Эд выхватывает у Сары трубку.
— Мам, Сьюзен Макфирсон не знает идиша.
— И ты не знаешь, — напоминает ему Роза. — Я вот тебе расскажу…
— Она не притворяется, — говорит Эд.
— А я не только о ней думаю, — говорит Роза. — Есть еще и Генри.
— Как по-твоему, что она имела в виду? — спрашивает Эд, повесив трубку. — Что Генри притворяется?
Сара смотрит в потолок. Они лежат в кровати.
— Наверное, что он притворяется англичанином.
— Так он уже давно им притворяется, — говорит Эд. — По-моему, она удивляется, что после стольких лет он завел себе женщину.
— После скольких лет? Ты даже не представляешь себе, как он жил. Ты же практически не читал его писем.
— В письмах он ни о чем толком не рассказывал.
— Рассказывал! — возражает Сара. — Пусть он и писал про реки и мосты…
— А еще про ветер в ивах и распродажу антикварных книг в Файфилд-Мэнор. Думаю, это будет брак-дружба.
— Нет, не согласна, — говорит Сара. — Они поедут в Стратфорд, будут кататься на плоскодонке…
— Ага, так и вижу Генри в плоскодонке.
Генри сидит в своем кабинете в «Лоре Эшли» и звонит в «Анвин»[61] насчет шампанского. Для свадьбы он все закупал по-европейски, в маленьких специализированных магазинах по всему городу, и если бы мог, отказался бы от кейтеринга — это, по его мнению, стилистика супермаркетов. Например, булочки он заказал в «Викторианской булочной миссис Томсон», где сам всегда покупает хлеб. Ездит туда каждый день — просто потому что там хлеб самый лучший. У миссис Т. каменная печь с чугунной дверцей, на которой выбита надпись «Бендик энд Петерсон, 1932», а под ней сноп пшеницы. Сколько раз он просил разрешения посмотреть, как миссис Т. открывает дверцу и подцепляет на лопату буханки! Торт украшает мастер своего дела. Генри сам сделал эскиз. В шесть ярусов, цвета слоновой кости, с гроздьями сирени, сверху безе и сливочный крем. По краям ажурные оборки — словно засахаренное старинное кружево. Он так и не сказал Сьюзен, во сколько это обошлось.
— Свадебный торт бывает раз в жизни, — сказал он.
— Я не любительница сладкого, — сказала она, — но, видимо, какой-то gâteau[62] подать надо.
Он был в шоке — поразило его не то, что Сьюзен не любит сладкого, а что их торт будут есть. Эта мысль ему в голову не приходила.
— Ну что ж, — говорит сотрудник «Анвин». — Не беспокойтесь. Это шампанское в магазине имеется, мы доставим бутылки на тележках.
— С заднего хода? — спрашивает Генри.
— С заднего, сэр.
Закончив разговор, он запирает свой кабинет, идет к своей помощнице Мэри.
— Где платье Сьюзен? — спрашивает он.
— Она вчера его забрала, — отвечает Мэри.
— Ах, да. Какой я рассеянный, — признается он. — Но это между нами. — И он спешит к машине.
Сьюзен раскладывает документы по папкам. Она сотрудник деканата в Мертон-колледже и всегда знает, где что лежит. На ней темно-зеленое платье и старинная шаль, седеющие волосы собраны в рыхлый пучок; она выключает в кабинете свет, закрывает дверь и идет к Генри. Они оба высокие, отлично дополняют друг друга. У Генри уши и нос торчат, а у Сьюзен лицо плоское, черты довольно тонкие. Генри теребит последние завитки волос, а Сьюзен идет спокойно, не суетится.
— Я спросил его про книгу, — рассказывает Генри, — а он ее совсем забросил. Хорошая была бы книга — он собирался писать об арабской философии и искусстве. Но он этим больше не занимается, его интересует политика. Сьюзен, как же печально видеть, во что он превратился.
— А может, ему так нравится, — замечает Сьюзен.
— Да вряд ли, — говорит Генри. — Как это может нравиться? Забросить все, чтобы выступать защитником «Организации освобождении Палестины» или «Лиги арабских государств»? А ведь там такая красота, такие исторические глубины. Но он предпочел продавать индульгенции на ТВ.
— Ну, может, все не так плохо? — говорит Сьюзен.
— Не надо было мне с ним об этом говорить, — вздыхает Генри, — но штука в том, что мы ругаемся по любому поводу. Вот сегодня мы будем вместе ужинать, я потрачу триста фунтов, а о чем нам говорить?
— В «Элизабет»? Можно поговорить о вине. Об одном только вине… К тому же там будут и остальные — Сара, например, — хочет подбодрить его она.
— И мама, — говорит Генри.
Он заказал в «Элизабет» отдельный кабинет наверху, это безумно дорого, но Генри не мог заставить себя готовить в такой исключительный день. Генри, когда готовит, стремится к совершенству, и он бы извелся от волнения. В комнате с деревянными панелями полумрак, свечи в старинных канделябрах. Он открывает дверь, Сьюзен входит и впервые видит его родственников: в тусклом свете они выглядят бледными и слегка испуганными, моргают, всматриваясь — как обитатели пещер. Эд вскакивает и жмет ей руку. Сара целует Генри в щеку.
— Здравствуйте, дорогая, — говорит Роза. — Генри, мы уж думали, ты никогда сюда не доберешься. Я была уверена, что это не тот ресторан боялась, что мы тебя так и не увидим.
— Мама, — говорит он, — это Сьюзен Макфирсон.
— Рада с вами познакомиться, — говорит Роза. — Скажите, как пишется ваша фамилия?
Когда подают террин, Сара берет беседу в свои руки.
— А где вы собираетесь жить? — спрашивает она Сьюзен и Генри.
— В квартире Генри, — отвечает Сьюзен, — пока не подберем что-то побольше. — У меня в квартире пока что останутся книги и…
— И у нас есть коттедж в Уонтадже, — говорит им Генри. — Завтра днем я вас туда свожу.
— За городом? — спрашивает Роза. — Я всегда мечтала о деревенском коттедже, — говорит она Сьюзен, — с самого детства — чтобы была соломенная крыша и кругом росли розы. Я ведь выросла в Лондоне. Нас эвакуировали…
— Правда? — восклицает Сьюзен, но ей не дают договорить.
— Мама, — наклоняется к Розе Эд, — курицы без соуса у них нет.
— Ты же знаешь, мне вредно есть соусы, — говорит Роза. — Желудок не позволяет.
— Без соуса не подают, — говорит Генри.
— Поначалу все бывает без соуса, — говорит Роза
— Съешьте рыбы, — предлагает Сара.
— Милая моя, а где ваши родственники? — спрашивает Роза у Сьюзен.
— Мои сестры приедут на свадьбу в субботу. Папа здесь, но он по вечерам не выходит.
— Вот как… — говорит Роза. — А кто проведет церемонию?
— Младший капеллан из колледжа. Нам удалось договориться, потому что я сотрудник.
Эд откидывается на спинку стула.
— Так он вам достался бесплатно? — спрашивает он.
— У вас будет священник? — спрашивает Роза.
— Очень либеральный, — говорит Сьюзен. — И очень юный. Он веган.
— Ты мне говорил про мирового судью, — обращается Роза к Генри. — Мне казалось, речь шла о мировом судье.
— Такой вариант тоже рассматривался, — говорит Генри.
— Когда мы думали о совсем скромной свадьбе, — поясняет Сьюзен.
— Но мне никто не сказал…
— Мама, мы обсуждали это в Вашингтоне! — восклицает Эд. — Мы обсуждали это в аэропорту. Я тебе десять раз рассказывал про церемонию.
Открывается дверь, официант вносит уставленный блюдами поднос. Пока он их обслуживает, они молчат. Сара робко ему улыбается. Когда он подходит к Розе, она вскидывает руки и говорит:
— Благодарю, мне не надо.
— Совсем не надо, мадам? — спрашивает официант.
— Мама, — шепчет Генри. Официант вопросительно смотрит на него. Генри жестом показывает, чтобы тот поставил тарелку на стол. Роза машет рукой.
— Поставьте лучше на буфет, — предлагает Сара. Все наблюдают за тем, как официант накрывает блюдо крышкой, бежит за подставкой, зажигает под ней огонь.
— Эд, я хочу домой, — говорит Роза, когда официант уходит.
— Мы останемся и закончим ужин, — твердо говорит Эд и начинает есть.
— Эд, — не унимается Роза, — вызови мне такси. Я хочу в Хитроу.