- Наш замок очень хорошо укреплен, - пробормотал мальчик. - Мне лета не хватит, чтобы взять его осадой. Правда, есть один способ...

Громко звякнул металл, Хромой невольно вздрогнул и обернулся. Лериана вскочила, уронив кубок, и кинулась к выходу. Хлопнула дверь. Эрствин вздрогнул. Серебряный кубок, дребезжа, прокатился по каменным плитам и замер. Вино, вылившееся из него, расплылось темной дугой. Странная девушка.

Хромой послушал, как торопливые шаги Лерианы стихают в коридоре, и обернулся к мальчику.

- Чего это она?

Эрствин молчал.

- Может, здесь замешаны фамильные тайны?

- Вроде того. Хромой, я ведь тебе не рассказывал, как нас выгнали из Леверкоя?

- Я думал, тебе неприятно вспоминать об этом.

- Да уж чего приятного... Ок-Рейсель и другие, они тогда влезли в башню, которую защищал дядя Орман. В замке был предатель, спустил лестницу, знаешь, такую, из веревок и дощечек. Они заранее готовились. Дядю убили, а Лериану схватили. Она тогда едва не померла со страху, с тех пор - сам видишь, немного не в себе. Я был с отцом у ворот, мы подожгли их таран... Потом оказалось, что ок-Рейсель уже в башне, папа велел мне остаться у ворот, а сам побежал туда... Что было дальше, я не видел, знаю только, что ок-Рейсель крикнул отцу, что зарежет Лану, если мы не уберемся из Леверкоя. Сначала, сказал, отрежет левое ухо, потом правое... Он так орал, что и у ворот было слышно. Испугался, должно быть, с перепугу кричал. Мы ушли, Лану отпустили с нами. Понимаешь?

- Не совсем.

- Ок-Рейсель предложил мне... не сам, разумеется, через посланников, предложил, что предаст своих, если я выдам Лану за его сына. Приданое оговорил. - Эрствин опустил ноги на пол и подался вперед, заглядывая Хромому в лицо снизу вверх. - Приданое небольшое. Если ударим по рукам, он откроет ворота Леверкоя моим людям.

- Теперь понимаю. Лериана знает?

- Знает... Человек ок-Рейселя специально настоял, чтобы разговор шел в ее присутствии.

- Ясно... Лериана знает, что ты потерял замок из-за нее и поэтому не может сказать "нет" сватам... Вот гадская история!

Мальчик кивнул.

- Ну почему у вас, знатных господ, все так непросто... Эрствин, по-моему, для тебя существует единственный выход.

- Какой?

- Ты должен отбить свой замок без помощи этого мерзавца.

Эрствин снова поник.

- Я тоже так думаю, - глядя в сторону, пробормотал он. - Только... Эти господа, которые захватили Леверкой, постановили владеть им сообща, у них договор. Каждый прислал в замок кто сына, кто младшего брата или хотя бы племянника. Одиннадцать дворян.

- Ты хочешь сказать, что в замке всегда гарнизон из одиннадцати дворян? И они никогда не отлучаются?

- Хромой, эти молодые господа там вроде как заложники. За каждым приглядывают десять остальных. Гарантия такая для их отцов и дядьев. Если кто-то уехал, прочие держатся настороже. Я не знаю, что придумал ок-Рейсель, как он собирается сдать мне Леверкой, но...

- Погоди... Вот только теперь я, кажется, начинаю в самом деле соображать...

Хромой откинулся на спинку кресла, задрал голову и уставился в потолок. По серой поверхности бродили красноватые отсветы каминного огня, образуя причудливый узор на поверхности, покрытой паутиной трещин. Если Леверкой в самом деле хорошо укреплен и обороняется одиннадцатью щенками... да при каждом латники, оруженосцы, кнехты... Разумеется, папаши, которые не доверяют друг другу ни на грош, отрядили для охраны сопляков лучших людей. Паршивое дело, Гангмар возьми. Просто на редкость паршивое дело! А самое мерзкое здесь - предложение мерзавца ок-Рейселя... и то, что стоит за этим мерзким предложением.

Отец Брак, викарий и архиепископский легат, неторопливо брел по крепостной стене, попеременно поглядывая то влево, то вправо. Подобные обходы он совершал каждое утро на рассвете, чтобы в тишине и покое, пока подчиненное ему гилфингово воинство спит, обдумать предстоящие дела. Тишина зимнего утра - ломкая, хрупкая, морозная, прозрачная, чистая - способствовала ясности мысли. Днем тишину затопчут, заорут, сломают звоном оружия, тюканьем топоров, конским ржанием. А мысли отца Брака переполнятся сиюминутными заботами и тревогами. Для главных мыслей остается лишь короткая прогулка по стенам в предрассветный час.

Часовые, неуклюжие в тяжеленных меховых накидках, уступали дорогу начальнику, погруженному в раздумья, отец Брак коротко кивал в ответ на поклоны - и продолжал путь. Взгляд вправо, взгляд влево. Легат обходил периметр стен по часовой стрелке, справа от него был крепостной двор, крыши, трубы с жиденькими струйками дыма, утоптанные дорожки между бараков, плац. Внутреннее пространство плотно застроено, гарнизон Фрага уже сейчас куда больше, чем требуется для защиты крепости, и пополнение продолжает прибывать. А слева... Сейчас викарий как раз вышел к северному фасу стен. Насколько хватает глаз - к северу тянутся леса.

Если глядеть с башни, пейзаж напоминает лоскутное одеяло. Редкие вкрапления старых лесных чащоб, охотничьих угодий здешних дворян, чередуются с низкими, но и более густыми зарослями. Эти рощи за осень подняли эльфы, вырастили при помощи грешного, противного Гилфингу, искусства. Одно слово - нелюди. Леса, взращенные Первым народом, подступают к крепости с севера, эти заросли перерезали дороги, уничтожили поля, поглотили поселения. Злое дело, злое. Не поднимаются дымы, не видно ни жилья, ни утоптанного тракта. Новые леса стали границей между империей и захваченным нелюдями Феллиостом.

Викарий тяжело вздохнул. Едва сойдет снег, из Ванетинии непременно придет приказ - выступить против нелюдей. Это значит, что воины Белого Круга вступят в зачарованный эльфийский лес. Злой лес, где за каждым кустом скрывается нелюдь, где отовсюду грозит опасность. И поведет их викарий Брак.

Гилфинг видит, Брак не желал этого назначения... Великая честь - командовать в войне с врагом рода людского, но и великая ответственность, непосильно тяжкая ноша. Браку чужд грех гордыни, он предпочел бы служение на менее значительном посту, хоть бы и рядовым копейщиком... но именно его, недостойного, глава Церкви архиепископ Мунт отправил легатом на северную границу. Все из-за того, что он, Брак, десять лет провел в Геве. Назначение гевского клирика на высокую должность - это знак Миру. Дескать, что бы ни творили светские владыки, как бы ни враждовали, а клир един. На деле, Брак не сомневался, епископы восточных областей скорее сохранят верность тамошним сеньорам, нежели его высокопреосвященству, ставленнику Алекиана. Однако не открыто, нет. Они станут до последнего интриговать, притворяться нейтральными, торговать (прости, Светлый, эти слова!) своей верностью... Брак не таков, он прямодушен и хотел бы лишь служить архиепископскому престолу. Хотел бы, но как это трудно в наше злое изменчивое время - хранить верность!

В часовне ударил колокол, звон всколыхнул округу, разорвал сонную тишину. С противным хриплым граем взвились вороны, устроившиеся на ночлег у теплых труб. Нет бы, голуби здесь прижились... так ведь послал Гангмар именно этих птиц - черных, зловещих. Вороны с карканьем закрутили хоровод над просыпающейся крепостью. Викарий подумал - не дурной ли знак? В крепости началось движение - из бараков, потягиваясь, и запахивая на ходу белые плащи, потянулись братья. День начинается с заутрени. Потом - трапеза, далее каждому назначат то или иное служение. Кто в дозор, кто сопровождать обоз, кто - на плац, упражняться с оружием. Ну и отцу Браку покоя не видать, то с одним ему станут докучать, то с другим. У начальника над сотнями людей - и забот сотни...

Викарий еще раз вздохнул напоследок и заспешил к ближайшей лестнице. Ему первому надлежит к заутрене спешить. Братия должна понимать, что, хоть с мирским оружием в руках, но службу они несут более духовную. Молитва - меч острый и надежный щит, в бою оборонит и врага поразит не хуже, чем сталь. Главное - верить, и вера сотворит чудеса. А без веры злого эльфийского чародейства не одолеть. Прочь, тревожные мысли, прочь! О Гилфинг, отче... светлый, пресветлый... Брак твердил молитву на ходу, чтобы отделаться от сомнений, которые лишь помеха в служении Светлому.