— В театре иного и не бывает, — ответил Петя.

Его друг молчал. Тогда Петр набросил на свою физиономию маску чрезмерной серьезности и произнес:

— Революционный генерал Тухачевский, член Конвента[8]. Соизволил посетить драму. Член Конвента! Его даже Ленин с Троцким ценят и уважают. Скажи, нам этого мало?

Но продолжение разговора на эту тему было. Ночью, во время одного из дежурств. Они чистили картошку на кухне.

— А как зовут ее, ту, что «в белом платьице?» — спросил Коля.

— Леля. Но она несвободна. Я познакомился с Таней.

— И стихи ты, наверное, уже состряпал?

— Не состряпал, а сочинил, — обиделся Петр. — Конечно, сочинил. Вот послушай, мне сдается, что не хуже пушкинских:

Коля дал такую оценку стишатам:

— Сие уж есть пошлость. Как ты можешь?! — произнес он с презрением в голосе. — У тебя двойка по рукопашному бою. А по химзащите — вообще пропуск в журнале. Так и с курсов вышибут. Куда пойдешь? Даже стройбату такие не нужны. А нас учат быть командирами и воспитателями бойцов. Бойцов придется обучать. Рота наша плетется в хвосте. А мы должны быть первыми. Милейший командир роты уважает тебя. Как же, ты и артист, и поэт. Комроты намекнул мне, чтобы тебя одернуть. Я просил же тебя: сочини «Марш курсантов». Ты уклонился. Навострился в «вишневый сад». Марша как не было у нас, так и сейчас нет…

Петр приуныл. Коля продолжал разъяснять приятелю свою позицию:

— Леля… Танюша… Я этот народ основательно изучил. У меня — три сестры! Целых три! С прошлой получки купил и подарил им юбочку «плиссе-гофре». Так они затеяли драку. Сначала между собой. Затем набросились с кулаками на меня. Надо нам держаться от юбок подальше. Видишь, что творится в стране! Не до фуро[9]. Нам нельзя расслабляться!

После этой размолвки они не разговаривали друг с другом почти месяц. Только обменивались репликами. Но Петя больше увольнительных у командира роты не просил. Потом он доверительно сказал Коле, что с любовными интрижками он «завяжет». Петр понял, что главное для курсанта накануне выпуска — нормально закончить учебу. Достигнуть финиша — получить звание, назначение на должность, более или менее обустроиться в бытовом плане.

Николай одобрил запоздалое прозрение друга, поверил ему. Даже стал понемногу заниматься с ним, иначе ему не наверстать упущенное. Боевая учеба. Политзанятия. Каждая свободная минута должна быть израсходована в спортзале, на стрельбище, с лыжами, в библиотеке. Без этого курсант — не курсант.

Командные курсы Тухачевский посетил в канун Октябрьских торжеств. На собрании посоветовал ввести в учебный план тему «Крепостная артиллерия». Напомнил о требовании Владимира Ильича: «Учиться, учиться и учиться!»

— Это для нас всех — приказ! — заключил Михаил Николаевич. Пообещал приехать до февраля. Но не приехал, в конце февраля плановые занятия пришлось свернуть.

Местный делегат X съезда партии, побывавший в Петрограде, рассказал курсантам, что революционный Кронштадт, в старину — любимое детище Петра I, Кронштадт адмирала Макарова, наш основной опорный пункт на Балтике, может быть потерян для республики. Кронштадт попал в руки контры.

Комиссар курсов пояснил:

— Задача наша предельно ясна. Взять курс к городу на Неве. А девиз экспедиции таков: «Даешь Кронштадт!»

…История Кронштадтского мятежа, этого типичного бунта, по Пушкину, «бессмысленного и беспощадного», вкратце такова.

Командовал Балтийским флотом вчерашний гардемарин и мичман Федор Раскольников[10], довольно яркая в истории Октябрьской революции личность, публицист и драматург. Нельзя отрицать, что в морском деле он был профессионалом. В волны революции, где было немало «капитанских мостиков», он бросился безоглядно и стал перепрыгивать с одного «мостика» на другой. На флоте прославился как «красный адмирал».

Но для роли руководителя огромного коллектива военных моряков в мирное время, для рутинной будничной работы с людьми Раскольников не годился. Обеспечение продовольствием Балтфлота и его главной базы — Кронштадта хромало. Паек матроса (военмора) был скуден. Людей раздражало само поведение Раскольникова и его жены, экстравагантной Ларисы Рейснер. Супруги жили в роскошном особняке, не ограничивали себя в комфорте, пользовались изысканным меню. Перехлестывало через край себялюбие. Видно было, что воен-моры для них — масса, литературные персонажи. Чека подозревала Раскольникова и его окружение в злоупотреблении служебным положением. Впоследствии, эмигрировав в 1939 году во Францию, Раскольников излил свою ненависть к чекистам в опубликованном в Париже «Открытом письме Сталину». За это и был убит по заданию органов безопасности.

Если взглянуть на те события шире, то тягостная обстановка в Кронштадте была следствием Гражданской войны, разорения и голода. Деревня оказалась не в состоянии обеспечить страну хлебом. Даже Петроград бедствовал. Рабочие Трубного и Балтийского заводов требовали увеличения продовольственных пайков, а заодно и демократизации Советов. Без этого всё, наверное, уладилось бы без кровопролития.

Другим фактором нарастания недовольства было пополнение флота новобранцами из разоренных деревень. Верных идеалам Октября моряков образца 1917 года почти не осталось. Души тех деревенских парней, которые на своей шкуре испытывали массу неудобств, глубоко задевали истерические возгласы на собраниях:

— Братцы, за что боролись?!

В ответ раздавался боевой клич: «Полундра!»

Паек военмора тощал, борщ с мясом превратился в недосягаемую мечту, но откуда-то появились излишки спирта. Чекистам-особистам попадали в руки наркокурьеры, проникавшие через Финляндию в Кронштадт. Кронштадт волновался. Но как снять напряжение? Этого власти не знали. Для Питера непререкаемым авторитетом был председатель ВЦИКа Михаил Иванович Калинин. Его и командировали в Кронштадт для разговора с военморами.

Ленин напутствовал Калинина словами, что такая форма контрреволюции «более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые». Кронштадтские мятежники сравнивали свой бунт с восстанием парижских коммунаров в 1871 году. Их цель, по словам бунтовщиков, — свергнуть большевистское засилье, но оставить советскую власть. Идея эта носилась и среди какой-то части петербуржцев.

М. И. Калинин прибыл в Кронштадт 1 марта 1921 года. Местное начальство встретило его с музыкой и доставило на городскую Манежную площадь. С появлением М. И. Калинина и комиссара Балтфлота Н. Н. Кузьмина шум, свист и ругань моряков утихли. Ожидавшие от представителя правительства каких-то откровений разочаровались. Он не высказал никаких дельных предложений, произносил общие слова о заслугах моряков, о традициях и т. п. Оратор знал, что готовится решение о ликвидации продразверстки, но почему-то умолчал об этом.

Митинговавшие зачитали «всесоюзному старосте» «Резолюцию общего собрания команд 1-й и 2-й бригад линейных кораблей» от 1 марта 1921 года, принятую бригадным собранием единогласно при двух воздержавшихся и подавляющим большинством всего гарнизона Кронштадта:

«1. Ввиду того, что настоящие Советы не выражают волю рабочих и крестьян, немедленно сделать перевыборы Советов тайным голосованием, причем перед выборами провести свободную предварительную агитацию всех рабочих и крестьян.

2. Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов и левых социалистических партий.

3. Свободу собраний и профессиональных союзов и крестьянских объединений.

4. Собрать не позднее 10 марта 1921 года беспартийную конференцию рабочих, красноармейцев и матросов г. Петрограда, Кронштадта и Петроградской губ.