Мишка горько усмехается:

— Случись мне получить ножа или могилу, никто и слезы за меня не прольет… — он словно признает себя побежденным в споре с политическим.

— А знаете ли вы, юноша, чьи строки произнес товарищ? — спросил один из арестантов, бывший учитель.

Нет, Мишка не знал.

— Их автор великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин.

Да, это имя Мишке знакомо. Когда-то нашел на чердаке книжку с вырванными страницами, только и уцелело в ней четыре листочка. На обложке: «А. С. Пушкин. Лирика». Что такое «лирика», Мишка до сих пор не знает, а вот одно стихотворение запомнил:

— Пушкин сочинил про нашего брата, вора, — убежденно заключил Мишка.

— Вы думаете? — улыбнулся учитель и спросил: — Какая у вас любимая молитва?

— Известно, «Отче наш…» — простодушно ответил Мишка.

— А у меня строки Пушкина из оды «Вольность». Вот эти:

— Так это… — у Мишки перехватило дыхание, — против царя?.. Выходит, Пушкин тоже с вами заодно? Политический?.. — он недоверчиво обвел глазами людей у костра: «Разыгрывают?..»

— Выходит, что так, — кивнул головой учитель.

— Идут! — тихо предостерег чей-то голос.

Подошли три конвоира. Проверили у всех прочность замков на кандалах и увели отчаянно сопротивлявшегося Мишку.

Месяц минул с начала этапа, прежде чем вдали показались тополя и белые мазанки. Наконец-то дошли. Это Украина. Все окружают придорожный «журавель» и жадно пьют из бадейки, из длинной колоды, где обычно кучера останавливаются поить лошадей.

И снова в путь.

Но что случилось? Почему по всем дорогам снуют жандармы?

— Стой! Садись! Быстро! — приказывают конвоиры.

Арестанты опускаются на запыленную полынь. Жандармы останавливают проезжающую карету. Перепуганный кучер изо всей силы натянул поводья:

— Тпрр, бисова тварюка!

Длинноусый жандарм лихо спрыгнул с коня. Распахнув дверцу, грозно прокричал:

— Господа, проверка документов!

С наступлением темноты заключенные прибыли в винницкую пересыльную тюрьму. Здесь Ярослав Руденко узнал, почему на дорогах мечутся жандармы.

Две недели назад из киевской тюрьмы бежали политические заключенные. Они были арестованы за попытку поднять вооруженное восстание крестьян Чигиринского уезда. Их ждал суд и смертная казнь. Среди беглецов находился и сын деревенского священника Яков Стефанович.

В какие-нибудь восемь месяцев этот энергичный, умный и решительный человек сумел привлечь к борьбе не одну тысячу крестьян. Они ждали сигнала к восстанию. Крестьяне наивно верили, что сам бог исполнился состраданием к мукам и горю мужицкому и благословляет их на справедливое дело. Поэтому в церквях было полным-полно народу. Откуда им было знать, что еще с давних времен действует указ Петра I, который обязывает священников доносить властям о выявленных на исповеди «преднамеренных злодействах» против службы государевой или церкви? И священники поспешили донести властям о готовящемся восстании.

Начались обыски, аресты. Схваченных истязали, пороли розгами, томили без пищи и воды, но они молчали.

Полиция бесновалась. Уже было арестовано больше тысячи человек, а крестьянское движение, подобно горной реке после ливня, бурля, разливалось вокруг.

И все-таки нашелся предатель. Им оказался содержатель кабака. Через него и узнала жандармерия имена вожаков. Их схватили и заточили в киевскую тюрьму, под усиленную охрану. Но смельчаки не ждали покорно суда и казни. Они сбежали. Вот и охотятся сейчас жандармы за отважными чигиринцами и их предводителем.

Три недели спустя группа арестантов подошла в Одессе. И здесь тоже по всем дорогам рыскали своры жандармов. Значит, преследователям пока не удалось напасть на след беглецов.

Еще несколько дней — и неожиданно впереди засверкало море, залитое солнечным светом. Недалеко от берега чайки охотились за рыбой, то падая вниз, широко распластав белые крылья, то с ликующим криком взмывая вверх.

Проплыли две большие рыбачьи лодки.

И от свежести легкого морского бриза, шума набегающих волн, которые, ударяясь о прибрежные камни, рассыпаются высокими фонтанами брызг, перед глазами Ярослава Руденко ожили картины детства.

…Море ласково плещется у каменистого обрыва. На днище опрокинутой лодки сидят с удочками трое мальчуганов.

— Сла-а-а-вик! — откуда-то сверху доносится тревожный женский голос.

— Это опять попадья. Она нам всю рыбу распугает, — угрюмо роняет взъерошенный, вечно сопливый Тишка, сын дьяка Лаврентия. — И чего она, Славка, так боится, когда ты на море?

Славик не любит, когда неряшливый Тишка называет его маму «попадья». Попадья толстая, курносая, и глаза у нее белесые, как у совы. Это жена батюшки Феофана, который живет в Феодосии. Славик ходил к ним с папой…

— Христом богом молю, сыночек, не бегай к воде. — Тоненькая, совсем как девочка, только что в длинном платье, мама чуть не плачет.

— Не бойся, мама, я не утону, я умею плавать.

Вот умытый, причесанный, в чистеньком отглаженном костюмчике, Славик идет с мамой в церковь. Он горд, что его маму так уважают: все люди с ней здороваются, и по их ласковым взглядам он понимает, что они любят его тоже.

Нет, Славик не все понимает, о чем говорят с мамой рыбачки, но ясно одно: говорят они о священнике, значит, об отце.

Отец… Он запомнился большим, русоволосым, с бородой и усами. В его живых карих глазах часто вспыхивали искры сдерживаемого смеха. Устремив на человека свой добрый взгляд, проникавший, казалось, в самую глубину души, он умел успокоить, обнадежить.

После смерти матери отец замкнулся в себе, и Славик обрел неограниченную свободу.

Спозаранку, наскоро позавтракав и схватив кусок хлеба, он убегал к рыбакам, где пропадал весь день. Как все мальчишки, участвовал в уличных баталиях, в горячке боя кидался камнями, не давал спуску обидчикам. Одним словом, умел постоять за себя.

И каждый день наблюдал горе рыбацкое, которому, подобно морю, казалось, конца нет.

Как-то вечером, играя с товарищами в прятки, Славик вбежал во двор и присел под стенкой у открытого окна мазанки. И тут он услышал, как кто-то в комнате сказал:

— А ваш поп, если хотите знать, опаснее пристава!

По низкому густому голосу Славик узнал дядьку Савельича.

— Ты уж не бери греха на душу, Савельич. Истинный хрест, наш священник — добрейший человек. В эпидемию скольких людей от смерти спас, а его жена жизни своей не пожалела.

— Да?

— Таких людей поискать надо.

О, как мальчик был благодарен, что рыбаки не давали его отца в обиду.

— Уши вянут вас слушать! — усмехнулся Савельич. — Что господин Любенко, скупая у вас оптом рыбу, держит вас за горло, вы знаете. Что он нажил миллион на вашем горбу — вы тоже знаете. Что пристав, прохвост и взяточник, всегда держит сторону любенков, вы тоже понимаете. А вот что поп разжимает ваши кулаки, которыми надо стукнуть по любенкам, этого вы не понимаете. «Все люди братья»? Но почему вы — нищие и обездоленные, ваши дети ходят босыми и оборванными? Почему вы живете в таких халупах? А ваши «братья» любенки живут в роскошных дворцах. Их дети учатся в гимназиях. Где тут правда вашего попа?