Гарибальди пожал плечами.

— Прекрасно! — спокойно ответил он. — Но вы успеете сделать это позже, когда я кончу свой ужин и уплачу вам за него двойную цену.

Заметив недоверчивый взгляд трактирщика, брошенный на его скромный узелок, Гарибальди засунул руку в карман и побренчал золотыми экю. Это произвело впечатление. Тем временем таверна стала наполняться людьми. Здесь обычно собиралась деревенская молодежь: пили, плясали, пели, курили, играли в карты, беседовали о политике.

Кончив ужинать, Гарибальди подошел к группе поющих. Выслушав песню, он поднял бокал и воскликнул:

— Теперь очередь за мной!

Гарибальди спел два куплета песенки Беранже «Бог простых людей» — одной из любимых Французским народом:

Успех был настолько велик, что трактирщик не осмелился больше беспокоить певца. По настоянию молодежи Гарибальди повторил куплеты. Он весело закончил словами припева:

Его обнимали, целовали и с энтузиазмом кричали:

— Да здравствует Беранже! Да здравствует Франция! Да здравствует Италия!

Так благодаря своей находчивости Гарибальди удалось спастись. «Беранже умер, не подозревая об оказанной мне услуге!» — шутливо замечает он в «Мемуарах».

Сообщники и друзья Гарибальди (кличка его была, как сказано, «Борель») долгое время считали, что он расстрелян, так как прочли в «Пьемонтской газете» сообщение, в котором среди казненных упоминался некий Джузеппе Борель.

Но в приговоре шла речь о другом, настоящем Бореле. Узнав об этом, Гарибальди из осторожности решил переменить свое имя на Джузеппе Пане.

На двадцатый день после своего бегства из Генуи он очутился в Марселе и вскоре прочел в местной газете приговор генуэзского военного суда, на этот раз касавшийся его лично:

«Военный дивизионный совет в своем заседании в Генуе, по приказу его превосходительства господина губернатора, рассмотрел дело государственного военного фиска против Мутру Эдоардо родом из Ниццы, моряка 3-го класса королевской службы; Гарибальди Джузеппе Мария, сына Доменико, 26 лет, морского капитана торгового флота и матроса 3-го класса королевской службы; Каорси, 30 лет, и Маскарелли Витторе, 24 лет, и установил, что Гарибальди, Маскарелли и Каорси были организаторами заговора в нашем городе в январе и феврале этого года и стремились вызвать в королевских войсках восстание для свержения правительства его величества.

Выслушав это сообщение и призвав на помощь господа бога, суд приговорил: Гарибальди, Маскарелли и Каорси — к наказанию позорной смертью и к публичному отмщению как врагов отечества и государства и бандитов первой категории. Генуя, 3 июня 1834 г. — Брэа, секретарь. Рассмотрено и одобрено. Губернатор, дивизионный начальник, маркиз Паулуччи».

Итак, Гарибальди был заочно приговорен к смертной казни. О возвращении на родину нечего было и думать…

Больше года скитался Гарибальди по белу свету.

Он плавал на торговых судах и одно время, как говорят, нанялся даже во флотилию тунисского бея Гуссейна, вздумавшего реформировать войско и флот на европейский лад.

В июне 1835 года Гарибальди вернулся в Марсель, в то время пораженный эпидемией холеры, свирепствовавшей во всей Европе. Больницы были переполнены, медицинского персонала не хватало. Всегда отзывчивый, готовый служить каждому, кто нуждается в помощи, Гарибальди явился в одну из больниц и предложил свои услуги. Его с радостью приняли санитаром. Он самоотверженно работал полмесяца, пока эпидемия не начала ослабевать.

Вскоре Гарибальди узнал в порту, что бриг «Мореплаватель», капитаном которого был некий Борегар, отправляется в Рио-де-Жанейро, столицу Бразилии. Искушение было слишком велико. Подумать только, он увидит новые края, неведомую ему жизнь! Получив на «Мореплавателе» место второго помощника, Гарибальди надолго распрощался со старой Европой — на целых тринадцать лет!

Стоя на капитанском мостике с подзорной трубой в руках, Гарибальди вглядывался в приближающиеся скалы бразильского берега. Корабль миновал узкий проход и очутился в спокойной, гладкой как зеркало бухте. Теперь Гарибальди уже различал дома и зеленеющие сады великолепной столицы Рио-де-Жанейро, в центре которой возвышалась группа высоких холмов. Над украшенной клумбами набережной высились дворцы и многочисленные каменные дома.

Якорь брошен. После выполнения обычных формальностей Гарибальди ступил на землю Нового Света. Первое время он чувствовал себя одиноким и потерянным в толпе чужого города, где смешались португальцы, негры и метисы всех оттенков. Но скоро Гарибальди полюбил и сказочный пейзаж окружавшего столицу девственного леса с лианами, диковинными деревьями и цветами, и новых людей, находившихся в таком же национальном угнетении, как и его родной народ.

К счастью для Гарибальди, в Бразилии жила небольшая группа его соотечественников, изгнанных с родины. Однажды он встретил итальянского эмигранта, храброго бойца и журналиста Луиджи Россетти, родом из Генуи, который окликнул его на родном языке. Они сразу крепко подружились.

Россетти вскоре стал поверенным заветных дум и надежд Гарибальди. Затем Гарибальди с радостью узнал, что в Монтевидео живет его старый друг — человек, впервые зажегший в нем революционный энтузиазм и вовлекший его в общество «Молодая Италия», — таганрогский знакомый Кунео. Гарибальди тотчас же завязал с ним оживленную переписку.

По письмам можно судить о душевном состоянии Гарибальди в то время, о его намерениях и целях. Работа на торговых судах, полученная при содействии Россетти, тяготила его. Прирожденный политический боец, мечтавший о борьбе за освобождение угнетенных народов, Гарибальди испытывал тоску и отвращение, когда ему приходилось перевозить мешки с мукой, просом, продавать их в Кампосе и Макао, грузя там тростниковый сахар и водку. Он писал Кунео (27 декабря 1836 года): «Меня мучит мысль, что я ничего не могу сделать, чтобы двинуть вперед наше дело. Напиши П-о («Пиппо», то есть Мадзини), чтоб он дал нам предписание, и мы начнем… О, дорогой мой брат! Я устал влачить столь бесполезное существование. Мне опостылела морская торговля. Верь, что мы предназначены для чего-то большего! Мы очутились вне нашей стихии!»

Те же мысли звучат и в письме от 22 апреля, звучат уже более определенно: «Я бы уехал немедленно, бросив все, но сейчас это невозможно более, чем когда-либо… Причины этого объяснить сейчас не могу — опасно… скажу только, что я готовлю себя к новой жизни, вполне соответствующей нашим принципам».

«Новой жизнью» явилось для Гарибальди участие в освободительной революции маленькой республики Риу Гранди ду Сул (южной провинции Бразильской империи), которая восстала и боролась тогда за свою независимость. После неудачной битвы при Фанфа президент республики Бенто Гонзалес до Сильва, начальник штаба и секретарь президента итальянец-эмигрант Ливио Замбеккари и другие вожди восстания были взяты в плен и заключены в тюрьму Рио-де-Жанейро. Вскоре всех заключенных освободили, один только Замбеккари продолжал сидеть в форте Санта Крус. В прошлом участник неаполитанской революции 1821 года, Замбеккари и в заточении не падал духом: он занимался переводом с французского на португальский «Очерков по политической экономии» Сисмонди и статей «Молодой Италии», которые затем публиковались в местной прессе.