Все события в повести описаны неторопливо, если не сказать, обстоятельно, с каждой новой страницей все больше и больше понимаешь, что автор не только с большой ироний описывает хронику событий, он их заново переживает вместе со своим героем.

Сначала он очень беззаботно относится к формирующемуся болезненному пристрастию к алкоголю: он молод, любит женщин, музыку и свою профессию. У него много друзей, и алкоголь входит в его жизнь незаметно и совершенно естественно, алкоголь – пока еще не способ достижения самого состояния опьянения, он – способ «душевного общения, помощник при решении трудных вопросов, а также верный спутник веселого времяпрепровождения».

Здесь и далее описывается коварнейшее свойство алкоголя: помогая молодому человеку менее болезненно реагировать на жизненные трудности, снимая нервное напряжение, стирая границы между людьми разного возраста и облегчая общение с противоположным полом, алкоголь становится первостепенным по значению в иерархии жизненных ценностей и постепенно отодвигает на второй план саму жизнь с ее реалиями. И, хотя, в конце концов, алкоголь становится трагедией для многих друзей героя, сам он мучительно долго идет к пониманию того, что его жизнь «благодаря» алкоголю не только расцвечена в радужные краски и наполнена музыкой юности; жизнь с алкоголем – это драки и потеря друзей, непонимание близких и коллег, это вечное похмелье: головная боль по утрам, дрожь и дискомфорт в теле и тяга к алкоголю.

Именно медицинская сторона алкогольной болезни описана очень достоверно: постепенно развивающаяся болезненная зависимость к алкоголю не только переплетается с событиями в жизни, но все больше и больше влияет на ход жизни, периодически – во время запоев – вытесняя все, чем живет и чем симпатичен герой.

Я не буду отдельно останавливаться на той части повести, где описаны методы лечения больных алкоголизмом в годы становления наркологии, скажу только – нет ничего надуманного, ни капли литературного вымысла; не буду оценивать путь героя к осознанию того, что пристрастие к алкоголю – не привычка, а страшная болезнь, с которой необходимо бороться, прежде всего, самому пациенту, все остальное – помощь врачей, друзей и близких – вторично и только «абсолютная трезвость позволит тебе выкарабкаться из алкогольного болота».

Самого главного, ради чего, я считаю, и была задумана эта повесть, автор добился: его герой-алкоголик мне не противен и не неприятен, и, несмотря на болезнь, он остается умным, образованным человеком, прекрасно осознающим свои недостатки и стремящимся их преодолеть благодаря воспитанию и высокому уровню интеллекта.

Эта повесть, я думаю, дает надежду многим моим пациентам на выздоровление, на желание преодолеть болезнь, а молодых читателей, очень хочется на это надеяться, «Белый пиджак» предостережет от многих жизненных ошибок.

Елена Бадмаева, врач-психиатр-нарколог

“In vina veritas”

«ИСТИНА В ВИНЕ»

(древняя латинская поговорка)

«ЛУЧШЕ ПИТЬ И ВЕСЕЛЫХ КРАСАВИЦ ЛАСКАТЬ,

ЧЕМ В ПОСТАХ И МОЛИТВАХ СПАСЕНЬЯ ИСКАТЬ.

ЕСЛИ МЕСТО В АДУ ДЛЯ ВЛЮБЛЕННЫХ И ПЬЯНИЦ,

ТО КОГО ЖЕ ПРИКАЖЕТЕ В РАЙ ДОПУСКАТЬ?»

(Омар Хайям)

«ПЬЯНИЦ НЕ ЛЮБЛЮ,

ТРЕЗВЕННИКАМ НЕ ДОВЕРЯЮ»

(Максим Горький)

«ПЬЯНСТВО ЕСТЬ УПРАЖНЕНИЕ

В БЕЗУМСТВЕ»

(Пифагор Самосский)

ГЛАВА I

На экзамене по политэкономии (был

такой предмет в советское время).

Профессор : «Скажите, что наша

страна в основном импортирует

из Индии?».

Студент тупо морщит лоб и пытается

мыслить.

Профессор задает наводящий вопрос:

«Ну, что Вы по обыкновению пьете по

утрам?».

Студент: «Рассол, что ли?».

Это повествование следует начать с того момента, когда завершилось мое почти двухгодичное хождение во Власть. За это время я успел увидеть краешек этой самой Власти изнутри, что весьма расширило мой кругозор, да обзавелся двумя-тремя представительскими костюмами, среди которых мне особенно нравился белый костюм в стиле «тропикл». Облачение в это белоснежное произведение портняжного искусства всегда сопровождалось неуловимыми ассоциациями, среди которых присутствовали легкий бриз, покачивающий разлапистые пальмовые ветви, поскрипывающий под мягкими подошвами мокасин от «Гуччи» чистый прибрежный песок, фосфоресцирующее теплое южное море, лоснящиеся от пота смуглые животы и бедра мулаток, извивающихся в пароксизмах самбы.

Но этот костюм нес на себе печать неотвратимого Рока. Не будем считать пять единичных случаев, когда он был одеваем по нужным поводам и благополучно возвращался через какое-то время на вешалку в шкаф, выполнив свою облагораживающую функцию, представив своего хозяина в роли элегантного бонвивана – баловня жизни, плейбоя и жуира. Все остальные случаи заканчивались удручающее однообразно: стоило мне одеть его, как в тот же вечер я напивался вдрызг, и наутро, наряду с тягостным похмельным синдромом, на прикроватном стуле в скомканном виде лежало нечто жалкое и грязное – вещественное доказательство моих свинских наклонностей и прямой укор непотребному поведению.

Уже после первого такого выхода в свет были безнадежно порваны брюки, не подлежащие никакой реставрации, и хоть от костюма осталась только половина – пиджак, проблема не сократилась наполовину, положение вещей от этого нисколько не изменилось. Белый пиджак стал одноразовым предметом одежды, и вписался в стереотип следующих действий: вечернее облачение, уже без «неуловимых ассоциаций» – крутая пьянка с провалами в памяти – мучительное утреннее пробуждение с отчаянным созерцанием уделанной до неузнаваемости вещи, на которой, кроме винных пятен и обильных загрязнений, можно было увидеть и кровь, и сажу, и губную помаду – ритуальное посещение «немецкой химчистки» в центре города. Только там могли восстановить первоначальный вид проклятого пиджака.

С другой одеждой подобные казусы, конечно, тоже иногда случались, но не в обязательном порядке, а заколдованный белый пиджак прочно вписался именно в такой, не поддающийся коррекции, замкнутый круг. Я суеверно стал опасаться натягивать его на свои плечи, но когда такое время от времени случалось, все повторялось по однажды уже запущенной программе.

Конечно, никакого ореола мистики вокруг белого пиджака не имелось. Он являл собой символ того состояния, истоки которого надо было искать на заре молодости, когда я после школы отправился из степной столицы изучать медицину в один южный волжский город.

Anamnez morbi (история болезни – мед.) начиналась там. Мне, что называется, повезло. Поступив в институт, я, зеленый салага и неиспорченный провинциал, был поселен в общежитие в одну комнату с третьекурсниками, людьми солидными и опытными, сразу взявшими меня под свою опеку и начавшими активно приобщать к истинным ценностям студенческой жизни. В иерархии этих ценностей на одном из первых мест стоял алкоголь, но не как вульгарный спирт этиловый плюс вода, а как средство душевного общения, помощник при решении трудных вопросов и способ для снятия напряжений, связанных с учебой, а также как верный спутник веселого времяпровождения: вечеринок с девушками, прослушивания дефицитных музыкальных записей и прочее. Я оказался способным учеником.

Сокурсницы моих сожителей по общаге, девицы уже повидавшие всякие виды, умиленные наивным провинциализмом новичка, быстренько стряхнули пыльцу девственности с моих невинных чресел. Так что, к концу первого года обучения «курс молодого бойца» я успешно усвоил с помощью моих друзей-наставников.