Но получилось совсем по-другому. Вождь усмехнулся.

— Ну? Вы, конечно, дали отпор младшим родичам?

При этом он даже посадил Малию на колени, чего обычно не делал.

Лучистое Полуденное Солнце от души смеялась.

— Ты посмотри только: эта ткань, что мы выменяли у белого торговца, не выдержала и одной драки. Ну, не гляди так печально. Дыру я зашью, и при первой возможности ты получишь кожаную куртку.

Синяя Птица, еще не веря, смотрел то на мать, то на отца. Он не знал, что эти драки между родичами входят в программу новогоднего праздника и что каждая ирокезская мать ожидает, что на одежде детей будут и дыры и распоротые швы. Лучистое Полуденное Солнце не хотела огорчать сына, не хотела уменьшать радости от полученных подарков и позволила ему выйти в новой одежде. Даже не подозревая этого, мальчик почувствовал большую любовь своих новых родителей и, радостный, уселся на циновку. Все, что он ел, казалось ему на редкость вкусным, особенно лесные орехи — обычное лакомство в первый новогодний день.

На следующее утро дяди пришли опять и начали рыться маисовыми пестиками-колотушками в золе очага. Мать, как и все женщины в доме, дала погаснуть огню, и дяди посыпали по маленькой щепотке остывшей золы на головы детей, приговаривая:

— Чтобы вы были здоровыми! Чтобы вы так же хорошо росли, как молодые клены.

После этого огонь разожгли заново, но не с помощью кремня, кресала и трута, а с помощью древнейшего орудия, которое отец достал с чердака. Это орудие состояло из толстой сосновой доски со многими маленькими углублениями и из заостренной дубовой палочки.

Перестали вспыхивать золотые язычки пламени очагов, и только холодный голубоватый свет проникал через отверстия в крыше. В коридоре наступили морозные сумерки. Несмотря на полумрак, Синяя Птица увидел, как отец вставил дубовую палочку в углубление доски и, зажав ее между ладонями, начал умело и невероятно быстро вращать. Струйки дыма, которые можно было скорее почувствовать по запаху, чем увидеть, постепенно поднялись кверху. Вдруг в углублении блеснули искорки, сначала одна, другая, потом целый дождь золотых брызг.

Мать подложила на дощечку комочек сухого мха. Он тихонько затрещал и неожиданно загорелся. И вот уже быстрые языки пламени лижут заново уложенные щепки и дрова, разрастаясь в широкое желтое пламя. Некоторое время все с благоговением стояли вокруг очага.

— Новая жизнь — новый свет! — торжественно сказал отец.

Теплота начала разливаться по проходу и остывшим каморкам. Огненные отблески затанцевали под закопченной крышей и осветили связки золотых маисовых початков, подвешенных на жердях у потолка. Тихое гудение и пение пронеслось по дому, как предвестник наступающей радости.

Дети охотно стали помогать матери. Каждая мать подвешивала сегодня, по крайней мере, по два котла, потому что, кроме нежной медвежатины и оленьего мяса, в этот день подавался специальный праздничный «маскарадный» пудинг из маисовой муки, кленового сахара и подсолнечного масла. Это делалось только в праздничные дни, когда ряженые в священных масках, изображающих разных духов, проходят через все дома. А ведь сегодня ночью они должны прийти! Каждая хозяйка дома старалась оказать побольше почестей дорогим ряженым танцорам и дать им с собой самую большую миску с праздничным пудингом.

Но часть яств поедалась раньше. Если согласиться с Малией, то этот пудинг был вкуснее, чем орехи с сахаром и медвежьим жиром. И сестренка была действительно права. Если бы дали волю Синей Птице, вряд ли что-нибудь досталось бы ряженым от этого пудинга.

После обеда пришла тетка Красные Глаза с малышкой. Малый Медведь называл маленькую обжору Толстым Лягушонком. На самом деле девочку звали Снежной Птичкой. Она тихо и спокойно сидела на циновке. Другие сестры матери появлялись очень редко, а тетка Олениха почти никогда не приходила. Малый Медведь не выносил бесконечного хныканья ее девочки и достаточно ясно давал это понять.

Тетка Красные Глаза тут же заговорила о всяких историях в поселке. Ей был известен каждый дом, каждый уголок. Она достоверно знала, что происходило там с незапамятных времен. Она знала вороньи деревья на кладбище, каждый маленький ночной огонек в каштановом лесу. Она знала и овраг, где похоронены каменные великаны.

Истории тетки были интересны. Даже отец хвалил их и принимал участие в разговорах. А пока шел рассказ, переворачивали кусочки мяса, обжариваемые на маленьких вертелах. Едва был готов очередной кусочек, он тут же вместе со сладкими орехами попадал кому-нибудь в рот.

Малия, Дикий Козленок и Синяя Птица играли в косточки. В этой игре нужно было ударить об пол деревянную тарелку так, чтобы подскочили окрашенные с одной стороны сливовые косточки, положенные в нее. Чем больше косточек переворачивалось окрашенной стороной вверх, тем больше очков получал играющий. И у других очагов слышны были такие же удары деревянных тарелок и тихие веселые выкрики, а временами и звонкий смех. Просто удивительно, как спокойно было в этот вечер под крышами Длинных Домов, несмотря на множество детей.

К вечеру Синяя Птица очень устал и забрался на медвежью шкуру. Некоторое время он еще прислушивался к разговорам у очага и следил за страшными и вместе с тем смешными, покачивающимися тенями людей на стенах уютной каморки, но потом заснул.

Его разбудили раздавшиеся друг за другом ружейные выстрелы, громкие удары по стенам дома и неистовый шум многих голосов. Через распахнувшуюся дверь в дом ворвался леденящий порыв ветра, а вместе с ним целая толпа ряженых в страшных масках. Чудесно вырезанные и ярко раскрашенные деревянные маски ухмылялись кривыми ртами и оскаленными зубами. Ряженые танцевали и веселились в коридоре, посыпая золой жителей Дома Черепах. Они выкрикивали пожелания богатого урожая в наступившем году и выбегали в другую дверь, но вместе с ними исчезали и миски с новогодним пудингом.

С каким нетерпением ожидали дети этого посещения! А еще нужно было попробовать что-нибудь стащить у ряженых — это приносит особое счастье. Каждый мальчик и каждая девочка держали в руках острые осколки камней и ожидали только удобного случая. Синяя Птица сначала немного испугался, увидя в темном коридоре эти ужасные деревянные рожи, но в последнюю секунду все же расхрабрился и ухватился за плеть сухих, потрепанных маисовых листьев, спускающихся вместо волос редкими прядями с голов ряженых. Он успел срезать одну из прядей. Добычей Дикого Козленка была половина кушака, у Малии — кусочек покрывала, и даже Снежная Птичка ухватила в кулачок клок маисовой соломы и, довольная, закатилась смехом.

Тетка Красные Глаза не знала, что делать от радости, и ласкала свою малышку.

— Откуда это у моего беби соломинка? — спрашивала она уже в сотый раз. Наконец отец не выдержал и заметил:

— Ну, пора в постели, иначе мы завтра заснем во время Танца Перьев.

Тетка Красные Глаза, прерванная в своих излияниях радости на полуслове, поднялась, прижала к себе Снежную Птичку и, кажется, обиженная, исчезла, пожелав всем спокойной ночи.

Дети, подсунув под шкуры лежащие на постелях сорванные с ряженых знаки будущего счастья, забрались на скамейки и тотчас заснули. Синей Птице снились сначала какие-то дикие, путаные сны. Потом он почувствовал вдруг, что по его телу точно пробежали тысячи ног, топтавшие его мягкими маленькими мокасинами, но в конце концов он вырвался из-под них. Ему казалось, что вокруг него прыгали товарищи по играм и кричали: «Синяя Птица — наш родич! Синяя Птица — наш родич!»

Еще сонный, он кое-как поднялся. Его действительно кто-то звал. Это была Малия. Сегодня, ранним утром, они должны идти в Дом Большого Собрания на большой Танец Перьев. В этом доме не только вожди обсуждали свои планы. Там в морозную погоду веселился в праздники весь поселок. И когда жители дома Черепах вышли из дверей, снег захрустел под ногами. Они увидели сквозь льдистую морозную дымку темно-красный отблеск двух огромных костров, горевших у Дома Большого Собрания. Эти отблески вносили в холодное зимнее утро волшебство тепла и уюта. Крики, ликование детей и лай собак сливались в общий гомон. На огне в огромных котлах варились приготовляемые для всех праздничные кушанья. Каждая семья получала свою долю.