«Несмотря на упрочившуюся за мной репутацию хорошего мальчика, — пишет Ризаль в своей автобиографии, — не проходило почти ни одного дня, когда бы учитель не вызвал меня, чтобы дать мне 5–6 ударов линейкой по руке».

Жизнь в семье дяди несколько вознаграждала Хосе за жестокость учителя и грубость школьной обстановки. Недалеко от дома Реалондо проживал старик художник; Хосе бегал к нему в свободное время и с увлечением рисовал, пользуясь указаниями хозяина. Это были первые систематические занятия рисованием и живописью.

Ризаль рассказывает об этом периоде своей жизни: «Я жил в Биньяне очень скромно. В дни, когда служилась ранняя обедня, я шел в церковь в четыре часа утра; если нет — учил в это время уроки, а потом шел к поздней обедне. После этого я бежал в сад собирать плоды маболо. Затем подавался завтрак, состоявший обыкновенно из тарелки риса и двух сушеных сардинок.

До 10 часов продолжались классные занятия, после второго завтрака — приготовление уроков. От 2 до 5 часов мы снова учились в классах. После 5 я играл немного со своим двоюродным братом. Остальное время до ужина было снова занято приготовлением уроков, иногда рисованием. Наконец, подавался ужин: 1–2 тарелки риса с рыбой «айюнгин». В лунные ночи мы с братом еще играли после молитвы на улице с другими детьми… От времени до времени я ездил к себе в деревню. Как медленно шло время по пути домой и как быстро неслось оно при возвращении!»

За два года пребывания в Биньяне Хосе усвоил себе всю премудрость, какую мог ему преподать «ученый доктор» Крус. Однако после окончания биньянской школы Ризаль был достаточно подготовлен для поступления в иезуитскую коллегию «Муниципальный Атенеум» в Маниле, куда решено было его определить.

Но ко времени его поступления в «Атенеум» семью Ризаля постигло большое несчастье.

Одним из наиболее ненавистных филиппинцам орудий испанского колониального аппарата была так называемая гражданская гвардия. Она несла полицейскую службу, была призвана разоблачать «крамолу» и бороться с антииспанскими настроениями и выступлениями. Командные должности в гражданской гвардии занимали испанцы и метисы, а рядовыми служили оторванные от семьи или продавшиеся испанской власти туземцы. Не знавшие узды, охранители колониальных порядков творили любое беззаконие.

Командир биньянского отряда гражданской гвардии, приезжая в Каламбу, обычно останавливался в доме отца Хосе Ризаля, где можно было получить лучшее в городе угощение и свежий корм для коня Насколько приятны были Франсиско посещения лейтенанта — неизвестно, но он принимал непрошенного гостя со всем подобающим такому высокому лицу почетом.

Но в 1871 году из-за засухи Меркадо собрал очень мало риса и еще меньше сена: корма для скота едва хватило бы до следующей жатвы. А тут приехал лейтенант. Пришлось разъяснить ему эти обстоятельства и с тысячью извинений попросить его остановиться на этот раз у кого-нибудь другого. Однако офицер взглянул на дело не так просто: он счел поступок Меркадо оскорблением чести испанца и уехал взбешенный, поклявшись отомстить «презренному индио».

Несколько месяцев спустя бедный Меркадо «оскорбил» еще более влиятельную особу. Посетившему Франсиско окружному судье показалось, может быть, не без основания, что его принимали у Меркадо недостаточно радушно и почтительно. Судья, как и лейтенант гражданской, гвардии, усмотрел в недостаточной любезности оскорбление чести испанца и также уехал разгневанный, затаив желание отомстить. Повода долго искать не пришлось. В Биньяне жил брат матери Ризаля — Альберто Реалондо, приютивший Хосе, когда тот учился в биньянской школе. Человек европейски образованный и много путешествовавший, один из видных жителей города, дядя Альберто женился очень молодым на своей кузине. Брак не принес ему счастья. Постоянные ссоры и недоразумения сделали совместную жизнь нестерпимой, и супругам пришлось разойтись. Несдержанная и истеричная жена давала, по-видимому, волю своей досаде, ища сочувствия у друзей и знакомых. Росказнями вздорной женщины и воспользовался обидевшийся на Меркадо лейтенант. Он возбудил против Альберто Реалондо обвинение в покушении на убийство своей жены, а как на соучастницу в преступлении указал на его сестру — Теодору Меркадо и Ризаль. Обозленный на Меркадо судья в свою очередь с удовольствием дал ход делу и немедленно распорядился заключить обоих «преступников» в провинциальную тюрьму.

Испанское «правосудие» на Филиппиннах было не только фикцией, но и сплошным издевательством. Судьи не слишком церемонились с истиной и справедливостью, всегда отдавая предпочтение представителям господствующих классов, и в первую очередь испанцам. Взыскивали не только с самого обвиняемого: за него отвечали все его родственники и домочадцы. Если обвиняемому удавалось скрыться от преследования, наказанию подвергались его жена, дети, а за их отсутствием — зять, невестка, даже бабушка. Судья и офицер мстили самому Меркадо, но, чтобы больше наказать его, решили заставить страдать его жену.

И вот почтенную женщину, мать одиннадцати детей, гонят в тюрьму по этапу. В этом не было никакой необходимости. Главный город провинции Санта-Крус, где находилась окружная тюрьма, расположен на противоположном берегу озера Лагуна ди Баи, и можно было отправить Теодору туда на пароходе. Но, чтобы полнее упиться местью, «преступницу» препровождают в тюрьму пешком под палящим солнцем, по каменистой дороге за целых двадцать миль.

Теодора Меркадо была хорошо известна в окрестностях Каламбы. Когда после целого дня утомительного пути она добралась до деревни, где назначен был ночлег, местные крестьяне наперебой приглашали ее остановиться у себя вместе с сопровождавшими ее стражниками. Солдаты, может быть, втайне сочувствуя арестантке, согласились на это.

Но злобный судья не удовлетворился приказом об отправке своей жертвы пешком вокруг озера, а поехал вслед за нею, чтобы лично проследить, как исполняется его распоряжение. Велико было его негодование, когда он застал ее на ночлеге не в грязной и душной арестантской, а в крестьянском домике. В необузданном гневе он выломал дверь домика, в котором остановилась донья Меркадо, и избил тростью и приютившего ее хозяина и допустивших «вольность» стражников.

По удивительным порядкам колониального судопроизводства этот же судья, враг Меркадо, возбудивший все дело, выступил обвинителем при слушании дела в суде, с правом решающего голоса при вынесении приговора. Конечно, приговор мог быть только обвинительным.

Между тем Франсиско Меркадо пустил в ход все имевшиеся в его распоряжении средства, чтобы спасти жену. Приглашенный им для ее защиты адвокат подал в верховный суд протест против явно неправильного приговора. Он ссылался на нарушения закона: одно и то же лицо являлось и обвинителем и судьей, к тому же, как всем известно, предубежденным против обвиняемой. Его требование — передать слушание дела другому составу суда, верховный суд удовлетворил и велел освободить Теодору Меркадо, очевидно, не находя состава преступления.

Но враги не дремали. Судья поспешил выступить против бедной Теодоры с новым обвинением: в оскорблении королевского суда. Это оскорбление заключалось в том, что его, судью, заподозрили в предубежденности.

Дело поступило на рассмотрение новой сессии верховного суда. На этот раз суд усмотрел в деяниях и жалобе Теодоры Меркадо действительное оскорбление суда; но так как она уже отсидела гораздо дольше, чем полагалось за это преступление, то последовал новый приказ об ее освобождении.

Казалось бы, тут и делу конец. Отказ в выдаче сена офицерской лошади и нелюбезный прием участкового судьи сурово отомщены.

Нет, этого было мало.

Против несчастной женщины возбуждается новое дело о краже денег у брата, сидевшего, как и она, в сантакрусской тюрьме.

Всем было известно, что Альберто Реалондо досталось от отца, инженера испанской службы, довольно большое состояние. Власти и судьи решили, что Реалондо должен был иметь при себе значительную сумму, но никаких денег найдено не было, и это явилось прекрасным предлогом для обвинения его сестры в воровстве.