Тревор опустился на сидение, расположившись лицом к Эрику, который постарался сесть как можно дальше от остальных членов банды.

— Спасибо, — сказал молодой человек без лишних предисловий. — Я бы никогда сам не…

— Говори тише, — посоветовал Лоусон, опустив голос до едва слышного шепота, чтобы стук колес заглушал его. — Я не хочу, чтобы наш разговор хоть кто-то услышал.

— Хорошо, — растерянно произнес Эрик, оглянувшись по сторонам. — О чем вы хотите поговорить?

— Я хочу знать… ты хотя бы пытался попасть домой?

— Я не мог. У меня не было собственных денег, поэтому я бы далеко не ушел, а если бы попытался, исход был бы ясен. Матиас следил за нами, как коршун, и все деньги держал в ящике в своем тайнике. Должен сказать, что мы оставили почти восемь тысяч долларов в хижине в Погибели…

— Фоззи знает, где эта хижина?

— Может быть. Ему не составит труда выяснить. А что?

— Твоя банда только что купила доктору удобный офис и оборудовала операционную, в которую сможет попасть следующий пациент, нуждающийся в помощи. Я отправлю ему сообщение из Хелены и расскажу обо всем. И ты, разумеется, сообщишь мне все подробности об этой хижине и о том, где этот ящик и как его открыть. Согласен?

— Конечно! Но… я сомневаюсь, что Кантрелл не попытается присвоить хижину первым, если будет знать, что там можно найти.

— А он будет знать?

— Нет, пока не отогнет половицу под кроватью Матиаса. Но, чтобы попасть в хижину, нужно будет разбить окно, потому что ключ находится в кармане Матиаса прямо сейчас.

— Ничего, до Хелены осталось недолго, — проговорил Лоусон, на самом деле, успокаивая этим самого себя. — Телеграф находится прямо на станции.

Он наклонился чуть ближе к молодому человеку. Все его чувства были обострены, он ощущал, как по венам Эрика бежит горячая кровь.

Господи, помоги мне!

— Еще кое-что, — чуть севшим от жажды голосом произнес Лоусон, отгоняя мысли о крови. — Послушай меня очень внимательно, — он сделал паузу, чтобы понять, что полностью завладел вниманием Эрика. — В Хелене ты должен будешь поехать с девушкой в больничном вагоне. Ты не поедешь с остальными в Шайенн, а сядешь на поезд из Хелены в Омаху, как только сможешь, и отправишься домой. Ты меня слушаешь?

Эрик не отвечал довольно долго. Лоусон повторил, вложив немного больше силы в свой голос.

— Ты меня слушаешь?

— Да, — пробормотал Эрик. Он уставился в окно на темный пейзаж, полный снежных хлопьев, приземляющихся на грязное стекло. Поезд изогнулся — возможно, огибал горный перевал. — Я благодарен вам за то, что вытащили меня оттуда, — продолжил молодой человек. — Я вернусь домой… но вы просто не знаете, каково это… жить с моим отцом. И с двумя моими братьями — отец считает, что они оба хватают звезды с неба, а я… я не похож на них. Полагаю, он рассказывал вам это обо мне.

— Он рассказал достаточно, чтобы я смог понять, что ты сделал чертовски плохой выбор.

— Я не выбирал родиться в этой семье. Я не выбирал так отличаться от своих братьев. Не выбирал хотеть жить не только работой и не ходить по людским головам во имя коммерции и политики, — последнее слово он проговорил так, будто оно было ужасной болезнью. — Я не выбирал желать приключений… свободы от той жизни, которая сковывает цепями моих братьев так, что они даже справить нужду не могут, не спросив разрешения! Ох, и они обязаны жениться на девушках из правильных семей! Что ж, я из другого теста, мистер Лоусон. Я повернулся спиной ко всему, что мой отец считает священным, потому что… мне не место в его храме.

Лоусон кивнул. Он понимал точку зрения этого молодого человека, но не поэтому он находился сейчас здесь, выполняя эту работу.

— Мне заплатили, чтобы я вытащил тебя из Погибели и направил домой. Я также спасаю тебя от ареста… от тюрьмы, возможно. Или хуже, если Матиас имеет возможность убедить судью, что ты действительно кого-то убил. Да я и не уверен, что ты этого не сделал. Но посмотри на меня и послушай очень внимательно, Эрик… я не обязан следить за тем, чтобы ты остался в Омахе, в доме твоего отца. Ты можешь идти, куда тебе вздумается. Но… в Омахе ты появиться обязан и обязан встретиться с отцом. Если ты этого не сделаешь, я узнаю об этом, — Лоусон отклонился на спинку сидения. — И мне не понравится, если я услышу, что ты меня ослушался после всего, что мы с Энн сделали для тебя. Я прослежу твой путь из Хелены и, если что-то пойдет не так, я тебя найду. Так что окажи себе услугу, сэкономь мне время и, по крайней мере, встреться со своим отцом.

Эрик продолжал смотреть в окно. Он протяжно вздохнул, и по этому вздоху Лоусон понял, что Эрик думал о том, как ему хочется сесть из Хелены на любой поезд, кроме того, что идет в Омаху.

— Я увижусь с ним, — наконец, сказал Эрик. — Я не обещаю, что проведу с ним целый день, но…

— Это уж как тебе будет угодно. Мое дело с тобой и твоим отцом заключается в том, чтобы вы просто встретились. Я не заключал контракта на то, чтобы быть твоим ангелом-хранителем.

— Справедливо, — хмыкнул молодой человек.

Беседу прервал голос Энн.

— Тревор! Она приходит в себя!

Лоусон тут же поднялся на ноги и направился в заднюю часть вагона, где лежала Синица. Энн уже стояла на коленях рядом с ней, а проводник возвышался над девушками с обеспокоенным выражением лица. Он отошел, чтобы позволить Лоусону присесть рядом с Энн. Запах запекшейся крови на забинтованной ране ударил Тревора с силой, которую вряд ли кто-то из присутствующих мог вообразить. Его лицо напряглось, нижняя челюсть уже собиралась чуть втянуться, чтобы позволить клыкам выскользнуть сверху. Образы насилия и кровавой расправы над всеми в этом вагоне принялись атаковать его с жадной яростью, которую он хранил за железной дверью своего сознания. Эту дверь охраняло желание защитить людей от Темного Общества и… от самого Лоусона.

Глаза раненой дрогнули. Она была бледной, как смерть, и на миг ему пришла мысль о том, что обращение спасло бы ее… ей никогда больше не пришлось бы беспокоиться о свинцовых пулях, но все же…

— Воды… — прошептала девушка.

Рука пожилого человека с пигментными старческими пятнами протянула кожаный бурдюк. Лоусон принял его, снял крышку и — так осторожно, как только мог — поднес бурдюк к губам раненой. Ей удалось выпить совсем немного, большая часть жидкости сбежала по ее подбородку. Лоусон протянул бурдюк обратно.

— Спасибо, — кивнул он, борясь с собой.

— Сожалею, что она в таком состоянии, — сочувственно проговорил проводник. Он вернул бурдюк на полку, с которой достал его. — Кто из этих парней ее ранил?

— Тот, кому пришлось расплатиться за это собственной рукой, — хмуро отозвалась Энн.

— Вы обо мне? — заговорил Ребинокс. — Черт, я не виноват, что Дьюс ее толкнул! Я не собирался стрелять в девчонку!

— Но ты выстрелил, — парировал проводник. — И я бы с радостью выбил тебе пару зубов вдобавок к этому!

— Ну, так давай, папаша! — Ребинокс начал подниматься со своего места, на лице его отразилась подлая и глупая гримаса. — Я тебе задницу надеру и с одной клятой рукой!

— Сядь, — Матиас потянулся наверх и дернул Ребинокса за ворот куртки. Голос его при этом звучал призрачно, почти слабо. — В этом нет смысла, Джонни.

Ребинокс вырвался. Его щеки раскраснелись, и сросшаяся бровь опустилась угрожающе низко.

— Нет смысла? Нет смысла? Черт, да нам всем скоро на шею мексиканский галстук накинут, а мы просто сидим здесь и ничего не делаем! Дьявол тебя задери, Дьюс, ты должен был присматривать за нами! В прежние времена мы на таких молодцов сами петлю набрасывали и внутренности им наизнанку выворачивали! Мы бы захватили этот клятый поезд! А теперь — посмотри на нас, Кенни! — он обратился к своему второму партнеру, стараясь подключить его к своему восстанию. — Нас сгрузили сюда, как послушные мешки с углем, и мы сидим, размазываем дерьмо по штанам! Где это видано?!