выкинул жуйку из пасти и сказал: — Спасибо.
— Вежливый какой, — растрогалась Алида, — и говорящий. А молочка хочешь?
Флорик кивнул головой. Алида припёрла ведро и поставила перед ним: — Кушай.
Флорик полакал, оставил другим. Алида взяла его поперёк и легко понесла к бревну. У Элайни полезли глаза на лоб, а Алида сидела на бревне, держала на коленях перевёрнутого Флорика и чесала ему брюхо. Флорик не возражал.
— Он же тяжёлый, — рискнула сказать Элайни, на что горбунья ответила: — Да какой же он тяжёлый, у меня бык был, так тот, и правда, потяжелей.
— Иди уже, — сказала она любимцу, и Флорик соскочив с её колен, ушёл и улёгся перед домом, подставив морду под дневное солнышко. Алида размотала лопухи, вытерла ими ноги Элайни и, подхватив её на руки, сказала: — Пойдём, лечить тебя буду.
Сооружение из брёвен оказалось банькой. Алида бросила в корыто с водой пару камней из горящего костра, и всё низкое помещение наполнилось дымом и паром. Алида подняла Элайни на руки и бросила её в корыто с горячей водой. «Она меня непременно сварит и съест», — улыбаясь, подумала Элайни, погружаясь в тёплую воду. Недолго пополоскав, Алида положила её на своё колено и принялась сечь веником по спине и ногам. Элайни пискнула пару раз для приличия, потом её опять погрузили в воду, а в конце завернули в какую-то рогожку и перенесли в дом, где водрузили на единственную кровать и прикрыли другой рогожкой.
— Бу-бу-бу, — сказала Элайни, погружаясь в сладкую дрёму.
— Чего тебе? — не поняла Алида, отгибая рогожку и открывая ей рот.
— Спасибо, — повторила Элайни, засыпая и понимая, что днём спят только лежебоки и глеи.
* * *
Окрепшая и со свежей головой, Элайни проснулась под вечер. Порезы на ногах затянулись, в теле чувствовалась необыкновенная лёгкость, так что хотелось бежать, лететь, прыгать. Она потёрла ладони и почувствовала слабое покалывание, точно руки у неё онемели. «Здесь есть станция репликации, и это хорошо», — подумала Элайни. Не сдержавшись, она разрядилась клубком пламени.
— Что ты, милая, — закудахтала Алида, — так ты мне дом сожжёшь.
— Простите Алида, не сдержалась, — призналась Элайни. — Вы не скажете, где здесь ближайший город.
— Что за «город» такой? — не поняла Алида.
— Город, это место, где много жителей, — объяснила Элайни, подавляя в душе тревогу и предчувствуя неприятное.
— У нас сроду такого не водилось, — развела руками Алида. — Много, это сколько?
— Как деревьев в лесу, — сообщила Элайни, предчувствуя ответ.
— Так много людей не бывает, — сочувственно сказала Алида, — ты, деточка, пойди, ещё полежи.
«Куда же я попала?», — подумала Элайни, понимая, что попала она крепко и это ещё легко сказано. Её размышления прервал приход нового гостя: крепкого, невысокого роста мужчины в вязаной рубахе и таких же брюках. На чёрной лохматой голове желтела большая соломенная шляпа, из-под которой виднелась только чёрная с проседью борода. Он обнялся с Алидой, бросил быстрый взгляд на Элайни и принялся разгружать арбу, запряжённую флегматичным волом. На арбе, в соломе, располагались несколько больших кувшинов, в которых, как потом подсмотрела Элайни, было зерно. Возле ног мужчины крутились несколько худых собак, которые, обнюхав Элайни, оставили её в покое, а сразу бросились в кусты, высматривать себе добычу.
— Знакомься, Элайни, — сказала Алида, показывая на бородача, — это мой младший брат Тулин.
Бородач кивнул Элайни головой. Рассмотрев его поближе, Элайни поняла, что он возраста не больше её, только борода с проседью старила его и добавляла солидности.
— Замуж тебя отдам за него, — по-хозяйски решила Алида, — ты девка молодая, хорошая, к тому же у тебя ребёнок, а с ребёнком без мужика нельзя.
— Да я не пойду за него, — возмутилась Элайни.
— А кто же тебя, кроме него, возьмёт, брюхатую? — удивилась Алида.
— А какой резон ему меня брать? — хихикая в душе, спросила Элайни.
— А я так сказала, — сообщила Алида, — не послушает, я его выпорю.
Элайни, видевшая, как Алида баловала на руках громадного Флорика, верила в то, что она выпорет кого угодно и, представив такую картину в воображении, засмеялась.
— Видишь, уже рада, — довольно сказала Алида, — а говорила, что не выйдешь.
Элайни решение о замужестве оставила на потом, а принялась помогать Алиде готовить кашу. Уже вечерело, когда они во дворе расположились кружком вокруг глиняного горшка, исходящего сладким паром. Каша была заправленная сушёной ягодой без косточек, и уплели её в одно мгновение. Облизывая деревянную ложку, Элайни ушла на берег и по-собачьи хлебнула холодной воды.
— Намаялась я, спать пойду, — сказала Алида и глянула на Элайни.
— Я здесь, на арбе посплю, — сообщила Элайни, так как спать ей совершенно не хотелось.
— Ваше дело молодое, — хмыкнула Алида, ободряюще глянув на Тулина. Тот кинул охапку соломы под арбу и прилёг, не раздеваясь. Элайни, бухнувшись сверху на арбу, посмотрела в небо и принялась его рассматривать, вспоминая. Небо было знакомое, хотя чуть-чуть неправильное. «Может, я, всё-таки, у себя дома?», — с надеждой подумала Элайни и, перегнувшись вниз, спросила Тулина: