Благодаря мистеру Джильберту переговоры закончились удачно. Миссис Деви согласилась с желаниями сына, а мистер Борлаз уничтожил договор с учеником. На обороте контракта Борлаз написал, что он освобождает Гемфри от «всяких обязательств, несмотря на его отличное поведение», и добавил: «Я не хочу мешать стремлениям многообещающего юноши, которые могут принести ему славу и счастье». Только одному из близких друзей Деви не понравился этот план — старому «благодетелю» мистеру Джону Тонкину, мечтавшему сделать Деви врачом родного Пензанса. Он был настолько раздражен, что даже изменил свое завещание, и наследником своего дома назначил не Деви, как раньше, а другое лицо.

В жизни Гемфри Деви наступает перелом. Двадцатилетнему юноше предложено заняться систематической научной работой. Ему положительно везет. Сразу три видных человека Англии заинтересовались его судьбой. Грегори Уатт, Девис Джильберт и Томас Беддо с этих пор приняли близкое участие в жизни Гемфри. Конечно, и Гемфри за последние четыре года учения у Борлаза неизмеримо вырос; ординарный повеса превратился в хорошо развитого и неплохо подготовленного кандидата к научной деятельности. Быстро усвоив небольшой фактический и теоретический объем современной ему химии, он принялся за экспериментальную проверку фактов, почерпнутых из книг. Проделав в своей «лаборатории» серию опытов, Деви сразу стал на голову выше многих молодых людей своего времени, получивших систематическое университетское образование.

Поглощенный научными занятиями, Деви не забывает рыбную ловлю и охоту. Он становится отличным стрелком. Последние годы Гемфри в Пензансе были счастливым временем его жизни. В общении с признанными авторитетами Англии он осознал силу своего интеллекта. Он полон желания подниматься все выше по лестнице наук. Заманчивые горизонты раскрывались перед ним. В одной из личных записных книжек Деви, относящихся К тому времени, мы находим следующие, ярко характеризующие его слова: «Я не могу сослаться для своей характеристики ни на богатство, ни на власть, ни на знатное происхождение, и тем не менее я верю, что буду не менее полезен человечеству и моим друзьям, чем те, кто родился со всеми этими преимуществами». И дальше: «Постепенно я начинаю осознавать свои силы, сравнивая их с силами других. Однако энтузиазм, который создал мою независимость, не пропал. Я уже больше не беспокоился о том, что думают обо мне другие, и не гонялся за славой. Порожденное только одним чувством — любовью к правде — желание видеть вещи в их истинном свете затмило все другие помыслы… Этот характер я думал совершенствовать, отбрасывая от себя всякое проявление лжи и лицемерия». В той же книжке Гемфри оставил последнюю запись: «Теперь я проделал все опыты, которые можно сделать здесь: я их сумею быстро собрать и систематизировать, но это лучше сделать в Клифтоне, чем в Пензансе».

Нельзя отказать в некоторой доле предвидения и мистеру Беддо, который не без оснований подчеркнул, что Пневматический институт должен стать для Деви местом, где он закончит свое образование. Великодушный Беддо заранее указывал, что полный крах его, Беддо, научных идей, полученный в результате экспериментов, будет также принят как успех Деви, Последнее замечание Беддо оказалось, как увидим дальше, пророческим. Пневматический институт был как будто создан специально для Деви, для его совершенствования, ибо это была наибольшая польза, какую человечество получило от этого института.

Деви собирался в дорогу, он готовился впервые в своей жизни оставить родной Пензанс. Орленок расправлял крылья и собирался в свой первый полет. 2 октября 1789 года двадцатилетний Деви направился в Бристоль. Закончился первый период его жизни. Ничто не смогло задержать роста этой яркой индивидуальности. Все благоприятствовало развитию его ума. Даже многие годы, проведенные в школе Гаритона, сослужили свою положительную службу. На это обстоятельство неоднократно указывал и сам Деви: благодетельное безделье возбудило живую любовь к природе. То, чего не смог дать Гемфри мистер Гаритон, дал ему прекрасный Корнуэльс. Гемфри с детства полюбил и научился читать великие страницы естественной истории в ее непосредственности. На всю жизнь он вынес правило наблюдать, наблюдать и еще раз наблюдать за явлениями природы. Из наблюдений рождались идеи, теории и другого пути у открывателя элементов не было и быть не могло.

В описываемую нами эпоху Бристоль уступил пальму первенства другим портам Западной Англии. Главным местом снаряжения заатлантических экспедиций стал Ливерпуль. Но было время, когда Бристоль, город в устье реки Эвон, превышал по численности население Лондона. Бристолю принадлежит честь посылки первой экспедиции в Америку. Себастьян Габотто вышел в 1497 году из Бристоля и на четырнадцать месяцев раньше Христофора Колумба достиг берегов Нового Света. Упадок Бристоля, как, впрочем, и многих других городов Англии, был вызван сохранившимися от средневековья привилегиями городских цехов. Горожане имели «свободные права», и все, кто вновь селился в Бристоле, ограничивались и стеснялись тысячами способов до такой степени, что вынуждены пыли искать счастья в других местах. Город же от этих порядков только терял и уступал первенство тем городам, где пережитки феодализма ломались быстрее.

Беддо жил в Бристоле. Клифтон, где находился Пневматический институт, был в то время небольшим пригородом, куда бристольские купцы уезжали отдыхать от трудов праведных. Крутой холм возвышается над зажатым в ущелье Эвоном. Где-то внизу катит в океан свои воды река, а наверху, на утесе, стоит Клифтон. Старинные постройки, утесы, река и леса привлекали сюда художников и поэтов. Последнее обстоятельство сыграло свою роль в популяризации Пневматического института и его молодого руководителя.

…Письмо к матери. Оно может послужить неплохой характеристикой чувств и переживаний юноши, впервые вступающего в мир. И кому, как не матери, написать о первых успехах и впечатлениях.