Волков заводит тесное знакомство с двумя лучшими актерами аккермановской труппы — трагиком Гильфердингом и комиком Школярием. Продолжая осваивать у итальянцев сложную технологию сценических чудес, Волков проходит у немецких актеров как бы школу и теорию театральной игры. Он расспрашивает у них про все детали сценического поведения, внимательно изучает систему их работы на сцене.

Только необычайно даровитая натура могла охватить в такое короткое время — Волков пробыл в Петербурге никак не более двух лет — столько разнообразнейших театральных знаний, усвоить такие всесторонние сведения по всем отраслям сложного театрального дела.

В 1748 году Волков вынужден вернуться в Ярославль: скончался отчим Полушкин. Федор Григорьевич остается старшим в семье, руководителем и главным хозяином заводов и торговли.

Он возвращается из столицы, обогащенный большим запасом художественных и общих знаний, охваченный страстным влечением к театру.

Но в Ярославле все осталось по-старому. Дома Волков застает все те же грязные конторские книги, будничную торговую сутолоку, надоевшие дела заводского хозяйства, сонные лица братьев и мастеровых. Вдобавок его ожидает еще судебная тяжба.

У его отчима осталась от первого брака дочь Матрена, по мужу Кирпичева. После смерти отца она вступила в тяжбу с братьями Волковыми. Началось с того, что муж Кирпичевой предъявил ко взысканию вексель на две тысячи рублей, выданный ему покойным Полушкиным. В ответ на это братья Волковы просили Провинциальную канцелярию учесть заложенный за полторы тысячи рублей двор Полушкина, так как срок этой сделки давно истек. Тогда Матрена Кирпичева заявила, что единственной наследницей после смерти отца осталась она одна. Пасынки же, по ее словам, обманным образом завладели не только имением отчима, но и его запечатанным сундучком, в котором хранились разные деловые бумаги, векселя и письма. Двора своего Полушкин пасынкам не закладывал, утверждала Кирпичева, и закладная была составлена происками братьев Волковых. В доказательство она ссылалась на то, что ее отец «грамоте и писать не умел».

Дело затянулось, и в 1753 году Кирпичева возобновила жалобу на своих сводных братьев. Федора Волкова в это время уже не было в Ярославле. Кирпичева прямо обвиняет Волковых в том, что они не знают заводского искусства (т. е. техники), не интересуются заводскими делами и привели предприятие в плачевное состояние. Вдобавок, подчеркивает она, братья Волковы заводских людей «вместо надлежащей должности употребляют при себе в комедии и в прочие свои услуги».

Берг-коллегия не устранила Волковых от заводских дел, но признала за Кирпичевой право быть соучастницей в них.

В середине 1754 года в Берг-коллегию обратились с прошением уже заводские рабочие. Они также жаловались на нерадивость Волковых к заводскому делу, вследствие чего заводы пришли «во всеконечный упадок и подрыв», а они, рабочие, только числятся при заводах, но чем им кормиться — не знают.

Ярославская Провинциальная канцелярия производит новое следствие. Из Волковых в то время в Ярославле находился только один Иван, заявивший, что к заводским делам он не причастен. Старшие же его братья: Федор — «при российском театре актиором», Алексей и Гаврила в Москве, Григорий в Петербурге. Канцелярии оставалось лишь удостоверить, что все заводы Полушкина в Ярославле и Унже совершенно запущены, строения начали гнить, что Волковы о заводах, действительно, не заботились.

Конец тяжбе и заводскому делу Волковых положил указ Берг-коллегии от 18 августа 1754 года, признававший наследницей завода Кирпичеву и исключавший братьев Волковых из сословия заводчиков («и впредь их заводчиками не считать, а быть им на ряду с купечеством»).

Вскоре Матрена Кирпичева умерла, а с ней прекратилось и прямое потомство Федора Полушкина.

В торговых делах и судебных хлопотах Федор Волков прэвел около четырех лет (1748–1751). Он скрашивал свою унылую ярославскую жизнь первыми театральными опытами, к которым, как указывалось, привлек братьев, товарищей и заводских мастеровых. Но главным его развлечением и отдыхом служили поездки в Петербург, которые ему, владельцу и руководителю промышленных и торговых предприятий, приходилось, вероятно, совершать не раз. Одна из этих деловых поездок окончательно определила жизненный путь молодого ярославского купца, так тяготившегося своим занятием.

В Петербурге Федор Григорьевич продолжая посещать итальянские оперные и немецкие драматические спектакли, настойчиво и систематически изучал те и другие, вникал в тайны театральной техники и технологии, делал сценические зарисовки и т. д.

И все же дальнейшую судьбу Федора Волкова решили не мелодичные арии Франческо Арайя, не немецкая драма даровитого Аккермана.

Свое жизненное призвание Федор Волков ясно почувствовал на первом русском театральном спектакле, который он увидел в Сухопутном Шляхетном корпусе.

Сухопутный Шляхетный корпус сыграл большую роль в развитии русской дворянской культуры середины XVIII века.

Первый русский университет, как отмечалось, был основан в Москве в 1755—56 годах. Таким образом, к началу 50-х годов XVIII столетия Сухопутный Шляхетный корпус являлся единственным (кроме духовных) высшим учебным заведением в России.

Шляхетный корпус был основан но представлению графа Миниха указом Анны Иоанновны от 29 июля 1731 года, через пять лет после учреждения Российской Академии наук. Он появился на свет в результате борьбы русского дворянства при преемниках Петра за свои командные позиции не только в экономике и культуре, но и в политике. Дворянство властно требовало для себя привилегий во всех областях высшего государственного управления. И основной задачей Шляхетного корпуса была подготовка из русских и прибалтийских дворян командного офицерского состава для армии, пришедшей после Петра в изрядное расстройство.

Но первое и единственное высшее учебное заведение в России не могло удержаться в этих узко-сословных рамках. Силою вещей оно приняло смешанный военно-гражданский характер. Вместе с военными науками в нем преподавались западные языки, «оратория», архитектура, рисование, фехтование, музыка, танцы. Позже в корпусе открылась «рыцарская академия». Это пышное название было дано учебным кадетским классам. При организации корпуса в него было прислано в качестве музыкантов «несколько малолетних солдатских детей»[10].

В год основания в корпус поступил Александр Петрович Сумароков — первый русский драматург и будущий директор первого русского театра. Через восемь лет Сумароков был произведен в офицеры корпуса.

В интересующий нас период Сухопутный корпус переживал полосу своего расцвета. Им управлял один из просвещеннейших людей эпохи князь Б. Г. Юсупов. При нем возникает в корпусе кружок любителей российской словесности. Кадеты и преподаватели — Сумароков, Херасков, братья Мелиссино, Свистунов, Елагин и другие читают друг другу французских авторов — Корнеля, Расина, Мольера, упражняются в их переводах, пытаются сами сочинять на русском языке, обсуждают свои литературные опыты, спорят о театральных постановках при дворе, доступ на которые открыл им Юсупов. Спектакли французской (Сериньи) и немецкой трупп — любимые темы в разговорах молодых кадетов.

При Юсупове Шляхетный корпус обзаводится даже собственной типографией для печатания учебных книг и карт. В ней бывший воспитанник корпуса капитан П. Свистунов в 1761 году попытается напечатать свой перевод комедии Мольера «Амфитрион».

Этот живейший интерес к литературе и театру, господствующий в корпусе, способствует росту литературного таланта Сумарокова. В 1747 году он пишет «Хорева» — первое произведение русской светской Драматической литературы, сочиненное на русский сюжет, хотя и по правилам французского придворного классицизма. В «Хореве» Сумароков вводит новый русский стих, заменив двенадцатисложную французскую александрийскую строчку русским шестистопным ямбом.