— Эх, — подумала девушка, — а я ведь на книги откладывала. Ничего, на койку хватит, пока лето — горничной устроюсь, а потом место в школе найду. Записку я им оставила, — она поджала губы, — пусть не волнуются. Уехала и уехала, пора своей жизнью жить.

Марта решительно потянула на себя ручку двери. Она сказала клерку, что сидел за конторкой: «Одно место в почтовой карете для цветных, до Нью-Йорка».

Нью-Йорк

Две девушки сидели на деревянной пристани, болтая босыми ногами в воде. Между ними, на холщовой салфетке, лежали ломти хлеба и сыр.

— Жарко тут у вас, — Марта вытерла пот со лба. «В Бостоне свежее».

— А ты смешно говоришь, — хихикнула вторая девушка — пониже Марты, с коротко стрижеными, мелкими кудряшками. «У нас в Южной Каролине не так слова произносят».

— У вас тоже — смешно говорят, как по мне, — Марта бросила в воду кусочек хлеба: «Сейчас чайки налетят. Так тебя мальчиком с юга выводили?»

— Ага, — девушка провела рукой по затылку. «Так безопасней. Теперь надо чепец носить, пока волосы не отрастут. А чего ты не хочешь в горничных остаться? Миссис Сэндберг на тебя не нахвалится, всегда в пример ставит. Через год уже старшей будешь, — она посмотрела на чаек и рассмеялась: «Я море-то только здесь и увидела. Стояла, помню, рот раскрыв. Оставайся, — она подтолкнула Марту, — все же самый лучший постоялый двор в Нью-Йорке. И койка бесплатная, и еда, а так тебе придется самой каморку искать. И охота тебе учительницей быть — вздохнула девушка.

— Охота, — Марта прожевала сыр. «Ничего, справлюсь. Сама слышала — негры из церкви нашей хотят уйти. Хоть преподобный отец и за аболиционистов, а все равно, пока все белые к причастию не подошли, цветных не пускают. Мистер Варик сказал — будем деньги собирать и помещение снимать, сами справимся. Меня преподавать берут, по средам и воскресеньям».

— Тебе денег не хватит, — хмыкнула подруга.

Марта усмехнулась и сладко потянулась: «Я еще частные уроки взяла, дорогая моя. И в Свободную Африканскую Школу меня нанимают, как ее откроют в следующем году. Местное общество аболиционистов деньги дает. А тебе бы тоже — грамоте научиться, а то даже имя свое написать не можешь. Все же с хорошим парнем гуляешь. Твой Джонни читать умеет, не чета, тебе»

— Он свободным родился, как ты, — девушка покраснела, — вам легче. Слушай, — она зашептала что-то в ухо Марты.

— Я тебя свожу в одно место, — задумчиво сказала та, когда подруга замолчала. «Там женщина принимает, акушерка, она тебе все объяснит».

— Так платить надо, — погрустнела девушка.

— Не надо, — уверенно заявила Марта. Вскочив на ноги, свернув салфетку, она спросила: «А тебя, когда сюда привезли, — ты у кого жила сначала?»

— Неподалеку, — рассмеялась товарка. «Ферма, если от нашего постоялого двора вверх пойти, через рощу и направо. Хорошие люди, белые, муж с женой. Мистер Уэбб его зовут. Ой, — испугалась негритянка, закрыв рот рукой, — мне нельзя это рассказывать, это тайна!»

— Мне можно, — успокоила ее Марта. Стянув платье через голову, оставшись в одной короткой, холщовой сорочке, она велела: «Купаться!»

Марта открыла калитку и подтолкнула подругу: «Пошли, пошли! Это благотворительный кабинет, стесняться нечего. Сегодня, видишь, — она кивнула на крыльцо, — для цветных день».

Они встали в конец маленькой очереди. Марта вспомнила грустный голос Эстер: «Я, конечно, милая, считаю все это предрассудком. Все эти, — она вымыла руки и вытерла их салфеткой, — разделения, все эти галереи для негров…, Но, сама понимаешь, даже здесь, на севере — люди еще косные и отсталые. А я хочу лечить всех, без того, чтобы обращать внимание на цвет кожи. Вот и пришлось учредить дни для цветных, ты прости меня. Иначе белые ходить не будут».

Женщина присела к столу. Окунув перо в чернильницу, она стала заполнять первую страницу маленькой тетради. «Все у тебя в порядке, — рассеянно сказала Эстер, пока Марта одевалась. «Для матери письмо отдай мне. Дядя Меир его с государственным курьером пошлет, так быстрее. Написала ты ей? — Эстер зорко взглянула на девушку.

Та покраснела и кивнула. «Прощения попросила. Мы поссорились, тетя Эстер, поэтому я из дома уехала. Но я неправа была. А возвращаться, — Марта надела туфли, — я тут обустроилась уже…»

Эстер закрыла тетрадь. «Хаим у нас грозится, что в шестнадцать лет разведчиком уедет, на территориях хочет служить. И ведь придется отпустить, хотя мы с ним договорились — пусть сначала в Вест-Пойнте, кадетом побудет. Насчет уроков французского не беспокойся, — женщина откинулась на спинку простого стула, — это я тебе устрою, с осени.

— А сколько стоить будет? — деловито спросила Марта, присев напротив.

— Нисколько, — рассмеялась та. «Это подарок от нас. А что ты хочешь научиться раны обрабатывать — так приходи ко мне раз в неделю, вот и все, — она потрепала девушку по голове и усмехнулась.

— Все будет хорошо. И что у тебя там с матерью случилось — забудьте. Вы же родные люди, вам друг за друга держаться надо».

Марта подождала, пока подруга зайдет в кабинет. Присев на скамейку, открыв свой саквояж, она краем глаза посмотрела внутрь. Пистолет был завернут в салфетку. «Сейчас отправлю Грейс на постоялый двор, — подумала девушка, — и пойду к этим Уэббам. Квакеры, наверное, как дядя Стивен. Папа говорил, их на Подпольной Дороге много. А по дороге, в роще, постреляю».

Она блаженно закрыла глаза. Подставив лицо летнему солнцу, девушка улыбнулась: «Брат родится, или сестра. Мама с бабушкой хоть не одни будут. Но я домой не вернусь, уж слишком много дел там, на юге. Папа был бы рад, если бы узнал, я уверена».

— Уверена, — твердо повторила она. Марта застыла, глядя на высокое, летнее небо.

Низенькая, полная женщина в темном платье открыла дверь. Посмотрев на Марту, она вежливо, удивленно спросила: «Что вам угодно?»

Перед ней стояла высокая, стройная девушка, с кожей цвета каштанов, с уложенными вокруг головы черными косами, в холщовом переднике служанки. Девушка переложила в левую руку маленький саквояж, и поздоровалась: «Меня зовут Марта Фримен. Может быть, вы слышали о моем отце…, Его называли Сержант, — покраснев, добавила девушка. Марта вспомнила голос отца: «Я, тыковка, не могу тебе всего рассказывать, да и не нужно это. Просто знай — тут, на севере, много тех, кто помогает черным».

— Я бы хотела поговорить с вами…, - Марта замялась, — и с вашим мужем, миссис Уэбб.

Фермерша отступила, приглашая ее в дом. Женщина взяла ее за руку: «Нам очень, очень жаль, милая. Мы знали вашего отца. Проходите в гостиную, сейчас я позову мужа».

Марта присела на краешек стула. Беленые стены и деревянный пол были безукоризненно чистыми, на тканой скатерти, что покрывала стол, лежала Библия и «Дневник» Джорджа Фокса.

— Точно, квакеры, у них даже распятия нет, как у дяди Стивена, — подумала Марта, оглядываясь.

С порога повеяло запахом сена. Мужчина с полуседой бородой улыбнулся: «Простите, мисс Фримен. Корм коровам задавал. Чем могу служить? — он поклонился.

Марта поднялась. Выпрямив спину, глядя на Уэббов, она ответила: «У вас пряталась девушка, моя подруга, Грейс, ее из Южной Каролины привезли. Я знаю, чем занимался мой отец. Его друг, капитан Стивен Кроу, с озера Эри — он тоже этим занимается. Он квакер, как и вы, — Марта набрала воздуха в грудь.

— Я знаю о Дороге, — она заметила, что Уэббы переглянулись. «Я отлично стреляю, езжу на лошади, хожу под парусом…, Говорю по-французски, — зачем-то добавила она. «Я хочу быть полезной, пожалуйста…, - Марта, наконец, замолчала. Она увидела, как Уэбб усмехается в бороду.

— Вы присядьте, — он отодвинул стул. «Присядьте, мисс Фримен, сейчас кофе выпьем. Молоко свежее совсем, хлеб с утра пекли, у нас джем домашний, ежевичный. Перекусим, а там и решим — что нам дальше с вами делать. Хорошо? — он взглянул на жену, и та кивнула.