— Крок?

Он взглянул на, как всегда бесшумно и неожиданно возникшего перед ним мужчину с короткой седой бородкой, ровной полосой сбегающей к квадратному сильному подбородку. Глава Тайников, особой службы Державы, прямой потомок Ясновидца, в котором талант читать души расцвёл с невиданной доселе силой. Тот взглянул на князя неожиданно остро, потом тихо спросил:

— Что замыслил, княже? Или думы тебя гложут о войне?

— Скажи, Крок, что для тебя важнее: медленное угасание, или бой с врагами?

Мужчина улыбнулся — на деле он был даже младше Ратибора, но Дар забирал свою плату: волосы пепельные, словно седина. Глаза пронзительные, но тоже невиданные до сих пор серого цвета. И ранние морщины возле глаз, когда он щурился на солнце — глаза не могли выдержать яркого света, потому и старался Крок чаще бывать в Рудничной Слободе, нежели в Славграде…

— По мне — хорошо там, где нас нет. А ещё лучше, где нас нет, и где мы есть.

— Опять загадками говоришь?

— Так служба моя такая. Я должен быть там, где меня нет.

— Понятно. И как раз ты вовремя подошёл. Сегодня в полночь придёшь ко мне в терем. Незримо.

Тот кивнул. Снова взглянул на князя, едва слышно произнёс:

— Веруешь в задуманное. А оно — истинно…

— Княже! Княже!

От кучки занимающихся учёбой славов спешил, размахивая руками, Дар. Подбежал быстро поклонился, затем поднял на своего господина умоляющие глаза:

— Дозволь слово молвить, княже?

Ратибор с любопытством перевёл взгляд от огнебойцев на юношу:

— Что хочешь, парень?

Тот вновь поклонился:

— Дозволь в огнебойцы пойти, княже!

— И ты?

Внутри всё дрогнуло — мальчишек на бойню посылать?! Впрочем… Мгновенно возникшая мысль оформилась в слова:

— Не дозволю. Взрослых людей в Державе достаточно.

У мальчишки едва не брызнули слёзы из глаз… Как же так?..

— Другое тебе приказываю — собери среди ровесников сотню. Поедете в Рудничную Слободу. Там Малх Бренданов готовит огнебои нового образца, которыми с рук стрелять можно. Поступишь к нему под начало. Будете первыми учиться стрелять из нового оружия. И потом прочих учить. Понял? Парнишка просиял:

— Понял, княже! Сколь времени положишь, чтобы людей собрать?

— Седьмицу тебе, начиная с его момента. Держи!

Вытащил из кармана леггинсов[16] гривну[17], подал юноше. Тот кивнул, убежал…

…Вот и ещё один свой человек будет у князя. Преданный ему. Верный. На кого потом опереться можно станет. Что молод — не беда. С самого низа начнёт. Будет знать службу не по книгам, да рассказам, а сам, своими руками, собственными ногами. Парень он толковый, и уже давно на него виды имелись. Вот, наконец, и настанет его время… Тронул коня, неспешно двинулся к суетящимся внизу людям. Те уже закончили заниматься зарядкой огнебоев, и снова загремели выстрелы, раздирая воздух в клочья…

…В шатре командующего лагерем собрались командиры учебных отрядов. Ратибор, сидя на лёгком стульчике незаметно всматривался в них, слушая монотонный доклад главного хозяйственника. Странный он какой. Толстый, низенький. И не видно иннуитской крови, текущей в нём. Рыхлый какой-то. Сразу видно, мечом не махал, стрел из лука не пускал. Впрочем, на своём месте. Пятьдесят тысяч воинов обеспечь-ка всем? На пустом месте из ничего лагерь боевой создал. Знать, верно говорят, что внешность обманчива… А дружина будущая хороша. И командиры, похоже, боевые. Жаль, мало их пока… Но будут зато ядром будущей могучей армии. От каждой тысячи славов по человеку призвать — уже четыреста тысяч воинов будет! Да вооружить их огнебоями, ручными и тяжёлыми. Да поставить конницу турью и простую, и флот с самодвигателями Брендановыми… И пустить его на врага… Мало не будет… Внезапно стало просто и ясно — двувластие среди славов не нужно. Может, первые года так и требовалось. А теперь просто вредит всему ненужное разделение. Каждый из князей старается для себя. Он, Ратибор, для армии и флота. А Локота — тот под себя тянет. Всё боится, что неурожай, что народ беднее жить станет. Прижимист он на диво, даже скуп. А из-за этого каждую полушку на военных надо с боем выцарапывать. А послухи[18] доносят, что зерно и уота на складах гниёт. Ткани преют. Масло в негодность приходит. А Малх плачет — даже тряпок растительных, и тех в достатке выпросить не может… Нет, не всё ладно в государстве славов. Ой, не всё…

…Ночью в Детинце Славгорода никто не спал. Ближняя и дальняя охрана стояла вокруг строения плотным кольцом, не смыкая глаз и не пуская и не выпуская ни единой души, будь то мужчина, женщина, ребёнок или животное. В тайных покоях на вершине самой высокой башни собрались семь человек: сам Ратибор, брат его Добрыня, командующий тяжёлой кавалерией Буян, Малх Бренданов, Крок Крутов, Джурай, хан кипчкаков, Стан, командир пешцов. На столе стояло вино, но его никто не пил. Слишком важный вопрос обсуждался на тайном совете, и многим он был не по душе. Впрочем, Ратибор это предчувствовал, потому и пригласил на собрание Крута, чтобы предупредить возможную измену и обезопасить собравшихся…

— Значит, ты считаешь, что мы зажрались?

Ратибор едва не вспылил, но удержался:

— Людоеды семь сотен тысяч воинов послали. А их едва двадцать миллионов наберётся. Да и то, едва ли. А нас уже больше сорока, да только, по словам Локоты, нам и семь десятков тысяч воев не под силу. Только и слышишь от него — дорого! Дорого! Нету, не потянем… А вы вот что послушайте…

Вытащил из-под кипы бумаг свиток, развернул, начал читать, и с каждой прочитанной строчкой лица собравшихся мрачнели: утопленное зерно, пришедшее в негодность и начавшее преть. Сожжённые ткани, поскольку попросту истлели, а махинникам не из чего делать огненное зелье. Сгноённые плоды уоты, так как поля уже превысили все разумные размеры… Князь Локота распахивал земли не останавливаясь. Лишь бы было больше! А куда потом девать лишнее даже и не думал. Люди работали без перерывов, праздников и отдыха. И всё это гноилось, сжигалось, топилось… В мастерских не хватало людей, а Локота выдумывал непонятно что, лишь бы не дать. Собственно говоря, что, кто творил Второй Князь иначе, как предательством и назвать нельзя было…

— Верны ли сведения?

Джурай сидел вроде бы спокойно, но его лицо было темнее тучи…

— За каждое слово здесь я готов ответить своей головой.

Чётко выговаривая слова произнёс князь высшую клятву. Малх потрясённо повторил:

— Двенадцать тысяч локтей небелёной хлопковой ткани… Это же почти полный запас по сто выстрелов на каждый большой огнебой! А мы побираемся у купцов…

…И веское слово Крока:

— Хватит. Пора с этим заканчивать.

— Что?

Не понял Буян, и глава Тайников разъяснил:

— Локота неизлечимо болен. Жадностью называется эта болезнь. Он забыл, что славы — не его холопы и рабы, а мы — не просители, а равные ему. И имеем такое же право распоряжаться всем имуществом Державы, как и он. Мне докладывали, что стал второй князь груб, высокомерен. Злато и камни драгоценные копит в своём дворце. Слуг завёл сверх всякой меры. Возомнил себя властителем. Предлагаю вам, братья, вызвать его на Суд.

— На Суд?

— На Суд Божий. Как Перун решит, так и будет.

— Да будет так.

Из-за стола поднялся Джурай, упёр кулаки в столешницу:

— Я займусь этим. Немедленно.

Пошевелился вдруг доселе молчащий Стан.

— У него гридней ближних почти две тысячи. А у нас…

— Пятьдесят тысяч огнебойцев.

— И прольём братскую кровь?! Не бывать этому!

Добрыня вскочил, пылая гневом.

— Забыли заветы?! Не поднимай руку на ближнего своего! Ибо будешь проклят и отдан Распятому на заклание!

— Не ссорьтесь.

Снова веско уронил своё слово Ратибор.

— И без пролития крови людей наших есть возможность покончить с Локотой.

— Как?!

Тот вдруг хитро улыбнулся, но доброй эту улыбку назвать никак было нельзя…

— Покопался я тут в законах наших. Так вот, есть там один, который почему то забыли: если война, или набег, или иное лихо с чужеземцами происходит — военный князь един в Державе правит. А у нас ведь война… Так что я немедля требую созыв Совета, где на основании закона беру в свои руки власть. И думаю, что после этого…