— О, я просто хотела посмотреть, осталось ли у меня что-нибудь на счету. — Она не смогла удержаться, чтобы не добавить: — Знаете, я ведь ваш клиент.

— Ну и?..

Рот Джинни дернулся.

— Что «ну и…»?

— Осталось что-нибудь?

— О, всего несколько центов. — Она робко улыбнулась, надеясь, что в фасаде его лица появится трещина, но его выражение оставалось таким же суровым, как всегда.

— Ну ладно! — Все еще продолжая держать ее за руку, он отвел женщину в сторону, так что сопровождающие не могли услышать его слов: — Я всю неделю пытаюсь дозвониться до Саймона. Он что, избегает меня?

— Нет, конечно нет. — Она глупо улыбнулась, злясь на него за то, что он вынуждает ее заискивать. — Он уже несколько дней за границей. Китай, Токио, Тайвань…

Том Юнг нахмурился. Похоже, ответ был именно таким — неудовлетворительным, как он и ожидал.

— Ладно, в таком случае попроси его позвонить мне, как только он вернется, хорошо?

— Конечно, Том. Могу я сказать ему, зачем вы ждете его звонка?

— Можешь сказать ему, чтобы он избавил меня от своего казначея, если хочешь. — Его губы раздвинулись, будто он извинялся, в улыбке, смутно сознавая, что не годится в таком тоне разговаривать на людях со своей невесткой, даже если она китаянка. — Я уже говорил ему, что не стану давать ему в долг на его идиотские проекты, и это бесповоротно.

Том Юнг находился в состоянии коммерческой войны со своим сыном так давно, что Джинни уже почти не помнила, когда это началось. Ссора их пошла с момента одной из ранних операций Саймона с недвижимостью, и теперь боевые действия велись в таком масштабе, что Джинни не приходилось гадать, что является причиной высокого кровяного давления ее свекра.

— А сейчас, моя дорогая, с твоего позволения…

Прежде чем Джинни успела моргнуть, Том Юнг был заключен в броню из живых тел, и компания двинулась к дверям. Мгновение она стояла и смотрела сверху вслед, сохраняя нейтральное выражение на лице, пока ее пульс приходил в норму. Ты должна сносить все это, бесстрастно сказала она себе. Это фрагмент твоей судьбы. Цена счастья.

Она торопливо покинула здание Корпорации, радуясь, что оказалась на воле, выбравшись из гнетущего полумрака викторианского великолепия. Поймав такси, Джинни отправилась на Де-Во-роуд в Королевскую компанию золотых и ювелирных изделий Фука. Внутри у нее все бушевало, но, глядя на нее, никто не догадался бы: она ничем не отличалась от других, отправившихся за покупками богатых тайтай.[7] Наконец злость улеглась, и Джинни погрузилась в денежные расчеты. У нее было более чем достаточно денег, чтобы купить подарок мужу, но совершить покупку было для нее не так-то просто: ей хотелось одновременно сэкономить деньги и при этом продемонстрировать свои сокровенные ощущения любви и жертвенности.

Улыбка, появившаяся на ее губах, вдруг расцвела. Экономия сегодня может стать второстепенной задачей. Джинни точно знала, что хочет купить, и вознамерилась в любом случае приобрести то, что задумала. Объектом ее желания стал комплект пуговиц и запонок к ним, сделанных из черного оникса и инкрустированных бриллиантами. Несколько недель Джинни торговалась из-за них с продавцом, всегда обслуживавшим ее. Он провел ее в служебное помещение в глубине магазина, где они приступили к обмену привычными любезностями, но оба знали, что сегодня покупка все же будет совершена.

— Что касается тех пуговиц, — небрежно начала Джинни, — то бриллианты слишком малы.

— Но превосходного качества, миссис Юнг.

— О, возможно. Но я не знаю никого, кто бы позволил себе носить такие вещи, вот в чем проблема. Так что покупка довольно умозрительная.

— Вы не хотели бы взглянуть на них еще раз, мадам?

— Почему бы и нет.

Он выложил поднос с изделиями на стол и подал ей лупу, но Джинни уже достала из сумочки свою.

— Маленькие, — подтвердила она погодя, — как я и говорила… И на паре из них царапины.

Продавец улыбнулся.

— Я никогда не посмел бы предложить вам товар не самого высокого качества, миссис Юнг, — заверил он и протянул руку, чтобы забрать поднос.

— Оставьте их.

Он снова улыбнулся и отвел руку.

— Сколько?

Он назвал цифру, и она рассмеялась.

— Для мадам, — поспешил опередить он возражения Джинни, — всегда существует специальная цена. Ну, допустим… с тридцатипроцентной скидкой, пойдет?

— Однако они и в самом деле не стоят таких денег, — сказала Джинни, убирая лупу в сумочку. — Но все равно спасибо.

— Не хотели бы вы назвать цену сами?

Она назвала сумму примерно в две пятых от той, что затребовал продавец в самом начале. Он развел руками и затем сделал такой жест, словно собирался отбивать нападение, но знал, что следующая его реплика прозвучит обидно.

— Миссис Юнг, позвольте мне хоть немного сохранить лицо.

Они рассмеялись. Внезапно Джинни всю охватило нетерпение: уже поздно, скоро прибудет самолет Саймона. Продавец, уловив изменения в настроении Джинни, воспользовался своим психологическим преимуществом и, слегка уменьшив последнюю цену, подвел Джинни к согласию. Они наконец договорились.

Конечно, она заплатила больше, чем намеревалась, но почему-то сегодня это не особенно беспокоило ее. Саймон вот-вот должен вернуться домой, все остальное не имеет значения. Они женаты почти двадцать лет, но временами, когда он уезжал, она скучала по нему, словно влюбленная девчонка.

Джинни приехала домой на такси и как только открыла дверь, первым делом поинтересовалась:

— Были звонки?

— Звонил доктор Лим из Красного Креста. — А-Кам почесала ухо, пытаясь вспомнить то, что ее просили передать. — Он хотел… сказать вам, что… — ее глаза расширились, и она вздохнула от облегчения, — что он потерял свои записи последних минут собрания комитета «Сироты Вьетнама» и просит вас прислать ему по факсу ваши.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Да.

Джинни нетерпеливо ждала.

— Ну?

— A-а… Ваш класс по каллиграфии переносится на среду, на половину четвертого.

— Какая жалость. Я не смогу пойти. Позвони миссис Ху и скажи, что на этот день я приглашена на обед в фонд «Спасите детей»… Или ладно, я сама позвоню ей. Ну, а теперь займись другим. Хозяин скоро приедет.

— Все готово, все готово.

— Говоришь, готово? Посмотрим.

Она направилась в кабинет Саймона и положила кожаный футляр из ювелирного магазина на ежедневник супруга, лежавший на столе. Теперь-то он точно его заметит. Потом обернулась к А-Кам и сказала:

— Давай проверим все.

А-Кам последовала за хозяйкой по всему дому снизу доверху, удивляясь ее дотошности. Все поверхности, на которых могла скопиться пыль, были проверены пальцем, все покрывала поправлены, все вазы чуть передвинуты. Это что-то противоестественное, подумала А-Кам: после двадцати лет супружества она должна бы играть в маджонг или завести себе любовника, а не рыскать по дому в поисках грязи или беспорядка. Но тут служанка заметила, что глаза Джинни светятся, и выражение ее лица слегка смягчилось: любовь — вот что бывает, когда выходишь замуж за «заморского дьявола»,[8] со всей его романтичностью и непрактичностью… хотя он и красивый, черт. И богатый, дьявол, тоже. Все еще богат…

Проверка дома закончилась в гостиной, где Джинни слегка поправила фотографию детей в серебряной рамке, стоявшую на столике, собранном из редких пород дерева. Над столиком висело зеркало. Две женщины, хозяйка и ее служанка, одновременно глянули в него, но увидели в нем абсолютно несхожие отражения. Джинни, внезапно расстроившись, увидела свое, прежде нравившееся ей лицо, ныне тронутое временем. Макияж никуда не годится, волосы потускнели и секутся, а шея уже не такая гладкая. А-Кам, в свою очередь, увидев отражение своей хозяйки, встретилась глазами с красивой женщиной: прекрасно очерченное лицо, хозяйка в расцвете сил, ухожена и хорошо одета, на округлом лице справа у кромки волос надо лбом эротическая родинка, прекрасные миндалевидные глаза.