Сам понимаю, нехорошо это, некрасиво, прямо скажем, но, увы, делать нечего — деньги надо возвращать. А стипендия моя — сорок рубликов, это три и девять десятых доллара по курсу. Это аккурат восемьдесят один год выплачивать. Долго. Причем ничего не потребляя и ни во что не одеваясь. Платило бы государство стипендию, на которую можно было бы даже не прожить, а хотя бы выжить… Кто бы с этими фальшивыми дипломами связался?

Вот так и получилось, что я начал трепать своих подрядчиков, а они меня переадресовали к своему должнику, там, мол, получай, если сможешь.

Так и попал я в эту квартиру, и не знаю, чего мне ожидать: денег, ментов или чего-нибудь тяжелого в голову.

Сигарета в руке уже изрядно обтрепалась. Еще немного поразмыслив, я все-таки нашел выход — открыл дверь на балкон и закурил, выпуская струи дыма в теплый вечерний воздух. Заодно примерился к десантированию на клумбу с цветами.

Пока не вернулся мореман, я успел выкурить две сигареты и мысленно довел свой прыжок вниз до автоматизма: шаг на балкон, левая рука — упор на перила, толчок правой ногой, перехват руками, удар ногами об землю (ноги вместе, немного согнуты в коленях), кувырок через правое плечо и пулей в проход между гаражами. Навязчивые мысли о пуле в спину из табельного «Макарова» я усилием воли из головы изгнал, но где-то в подреберье упорно давала о себе знать тревожная сосущая боль.

К счастью, звуку открываемой двери не предшествовало бомбардирование стекол посторонними предметами, из чего я сделал утешительный вывод — хозяин вернулся один.

Я не ошибся. Он вошел в комнату, включил свет, затравленно посмотрел на меня и положил на стол деньги:

— Я думаю… я прошу… ко мне с вашей стороны претензий… вы зна…

— Можешь не переживать, — я оборвал его на полуслове, пересчитал деньги и положил их в нагрудный карман джинсовой куртки, — больше мы вас беспокоить не будем.

— Спасибо. Спасибо вам большое, — он тряс мою руку своими двумя. На глазах у него выступили слезы. — Я никогда не встречал такой порядочности и честности. Спасибо.

Я по-отечески похлопал его по плечу и покинул квартиру…

***

С тех пор прошло много лет. Я бросил технический ВУЗ, не доучившись совсем немного. Понял всю несуразность этого образования. Не пригодится в жизни, стопудово. Какой из меня, гуманитария, инженер? Поступил в университет на исторический факультет. Это было мое — копаться в перипетиях веков и тысячелетий мне нравилось. Отслужил положенные два года в армии. Поездил по свету. И вот уже несколько лет как осел в областном центре при своей любимой кафедре в университете. На сегодняшний день я уже довольно хорошо ориентируюсь в реалиях этого мира. Имею твердую жизненную позицию. Решаю определенные вопросы. Например, как сегодня — насильников нельзя прощать, они должны быть наказаны. И это дело мое…

— Скифу привет! Ты о чем задумался? Надеюсь, о деле? — рядом на табурет шлепнулся Костя, задорно ударил ладонью по стойке: — Пива, Толян!

— И мне, — буркнул я, не разделяя его веселья. — Не могу смотреть, как человек травится в одиночку. Салют, Купер, — пожал протянутую руку.

Костик был моим другом детства и, за исключением небольших периодов времени (например, два года службы в армии) мы шли по жизни вместе. В детстве он бредил произведениями Фенимора Купера, бегал с луком, метал ножи и доставал всех историями из жизни индейцев. Оттуда и прозвище — Купер. Он таки домучил институт, в котором мы вместе строчили шпоры и бомбы. Теперь у него где-то на полке пылился диплом инженера. Впрочем, Костю это совсем не испортило. Его и еще нескольких проверенных ребят я перетащил в этот город, как только создал небольшой плацдарм. До сегодняшнего дня никто из них об этом не пожалел. Я тоже.

— Ты как? За кастрацию? — сделав изрядный глоток, продолжал балагурить Костя. — Или будем требовать вышака за изнасилование?

— У кого? В международной ассоциации сексуальных реформ? — вяло пошутил я.

— Да уж, у них допросишься. Не, ну какие поганцы! А? Вокруг столько блядей недорогих, — Купер опять хлопнул рукой по стойке, на этот раз с досадой. Толян вопросительно посмотрел в нашу сторону. Чтобы жест не пропал даром, я поднял два пальца и показал на пиво. Бармен кивнул.

— Заказчик хочет чего-нибудь экстраординарного, — произнес Костя спокойным голосом, подавив в себе раздражение. — Есть мысли?

— Мысли? Сколько угодно. Этого добра не меряно.

— Например?

— Как насчет Распутина?

— Леха-придурок? Который мотал за растление малолеток? На кой нам этот педрила?

— Да нет. Экстрасенс Серега с Садовой. Пусть он им энурез с манией преследования заделает. Он может.

— Не сомневаюсь. Только нам после этого придется находить утешение в пошлой поговорке: «Бедность не порок».

— ???

— Ты разве не помнишь, сколько он слупил с нас в последний раз? — Костик вопросительно посмотрел на меня, потом хлопнул себя ладонью по лбу. — Тебя ж тогда в городе не было. Точно. Это мы с Хмырем-младшим одного козла-барыгу с авторынка разводили. Зажрался, сучок, решили наказать. Так Серега Распутин внушил ему продать «бэшку-пятерку», почти с нуля, по цене покоцанного «запарика».

— И что?

— Ну, нам с Хмырем на кабак осталось, — он рассмеялся, — так что экономической целесообразности при работе с Распутиным не наблюдается.

— Прям уж только на кабак? — усомнился я.

— Ну, не на один…

— И не только…

— Жека, — обиженно протянул Купер, — ты же знаешь…

— Да, безусловно, твое пуританство мне хорошо известно. Особенно когда меня нет рядом, а тем более — в городе. Ладно. Проехали. Идею с Распутиным отметаем. Пойдем по закону талиона.

— Это по которому наказание должно быть равносильным преступлению? — Костя прищурил глаз, вспоминая, — «…а если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, ушиб за ушиб». Ветхий Завет, в общем. Так?

— Примерно.

— Мысль, конечно, хорошая. Просто прекрасная — сотворить из этих мудаков мудачек. Причем публично, с широкой оглаской, — Купер сделал неопределенный жест руками, — но как же быть с исполнителем? Кто возбудится на этих придурков? У меня и близко на примете таких нет.

— У меня тоже, — я хмыкнул: «Бог миловал от таких знакомых», а вслух добавил: — Пока отставим, в связи со сложностью исполнения.

— Давай по классике, — оживился Костик, — у Марио Пьюзо в «Крестном отце» очень хорошие рекомендации. Берем Борю Геракла, вылавливаем их вечером и отправляем в реанимацию… или дальше. Дешево и действенно.

— Дальше, конечно, нет, а вот реанимацию они заслужили. В самый раз то, что надо. И сложностей нет никаких. Нюанс в просьбе терпилы, — я щелкнул пальцами, — этот деляга что-нибудь не такое тривиально-банальное хочет. Надо изобрести эдакое жестоко-сентиментально-романтическое.

— Ха! Давай отрежем что-нибудь? На медальон, амулет или просто на память нашему влюбленному финансовому гению. Ухо, например.

— Как Ван Гог? Имитируем глубокое раскаяние с самопожертвованием?

— Куска уха будет маловато.

— Тогда член.

— Лобзиком.

— Тупым.

— Проще Клавку нанять. Она им члены пооткусывает с яйцами заодно. Кстати, и возьмет недорого.

— Уж больно символично получится. Может, их колесовать?

— Растворить в кислоте?

— По испанскому сапожку — каждому?

— По два. И не только на ноги.

— Лучше по персональной дыбе.

— На кол посадить.

— Залить в горло растопленный свинец.

— Почему в горло?

— Так принято.

— Зато не так интересно. Ребята заслуживают большего.

— В землю живьем закопать, а сверху памятник в форме… Ну ладно, все… — осадил себя я.

— Что «все»? — не понял Костя.

— Все — это значит все. Подурачились, и хватит. — Честно говоря, переходить к рутине не хотелось абсолютно, но, увы, от прозы жизни никуда не уйдешь. — Давай к делу. Данные собрал?