они исключались при этом вообще из намеченных границ данного исследования (ср. примеч. Спинозы на с. 61, 83, 88 и мои примеч. на с. 66, 83). Таким образом, примечания сами по себе не могут служить свидетельством о далеко идущей неотделанности уже написанного.

Доводы за неотделанность Трактата заключаются, кроме того, в указаниях на якобы имеющиеся пропуски и непоследовательности изложения. Но и эти доводы также не достаточно убедительны, так как при ближайшем рассмотрении некоторые из них оказываются вполне необоснованными (см., например, с. 95, примеч. 47).

С другой стороны, нередкие обращения к читателю указывают, что Спиноза видел в Трактате рукопись, предназначаемую им для печати. Стройность же и архитектоника этого произведения, не только выраженные в определенно намеченном Спинозой плане изложения (см. с. 88–89, 98), но и проведенные, сточки зрения этого плана, в большей мере, чем это принято думать, а также чрезвычайно богатое содержание выполненного, заставляют нас не находить особой помехи для исследования в неоконченности этого произведения.

Таким образом, при ближайшем рассмотрении Трактат ни в своем содержании, ни в форме изложения не дает достаточных оснований для пренебрежения им, и, наоборот, заключая в себе в первом отношении важные данные для понимания основных мыслей Спинозы, а во втором — не ставя серьезных препятствий к их усвоению, позволяет требовать по отношению к нему полного и непредубежденного внимания.

Избегая здесь, вообще говоря, каких бы то ни было исторических ссылок, а также сопоставлений содержания Трактата с содержанием других произведений Спинозы, на основании того мнения, что эти ссылки и сопоставления, хотя и могут быть полезными сейчас, приобретут однако еще больший смысл и значение, если их отложить до более позднего времени, я остановлюсь здесь более подробно только на одном вопросе, выходящем за пределы Трактата, и именно на вопросе о методе, но и это только потому, что он дает возможность определеннее установить границы именно данного произведения.

Трактат de intellectus emendatione есть трактат о методе, и именно о методе истинного исследования, дающего нам новые и истинные познания и позволяющего отличить их от смутных и неистинных данных.

Можно думать, что собственное изложение Спинозы в предшествовавшем Трактату de intellectus emendatione «Коротком Трактате», где некоторые элементы метода были даны в связи с сообщением положительных содержаний его философии как результатов этого метода, привело Спинозу к мысли о желательности и необходимости разделить эти задачи. В Трактате de intellectus emendatione мы все время встречаем в высшей степени сознательное отношение к такому разделению. Спиноза отстраняет в Трактате всякое углубление в содержания истинного познания как таковые, с указанием, что они принадлежат к «его Философии», Трактат же должен ограничиваться исследованием о методе. Имеет ли Спиноза при этом под названием «Моя Философия» в виду «Этику», как это

думают некоторые исследователи, или какое-либо другое не написанное им произведение, мы здесь обсуждать не будем. Существенно только одно, что под «Моей Философией» Спиноза имеет в виду изложение системы уже полученных данных истинного познания, что он имеет в виду и в «Этике», а в Трактате de intellectus emendatione он хочет ограничиться и ограничивается указаниями пути и метода к получению этих данных.

Таким образом, Трактат de intellectus emendatione с точки зрения самого Спинозы получает вполне самостоятельное значение, но в то же время ставится им как необходимое введение в его философию, для всех тех, кто хочет отнестись сознательно к предлагаемым им положительным содержаниям истинного познания.

При этом «Этика», поскольку она заключает в себе главным образом положительные содержания философии Спинозы, во всяком случае, требует предварительного изучения Трактата de intellectus emendatione, так как для понимания ее данных и для возможности действительно критического к ним отношения, необходимо предварительное знание того метода, которым были получены эти данные.

Поскольку Трактат de intellectus emendatione является для Спинозы трактатом о методе истинного исследования, все его содержание устраняет то непостижимое недоразумение, которое заставляло и заставляет многих исследователей смешивать «метод исследования» Спинозы с «геометрическим способом сообщения и изложения» тех результатов его исследования, которые даны им в «Этике». Недоразумения по поводу

выражения «more geometrico demonstrata», входящего в заглавие «Этики» и часто употребляемого как Декартом, так и Спинозой (ср., например, уже упомянутое произведение Bertauld или доклад Kirchmann’a[62]), настолько характерны для способов истолкования Спинозы, и их разрешение настолько существенно для правильного понимания его учения вообще и значения Трактата de intellectus emendatione как учения о методе, в частности, что здесь является необходимым остановиться несколько более подробно на значении этого выражения, хотя полное рассмотрение этого вопроса и должно быть отложено до специального исследования[63].

Как уже было указано в Предисловии, переводы как таковые, в особенности в области философии, нередко являются одним из источников всевозможных недоразумений. В читателях переводы часто с самого начала укореняют некоторые привычки, далее уже с трудом допускающие самостоятельную переоценку.

По отношению к Спинозе переводы особенно часто давали основание к созданию таких привычек в читателях и вели, таким образом, к ослеплению их по отношению к данным оригинала.

Как раз одной из таких, главным образом, переводами созданных «привычек» является привычка идентифицировать выражение Спинозы «more geometrico» с выражением «геометрическим

методом». Раз усвоив себе такое обозначение и связав с ним по ближайшей ассоциации некоторое обычное представление о роли и значении метода, большинство исследователей уже не обращает достаточного внимания на то, что Спиноза ни в письмах, ни в других своих произведениях не употребляет выражения «methodo geometrico», наоборот, в ряде замечаний Спиноза подчеркивает свое отношение к геометрическому способу, как к способу изложения; при этом самая сущность учения Спинозы показывает, что геометрический способ как таковой и не может дать ни одного нового содержания истинного познания или укрепить истинность уже данного.

В своем сочинении «Principia philosophiae Cartesianae» Спиноза употребляет геометрический способ для изложения далеко не всегда истинных, с его точки зрения, мыслей Декарта, уже тем самым отмечая формальный характер геометрического способа изложения. Далее, в Трактате de intellectus emendatione Спиноза прямо объясняет, что именно он понимает под Методом; причем, разбирая, что есть «methodus», он даже не упоминает о совершенно не относящемся к методу исследования способе изложения, т. е. о том, что он в своем месте называет «mos geometricus». Декарт, воззрения которого на геометрический способ изложения в этом отношении нисколько не отступают от воззрений Спинозы, в своих «Ответах» на «Возражения», сделанные ему по поводу его «Размышлений», подробно разъясняет, какую роль может играть mos geometricus, и ставит как равнозначные ему выражения такие выражения, как «геометрический стиль»,

«геометрический способ для обучения» (ad docendum) и др., которые в краткой формулировке объясняют полную независимость геометрического способа сообщения и изложения от метода отыскания истины.