Шиманский озирался вокруг, как хищник. Поздоровался с Сашей сквозь зубы, без подобострастия и странно, но этим вызвал во мне легкое уважение, несмотря на то, что затылком я ощущала прицел. В тот момент, когда я предъявила спецназовцу на входе паспорт, капюшон упал на плечи, и я почувствовала взрыв ненависти в мою сторону. Предохранительная рамка показалась мне спасительными вратами. Уже в холле здания суда я обернулась и увидела «мушку» злых темных глаз. «Долг», - просигналил невидимый оператор.

Шиманский решительно направился за нами. Я задержала дыхание и... оказалась перед парнями в черной униформе, беретках и с автоматами, ко мне вышел напряженный мужчина. Седой ежик, военная выправка, гражданский серый костюм, недовольное лицо.

- Невская? Я - Харитонов. Где вы были, черт возьми?! Вы понимаете, что это не игрушки?! Если б вы не явились в суд, мне бы голову снесли!

Рядом с ним появился высокий мужчина с красным, одутловатым, не в меру губастым лицом.

- Простите, - с облегчением сказала я. - В данном случае пришлось отдать предпочтение своей голове. В аэропорту меня встречали те, кто похищал Валерия у клиники.

- Откуда вы могли знать? - сказал краснолицый. - Вы тогда были слепы.

- Сиддхи1, - просто ответила я.

Саша с уважением взглянула на меня и отпустила мой локоть. Я тут же оказалась в окружении спецназовцев с короткими автоматами, адвоката и следователя из Следственного Комитета. Красная ярость Шиманского готова была прожечь мне череп, как лазерная пушка.

Я обернулась к нему. Нас отделяло всего полтора метра. Я нащупала в кармане шубы колье и шагнула к убийце.

- Позвольте.

- Невская, нас ждут!

Но моя шахматная партия предполагала другой ход - я уже стояла лицом к лицу с Шиманским. Он опешил.

- Дайте вашу руку, - сказала я, не обращая внимания на собственную маленькую испуганную личность, готовую зарыться под пол. По условиям игры - это не Я, я - больше.

- Зачем еще?! - ощерился он, оглядываясь по сторонам в поисках подвоха.

Я взяла его руку и вложила в нее древнее колье с увесистым рубином. Шиманский от неожиданности дернулся и не нашелся что сказать, раздираемый желанием придушить меня тут же, при всех, и невозможностью это сделать.

- Что это?! - рявкнул продажный полицейский.

- Долг. Древняя вещь, очень дорогая. Мы в расчете, - шепнула я, считав за секунду несчастливую историю бедного жениха Соны - Прабхакара.

Его семья, по настоянию влюбленного сына вложившая все средства в огромную дакшину, так и не получила обратно вдвое больше, как это случается на деревенских свадьбах. Оставшийся ни с чем крестьянин обозлился и возопил перед старейшинами деревни о несправедливости. Они позволили Прабхакару отобрать у отца Соны и осла, и кур, и ветхую лачугу. Но, выгнав старика с малолетними детьми на улицу, Прабхакар не разбогател. Он влезал в долги, чтобы разыскать пропавшую невесту, тратился на прогнозы астрологов, на советы мудрецов и подсказки гадальщиков. Родители и братья корили его за разорение и отказывались помогать, а он и думать ни о чем не мог. Как же ликовал он, когда заполучил Сону! Но обещанная невеста умерла прямо на площади, истекла кровью перед костром, на котором корчился в муках ее похититель.

Вернувшись в комнату на постоялом дворе воющий от горя Прабхакар обнаружил, что все деньги, полученные от семьи ювелира, пропали. Некогда крепкий, трудолюбивый простак, а теперь нищий и больной после тяжелой раны, нанесенной мечом Матхуравы, Прабхакар возненавидел белый свет. Он мечтал вернуться в деревню с триумфом, а приковылял с позором, голодный, истощенный и еле живой.

Угрюмый, посеревший Прабхакар ходил сгорбленный от болей в животе, опираясь на клюку и, скипя зубами, ловил насмешки почти год после смерти Соны. А перед самым сезоном дождей бедняга пропал. Его нашли через день скрюченным, с искаженным от боли лицом, объеденным шакалами. У обочины дороги, ведущей к Паталипутре.

- Надеюсь, вы простите меня однажды, - пробормотала я, глядя прямо в зрачки Шиманскому. - Мне правда очень жаль.

- Шизанутая?! - с ненавистью выплюнул тот и глянул на сокровище в своей ладони. Непонимающе, но все так же жестко, исподлобья, зыркнул на меня.

На объяснения не осталось времени. Харитонов и одутловатый мужчина, оказавшийся адвокатом Морфиным, подхватили меня под руки и увлекли в охраняемую десятком спецназовцев комнату.

- В офисном здании, которое реконструируется метрах в ста от суда, на чердаке сидит снайпер, - выдохнула я. - В аэропорту меня встречали люди Шиманского, поэтому пришлось искать свои пути-решения. - Я сконцентрировалась и внимательно всмотрелась в контуры охраняющей меня гвардии, здесь известных мне не было. Пока. Я взглянула пристально на Харитонова, Морфина и сказала, переключаясь на мужской тон Матхуравы: - Учитывая, что разговор между нами по телефону был конфиденциальным, можно сделать вывод, что один из вас работает с Шиманским. Или ваши телефоны прослушиваются.

Адвокат и следователь воззрились на меня, каждый выругался на свой лад.

- И еще, - я понизила голос, - не сочтите за паранойю, но учитывая, что господин Шиманский так и не покинул здание после того, как я появилась, у него есть план Б. Я с удовольствием надену бронежилет, если у вас есть лишний.

- Не волнуйтесь, Невская, это хорошо защищенная комната. Охраны, как на процессе у Януковича. Ребятам я доверяю, - буркнул Харитонов. - Телефоны мы проверим. Ничего не случится, до суда однозна...

В подтверждение моим словам отчаянно затрезвонила система пожарной безопасности.

- Черт! Сидим здесь! Не рыпаемся! - скомандовал Харитонов нам и своим подчиненным. Он достал из кобуры пистолет и, отойдя в сторону, принялся раздавать указания.

Шум пожарной тревоги быстро прекратился. Окруженные со всех сторон ОМОНовцами, мы ждали начала процесса, который, к счастью, не отменили. Морфин давал мне наставления, его продуманные, взвешенные и часто фальшивые слова падали в мои уши и растворялись в гулком стуке сгустившейся крови. Бумм-бумм-бумм, - пульс отсчитывал секунды перед боем... перед судом. Я всегда боялась публичных выступлений - последним в той реинкарнации была моя казнь...

* * *

Если перед предварительным слушанием адвокат пытался хоть что-то втулить Черкасову, перед этим он даже не явился. В целом, толку в этом и не было - Валерий молчал. Будто губы его склеились. Он молчал перед Шиманским, молчал во время допросов, молчал в камере, молчал, пытаясь отбиться от татуированных мордоворотов, то ли нанятых, то ли по собственной воле решивших выбить дурь из миллионера-маньяка. Иногда отбиться удавалось, чаще - нет. Но Валерий собирался молчать и на суде. Он настроился на то, что выслушает приговор и отправится по этапу валить лес куда-нибудь в тайгу. И так же, без слов, будет драться с зэками, устраиваться на новом месте, считать дни до освобождения и уговаривать себя, что всё это практика... «Найти настоящего тирана, - говорил Кастанеда, - большая удача». Настоящий оставался в тени, насылая без устали тиранчиков помельче, распускающих кулаки, не дающих спать, провоцирующих бесконечно и извращенно.

Сколько еще протянет, Валерий не знал. От недосыпа тело мелко дрожало. От умелых побоев, не оставляющих видимых следов, болело всё, особенно почки. Праджни-Джи был прав - молчать было трудно, но именно за молчание, как за лучшее в себе Валерий держался из последних сил. Молчание выстраивало барьер между ним и тюремной реальностью. Теперь, без необходимости оправдываться было проще переосмысливать жизнь, заглядывать в себя и видеть то, что внутри, без шор. Учиться не врать даже себе было не просто. Смотреть в камере было не на что. Валерий изучал серую, неровную стену, от которой теннисными шариками отлетали собственные мысли и растворялись где-то... в нигде. Начинало казаться, что и его самого нет. В такие моменты Черкасова иногда настигала необъяснимая благодать, наполняла светом и вкусом чего-то нового, ясного.