В середине дня Гартред, восседая в портшезе, покинула Ланрест. За ней двигался целый караван лошадей и слуг, присланный из Стоу за ее вещами. Я следила из-за деревьев за тем, как, поднимая клубы пыли, процессия удалялась по дороге, ведущей в Лискерд.

— Слава Богу, — сказала я себе. — С Гренвилями покончено.

Но судьба распорядилась по-иному.

Свое восемнадцатилетие я отметила в Редфорде. Был ясный декабрьский день. В радостном возбуждении вглядывалась я в слепящую морскую гладь, наблюдая, как приближается к Плимутскому проливу королевский флот.

Меня нисколько не смущало, что экспедиция не увенчалась успехом и Ларошель так и не удалось взять; об этом было кому подумать помимо меня.

Здесь, в Девоншире, все праздновали прибытие флота, молодежь ликовала. Какое это было прекрасное зрелище! Кораблей было, наверное, восемьдесят, если не больше, и все они собрались между островом Дрейка и Маунтом, их белые паруса красиво раздувались, наполняемые западным ветром, а на золотистых мачтах реяли разноцветные флаги. Когда судна одно за другим приближались к форту Маунт Баттен, каждое из них приветствовал пушечный залп. Приспустив флаги в знак ответного приветствия, корабли становились на якорь напротив устья реки Каттвотер. Люди, облепившие прибрежные скалы, махали руками и кричали, а с судов до них доносилось громогласное «ура», слышалась барабанная дробь и звуки горна. Палубы были запружены солдатами, некоторые толпились у борта, другие цеплялись за прочные корабельные снасти; солнце играло на их кирасах, сверкало на шпагах, которыми они размахивали, приветствуя собравшихся на берегу. На корме сновали офицеры, расцвечивая толпу солдат алыми, голубыми и изумрудными пятнами.

На грот-мачте каждого корабля развевалось полотнище с гербом командира, и всякий раз, когда толпа узнавала знамя кого-нибудь из девонширцев или корнуэльцев, воздух сотрясали ликующие возгласы и крики, которые тут же подхватывались солдатами. Там были штандарты Годольфинов с двуглавым орлом, Треваньонов с бегущим оленем, многочисленного клана Арунделлов с шестью ласточками, а также девонширских Чемпернаунов с лебедем, державшим в клюве золотую подкову, — герб, который мне особенно нравился.

Вместе с большими кораблями к берегу приближались и суда поменьше, такие же яркие, как их собратья. Их узкие палубы также были заполнены солдатами. В последний раз я видела эти корабли в гавани Лу и Фой. Теперь они выглядели изрядно побитыми и потрепанными морской стихией, но над каждым гордо реяло знамя того, кто построил и оснастил его, подготовив к походу: там была голова волка — герб нашего соседа Трелони, и красноногая корнуэльская клушица — герб Рэшли из Менабилли.

На флагмане — большом трехмачтовом судне — находился главнокомандующий — герцог Бекингемский. Когда его корабль приблизился к Маунт Баттену, на берегу грянул приветственный залп, и тут же в ответ выстрелили все шесть корабельных пушек; с берега мы видели, как трепещет на ветру полотнище с герцогским гербом. Развернувшись, флагман бросил якорь, остальные суда последовали его примеру; сотни цепных канатов, скользнув сквозь сотни клюзов, наполнили воздух грохотом, который был слышен по всему побережью, начиная от скал немного ниже Редфорда, где мы стояли, и до самого устья реки Теймар.

Корабли медленно развернулись носом к корнуэльскому берегу, выстроились в ряд корма к корме, солнце вспыхивало на их застекленных окнах и отражалось в причудливых изгибах резьбы — извивающихся змеях и мощных львиных лапах.

По-прежнему трубили горны и грохотали барабаны. Но вдруг все смолкло, шум затих, и на герцогском флагмане кто-то отдал приказ чистым высоким голосом. Солдаты больше не толпились на палубах, они, без суеты и сутолоки построились в шеренги и, как только раздалась следующая команда и короткая барабанная дробь, заняли места в спущенных на воду шлюпках. Гребцы застыли с поднятыми веслами, готовые в любой момент по сигналу опустить их в воду.

Маневр занял не больше трех минут; быстрота, четкость и безупречная дисциплина при его исполнении исторгли у зрителей восторженные возгласы, самые громкие за сегодняшний день, а по моему лицу невольно заструились слезы.

— Я так и думал, — произнес кто-то рядом со мной. — Есть только один человек, способный превратить эту неуправляемую ораву в образцовых солдат, достойных гвардии короля. Вот там, посмотрите, герб Гренвилей, немного ниже штандарта герцога Бекингемского!

И тут же я увидела, как взметнулся на топ мачты алый стяг; порыв ветра расправил его, и в лучах солнца сверкнули три золотых фокра.

Шлюпки тем временем отчалили от кораблей, в каждой на корме сидели офицеры; толпа вновь встрепенулась: от Каттвотера в море вышли лодки для встречи флота — они в одно мгновение заполнили весь Плимутский пролив, а зрители, до этого следившие за прибытием кораблей с прибрежных скал, ринулись к форту, крича и расталкивая друг друга, чтобы первыми поприветствовать причаливших к берегу солдат. Но очарование первых минут рассеялось, и мы возвратились в Редфорд.

— Чудесное завершение твоего дня рождения, — с улыбкой произнес мой брат Джо. — Нас всех пригласили на ужин в замок, там будет и герцог Бекингемский.

Джо стоял на лестнице, встречая нас, он только что вернулся из крепости Маунт Баттен. Брат унаследовал Редфорд после дяди Кристофера, умершего несколько лет назад, и теперь мы много времени проводили в Плимуте. Джо стал довольно влиятельным лицом в Девоншире, он занимал должность помощника шерифа, и к тому же очень выгодно женился, взяв в жены, Элизабет Чемпернаун — богатую наследницу, которая, хотя и не отличалась красотой, обладала мягким, ровным характером и была прекрасно воспитана. Моя сестра Бриджит последовала примеру Сесилии и тоже вышла замуж за девонширца, так что мы с Мери остались единственными незамужними девицами в семье.

— Сегодня вечером в Плимуте по улицам будет расхаживать не меньше десяти тысяч парней, — шутил Робин. — Уверен, если мы отпустим девочек погулять, они вернутся с мужьями.

— Возможно, только сначала не забудь укоротить язычок Онор, — ответил Джо. — Иначе, лишь только она откроет рот, все сразу забудут о ее голубых глазах и густых локонах.

— Отстаньте. Я сама о себе позабочусь. — Я была все той же избалованной девчонкой, enfant terrible, полной здоровья и сил, и с язычком, острым как бритва. К тому же, в семье я считалась самой красивой, хотя, говоря по правде, черты моего лица можно было назвать скорее пикантными, чем правильными, а для того, чтобы дотянуться до плеча Робина, мне по-прежнему приходилось вставать на цыпочки.

Помню, как в тот вечер мы переправились на лодке через Каттвотер и подплыли к замку. Казалось, весь Плимут собрался у реки и на городских стенах, а немного дальше, к западу — там, где стояли на рейде корабли, — мерцали вдали неясные огоньки, поблескивали на корме судов окна, а на воде золотились размытые полосатые блики, отбрасываемые неярким светом фонарей на полуюте. Мы причалили и сошли на берег. У входа в замок собралась целая толпа, повсюду виднелись солдаты, которые болтали друг с другом и хохотали, вокруг них вились девушки, украшавшие героев цветами и лентами. На мостовой, рядом с жаровнями, стояли бочонки с элем и тележки, доверху наполненные пирогами и сыром, и помнится, я подумала, что девушки, шумно пирующие на улице со своими возлюбленными, возможно, получат больше удовольствия от вечера, чем мы, чинно восседавшие за столами в замке.

Через секунду двери за нами закрылись, радостные звуки города остались снаружи, а вокруг нас сгустился тяжелый воздух, насыщенный ароматом духов, каких-то экзотических пряностей, запахами бархата и шелка; мы оказались в огромном зале со сводчатыми потолками, где голоса звучали на удивление странно и глухо. Время от времени один из лейб-гвардейцев выкрикивал: «Дорогу герцогу Бекингемскому», толпа расступалась, и командующий с королевским величием шествовал по образовавшемуся проходу, переходя от одного гостя к другому.