Эрдня, частенько бывавший в городе у детей, подтвердил прогноз:

- В Элисте не меньше нашего выпивают. В каждом микрорайоне на лавочках сидят компаниями, спозаранку похмеляются, деньги даже у незнакомых людей требуют. Не просят, а требуют!

Надо отметить, что здоровая часть поселковых мужчин не сидели, сложа руки. Участковый Гаря, прибыв в райцентр с отчетом, доложил начальнику полиции о сложившейся ситуации. Главный районный полицейский сочувственно развел руками:

- Нет у нас закона, Гаря Манджиевич, чтобы с пьяницами бороться, пока они не совершат уголовное преступление. Раньше хоть ЛТП* существовали, а теперь, чтобы принудительно отправить алкоголика на лечение, полгода надо бумажки собирать. Да и то нет уверенности, что суд согласится с нашими доводами. Демократия и либерализм повсеместный. Нельзя нарушать право человека пить месяцами и годами. У нас в районе с этим делом еще хуже, чем у вас в поселке.

- А почему нужные законы не принимаются, товарищ подполковник? Ведь гибнет народ?

- Мы с тобой на это повлиять не можем, а раз не принимаются, значит, это кому-то выгодно, - почти шепотом, как строжайшей государственной тайной, поделился начальник своими соображениями с участковым и многозначительно направил указательный палец в потолок.

Участковый Гаря не ограничился разговором со своим полицейским начальством, а отправился в администрацию района. Его после долгих проволочек принял манкурт не самого высокого ранга, но с таким недовольным выражением лица, словно был оскорблен грубым нарушением субординации: какой-то участковый из дальнего поселка посмел побеспокоить его высочайшую особу, оторвал от забот о районе и республике.

Выслушав нетерпеливо участкового, манкурт, как автомат, дал ответ механическим голосом:

- Предприниматель, о котором вы сообщаете, имеет все необходимые разрешения. Лицензия на продажу спиртного выдана ему на законном основании. Все документы согласованы с соответствующими органами, - и лишь потом поднял пустые глаза на докучливого посетителя. Гаря чуть фуражку не оставил, торопясь покинуть неприветливый кабинет.

Вернувшись в поселок, он рассказал о неутешительных результатах разговоров с районным начальством своим друзьям-единомышленникам. Эрдня, склонный к решительным действиям, предложил:

- Может, в Москву написать? Там-то, наверное, не знают, что у нас творится?

Но Гаря, вспомнив указательный перст начальника полиции, охладил его порыв.

Тогда Манджа сказал:

- Для начала я сам схожу к Абрахаму-Ибрагиму, попробую поговорить с ним по-человечески.

Абрахам встретил Манджу внешне приветливо, с почтением, завел в подсобку вагончика, радушно предложил холодного пива, но Манджа от угощения отказался. Изложил «ходок» свои претензии хозяину торгового вагончика, на что получил такой ответ:

- Тебя, Манджа Иванович, я уважаю! И опасения твои понимаю. Но клиентов-односельчан я ведь не на веревке сюда тащу, они сами добровольно приходят и днем и ночью. Если есть спрос, должно быть и предложение. Так ведь, дорогой? – Не дождавшись ответной улыбки, он заключил свои откровения словами героев кинофильмов про итальянскую мафию:

- Это бизнес. Ничего личного.

- Плохой у тебя бизнес, Ибрагим, - сурово заметил Манджа. – Он у тебя на слезах детей и женщин процветает.

На том и расстались.

Снова собралась четверка наших героев во дворе Манджи. Ответ владельца торгового вагончика всем очень не понравился. Радикальный Эрдня внес предложение:

- А если поджечь вагончик или взорвать?

Участковый Гаря урезонил экстремистски настроенного товарища:

- Я вижу, Эрдня, тебе не терпится на нары побыстрее присесть? За этот вагончик тебе столько статей навешают, включая терроризм, что выйдешь на волю ты в возрасте деда Хату!

Поговорили и об отсутствии необходимых законов или, как витиевато выразился участковый Гаря, о «несовершенстве правовой базы». А кто же мешает ее совершенствовать, вон депутатов скоро больше будет, чем магазинов в Элисте? И напрашивался весьма тревожный, но единственно верный вывод, что спаивание происходит не случайно, так сказать, не из-за короткого замыкания или прорыва канализации на этой самой «базе», а носит планомерный характер, умышленный.

В русском трактористе Иване, похоже, проснулись его православные гены:

- А что, если с воззванием к ним обратиться, типа проповеди, прямо в самом скопище, на ФАПе?

- Ты, Вань, Иисусом Христом себя вообразил, что ли? – возразил Манджа. – Проповеди можно читать запутавшимся, заблудшим, но нормальным людям. А в этих, по всему видать, бесы вселились. Так что для начала из них бесов надо изгнать. Шаманскими методами я не владею. Придется воздействовать на сознание с применением физической силы. Делать все равно что-то надо!

- Да, до Бога высоко, до царя далеко, - согласился тракторист Иван, - вспомнив к месту поговорку. – Надо самим, мужики, за это дело взяться.

- Только без трупов и без причинения тяжкого и средней тяжести вреда здоровью, - серьезно предупредил участковый Гаря. – Иначе мне, по долгу службы, придется везти вас в район для производства следствия, а после него отсидка неминуема. И еще мне, как официальному лицу, принимать участие в ваших «нетрадиционных» воспитательных мероприятиях категорически запрещено. А то погоны сорвут моментально. Но, по мере возможности, я вас прикрою.

На следующий день, спозаранку, троица в составе Манджи, Эрдни и Ивана начала проводить подворные обходы. Застав на месте не успевшего убежать на ФАП похмельного, ошалевшего от неожиданности односельчанина, Манджа давал ему подписать расписку, в которой говорилось, что с сегодняшнего дня данный гражданин добровольно отказывается от употребления спиртного. Манджа при этом добавлял:

- Если увижу тебя у вагончика Ибрагима или в ФАПовской распивочной, руки и ноги повыдергиваю. Достали вы всех своей пьянкой!

Как правило, неопохмеленный односельчанин начинал дерзить, ругаться и сопротивляться. Вот тогда Манджа использовал, как крайнюю меру, то, что называл «воздействие на сознание с применением физической силы». А делать это он умел, хотя без всякого удовольствия, потому что в молодые годы, еще при советской власти, после окончания Башантинского совхоза-техникума был призван на действительную службу в армию, в элитные десантные части, и многие навыки сохранил на всю оставшуюся жизнь. А иначе и быть не могло, так как во время службы он два последних года из трех ходил отличником боевой и политической подготовки.

И пусть почитатели Фазиля Искандера не упрекают нас в злостном плагиате. Литература – это отражение жизни. И если его бармен Володя был в прошлом десантником и тоже отличником боевой и политической подготовки, то почему наш Манджа не мог оказаться таким же образцовым защитником отечества.

Вторым этапом антиалкогольного террора стало разорение «логова врага» - стационарного бивуака на руинах ФАПа. Друзья-борцы сожгли все тюфяки, скамеечки и навес, предварительно облив греховное место бензином. Поистине, земля стала гореть под ногами поселковых выпивох.

Теперь неподалеку от торгового вагончика «Абрахам и Сарият», под тенью мелколистного вяза, частенько можно было видеть фигуру участкового Гари, который бдительно наблюдал за посещениями этого злачного места. Если покупатель вина находился подшофе, то участковый отводил его в свой кабинет, комнатушку при местной администрации, составлял по всей форме протокол, а в исключительных случаях помещал пьяного до протрезвления в «изолятор временного содержания» - темный, запыленный и непроветриваемый чулан, запираемый на амбарный заржавленный замок. Желающих повторно посетить «ИВС» было мало.

Было бы неверным сказать, что со стороны пьющей части мужчин не последовало ответной реакции. Ночью кто-то разбил каменюкой окно кухни Манджи, когда вся семья сидела за столом и ужинала. А однажды Манджу подкараулили в глухом тесном проулке три поддатых злоумышленника. Но бывших десантников не бывает. Поэтому, что могли сделать три выпивших мужика с нарушенной координацией движений против отличника боевой и политической подготовки?