Для сохранения здоровья Я. В. Брюс нуждался и в хорошем поваре, о чем свидетельствует его письмо генералу Р. Х. Боуру от 8 ноября 1708 года: «Пожаловал, милость твоя, будучи в Чашниках, уступил мне полоненаго повора. И понеже оной ранен был, а лекарь мой у вашей милости был, того ради я оному приказал было быть у милости твоей доколе выздоровеет. Ныне повар, которой был прислан, умре, и в том великую нужду имею. Того ради прошу вашего жалованья, ежели тот преждеписаной повар выздоровел, пожалуйте мне по-прежнему ево уступитя и прикажите онаго в Смоленске отдать стольнику Алексею Маркову, х которому я писал, дабы ево ко мне прислал. А я за такое ваше жалованье всегда вам готов служить и остаюсь непременно вашего благородия должным слугою».
Старые приятели не забывали Якова Вилимовича. Так, например, смоленский воевода П. С. Салтыков прислал Я. В. Брюсу бочонок пива. «И ежели и я свободной случай имел, чтоб вместо онаго вам отплатить, то бы послал я к вашему благородию изрядного ренского, чего ради оставляю оное напред», — благодарил своего давнишнего друга за подарок Яков Вилимович.
В условиях постоянных маневров русской армии генералитету необходимо было не только сохранить военные обозы, но и сберечь свои собственные. Об этом Я. В. Брюс просит сына своего покойного друга H.H. Балка — Федора Николаевича: «Прошу Вашу милость, пожалуй, не покинь мой обоз, которой стоит неподалеку от вас, и во всякие случаяи его сохрани». В том же письме начальник артиллерии заодно сообщает Балку приятную новость: «При сем объявляю вам, что вы и господин бригадир Ахестов повышении чином вашим будете, переменены чинами. И вы будете при бригаде, а Николай Григорьевич будет взят к господину фелтмаршалу Шереметеву. И прошу Вас о сем не изволь никому объявлять. И мню, чтобы быть вам при бригаде Николае Григорьевиче, и ему у господина фелтмаршала (Б. П. Шереметева. — Авт.), о чем и чаю вскоре о том указ [или] будет прислан, о чем прошу до времени помолчать, разве что бригадиру Ахестову объявить».
Вообще, Я. В. Брюсу была, вероятно, свойственна национальная шотландская черта — скопидомность и бережливость. Крестьянин Камарицкой волости из села Щегловки Наум Салтанов со своими детьми учинили драку с обозными Брюса, когда те проезжали мимо их двора. Во время драки буяны «били дубьем по коляскам и разбили у коляски окончину». Таким образом пострадала дорожная карета начальника артиллерии. Разъезжать с выбитыми стеклами по осенним дорогам он не собирался и немедленно направил севскому коменданту Г. Котовскому письмо с требованием компенсации: «Прошу вашу милость прикажите тех бойцов в том розыскать, и тою окончину на них доправить. Изволь у тех колясков другие окончины хотя сам досмотреть, каковы те окончины были и чего [стояли]. И коляске той цена 100 рублей».
Осенью 1707 года жена Якова Вилимовича — Марфа Андреевна вернулась в Москву, а в 1708 году в семье Брюсов произошло радостное и долгожданное событие. Родилась дочь Наталья. Это произошло, скорее всего, в последних числах января и не позднее 2 февраля, поскольку именно в этот день дьяки Артиллерийского приказа поздравили своего начальника с рождением дочери: «Желаем тебе, государь, от Господа Бога милости и здравия, и щастливого радостного пребывания по желанию милости твоей. Поздравляем тебя, государь, с новорожденной дщерию твоею, а нашей государыней Наталиею Яковлевной».
Крещение новорожденной состоялось в Москве, причем крестным отцом был сам наследник русского престола царевич Алексей Петрович. Я. В. Брюс поспешил поблагодарить царевича: «Вашей Царской Высокости всенижайшое благодарение отдаю за превеликую милость вашу, что не изволили нашу низость презрети и были приемником дочери моей. При том желаю всякие щастие имети, дабы мог случай сыскати такую высокую милость вашей Царской Высокости верною своею услугою заслужити».
Получал Я. В. Брюс и редкие письма из Санкт-Петербурга от своего брата Романа. В одном из них Р. В. Брюс сообщал о происшествии, случившемся летом 1708 года: «Нынешняго лета в бытность здесь у нас государен цариц и царевен, поставлена была государыня царица Прасковья Федоровна в старом доме его светлейшества, и небрежением домашних их людей хоромы загорелись, которые мы затушить не могли от великого ветра. Однако чрез великий труд большие светлицы так устояли, что подволоки прогорели и далей не допустили. А задние хоромы утушить не могли. И ныне велено нам и всем офицерам такие ж новые хоромы построить на свои деньги. Зато бутто нерадетельно [отимали], о чем и указ ко мне прислан за подписанием руки господина адмирала. Пожалуй, братец, яви к нам ко всем обще милость свою и побей челом его светлейшеству, чтоб явил к нам милость и избавил бы нас от того строения. Истинно нашей вины в том нет. Не мы зажгли, и не мы на том дворе стояли. А нам платить повелено. А как горели хоромы, истинно отимали радетельно, колько мочи было. Пожалуй, братец, не оставь прозьбу мою, излуча удобнаго времени, донеси о том его светлейшеству и напамятуй, когда его милость изволил быть здесь, в то время изволил обещать, когда другой дом будет готов, хотел то место пожаловать мне. Я бы себе хоромцы на том месте построил».
В 1708 году к Я. В. Брюсу был направлен известный переводчик и издатель Илья Федорович Копиевич (Копиевский), человек, много сделавший для издания светской и учебной литературы на русском языке. Копиевич родился в Белоруссии, обучался в Голландии, где принял протестантство. В 1697 году во время Великого посольства он познакомился с Петром I, который поручил ему перевод иностранных книг на русский язык. В типографии Яна Тессинга в Амстердаме Копиевич начал выпуск изданий на кириллице и стал одним из создателей русского гражданского алфавита. В 1700 году он организовал собственное печатное дело и продолжил издавать книги на славянских языках. Однако дело оказалось убыточным. Издатель бросил своего компаньона и бежал в 1707 году с дочерью от кредиторов в Польшу, а затем в Россию. Здесь он был милостиво принят царем, который поручил ему закупку книг в Данциге (современный Гданьск) и дал 50 ефимков. На обратном пути Копиевич, к сожалению, был ограблен казаками. По приказу Петра I ему было велено состоять при Я. В. Брюсе, который по праву считался настоящим интеллектуалом в среде петровских военачальников. Однако переводчик не произвел на Якова Вилимовича должного впечатления. В письме руководителю Посольской канцелярии Г. И. Головкину от 15 апреля Брюс сообщал: «Изволили ваше превосходительство х Капиевичу писать, дабы он к вашему превосходительству ехал. И я вашему высокородию доношу, как я был в Аршаве изволил Его Царское Величество приказывать мне, что оной для переводы всяких книг был при мне. И ежели вашему высокородию оной гораздо надобен, о том извольте ко мне отписать. И я ево к вашему высокородию пошлю. А мне в нем нужды нет».
В другом письме, отправленном самому государю, Я. В. Брюс довольно скептически высказался относительно переводческих способностей Копиевича: «Вашему Величеству всеуниженно доношу, что с два месяца прошло, как явился у меня Копиевич, котор[ой] при мне живет без всякого дела, потому что мне в нем никакой помощи нет для того, что языку немецкому неискусен. А зело б ему было переводить книги польские летописные, також и геометрическую, которую по приказу вашего величества, я купя, отдал будучи в [Москве] в Посольскую канцелярию. Того ради не лутшей ли его отослать к Гавриле Ивановичу (Головкину. — Авт.), понеже мне ненадобен. О чем Вашего Величества повеления ожидать буду».
Дальнейшая судьба Копиевича была связана с Посольской канцелярией, при которой он служил переводчиком до самой смерти в 1714 году.
Я. В. Брюс в военных операциях 1708 года
1708 год в военном отношении был не менее тяжелым, чем предыдущие годы Северной войны. Россия жила в тревожном ожидании шведского нашествия.
Царь выехал из Москвы в ночь на 6 января, получив известие, что Карл XII двинулся на восток. Петр счел необходимым находиться при армии, так как мощь грозного неприятеля оценивал без всяких иллюзий. Накануне отъезда в армию Петр отдал распоряжение царевичу Алексею относительно совершенствования укреплений Кремля: «Фортецию московскою надлежит, где не сомкнута, сомкнуть, буде не успеют совсем, хотя борствором и палисадами, понеже сие время опаснейшее суть от всего года».