Узнавшие об отчаянном положении защитников полуострова моряки линейного корабля «Андрей Первозванный» и крейсеров «Рюрик», «Богатырь» и «Олег» обратились к ним по радио: «Будьте стойки, умрите, но не уступайте ни кабельтова наступающему извне врагу, посягающему на нашу свободу. По первому зову мы готовы и с вами умрем, но не допустим посягательств».

Одновременно в адрес командующего морскими силами Рижского залива была отправлена телеграмма с требованием оказать помощь линейными кораблями.

Но было уже поздно. Батарейцы вынуждены были взорвать орудия и погреба, чтобы не оставить их подступившим вплотную немцам.

Германский флот вошел в Рижский залив.

Предательская медлительность командования возмутила экипажи кораблей, они потребовали смещения командующего морскими силами Рижского залива. Тут еще выяснилось, что сбежал куда‑то начальник дивизии подводных лодок контр — адмирал Владиславлев. Офицеры крейсера «Рюрик» саботировали распоряжения командования, утвержденные Цетробалтом, и, будучи на позициях, пьянствовали. Судовой комитет «Рюрика» обезоружил всех офицеров, разжаловал их в кочегары и изъял у командира ключ от системы затопления корабля.

Утром 4 октября собрался и судовой комитет «Забияки». Обсуждался тот же вопрос: о доверии командованию. На заседание пригласили старшего лейтенанта Колчанова. Он сразу же высказал свое недоумение:

— Не понимаю, почему пригласили только меня. Если речь идет о доверии командованию, уместнее было бы пригласить командира корабля.

— Мы ему еще не высказали своего доверия.

— А мне?

— Раз пригласили, значит, доверяем. И если комитет выскажет недоверие командиру, мы попросим вас принять командование кораблем.

— Благодарю, но думаю, что в этом нет ника кой необходимости. Пока идет война с немцами, командир, все офицеры будут честно исполнять свой долг. Можете мне поверить, я их знаю лучше, чем вы.

Неизвестно, удалось бы Колчанову убедить в этом и членов комитета, но заседание пришлось прервать в самом начале, так как было получено донесение о движении немецкой эскадры к острову Моон и на корабле сыграли боевую тревогу. Линейные корабли «Гражданин», «Слава» и крейсер «Баян» в сопровождении двух дивизионов миноносцев выходили навстречу врагу.

Немецкую эскадру обнаружили почти тотчас же по выходе из базы, едва построившись в ордер. Она шла двумя кильватерными колоннами. В одной — два линейных корабля и восемь новейших эскадренных миноносцев, в другой — легкие крейсера, миноносцы, тральщики, транспорты и другие суда. Русские корабли сбавили ход, надеясь заманить немецкую эскадру на минное поле, и на подходах к нему тральщики вышли в голову эскадры и начали траление. По ним тогчас открыла огонь батарея, находящаяся на острове Моон, а вслед за ней заговорили орудия главного калибра «Славы» и «Гражданина». В ответ открыли стрельбу и немецкие линкоры. Но они стреляли на предельной дистанции, и огонь их не причинил вреда русским кораблям.

Гордей опять наблюдал бой в перекрестие прицела. Миноносец еще не открыл огонь, дистанция была слишком большой, но Гордею хорошо были видны всплески снарядов, посылаемых «Славой» и «Гражданином». Он видел, как один за другим получили повреждения три немецких тральщика и охранявшие их миноносцы начали ставить дымзавесу.

Как назло, стояла безветренная погодгу дым- завеса держалась долго, и вновь удалось обнаружить немецкие тральщики только через час. Теперь дистанция была не более ста кабельтовых. «Слава» снова открыла огонь, и Гордей опять видел, как пошел ко дну еще один тральщик. К «Славе» на полном ходу устремились немецкие миноносцы, намереваясь атаковать линкор торпедами. Но первым же залпом линкор потопил головной миноносец, остальные начали отходить.

Однако и линкор получил серьезные повреждения. Наши миноносцы подошли к его борту, чтобы снять команду, но тут по ним открыли огонь немецкие линкоры. «Забияка» пришвартовался к линкору с левого борта. Гордей вместе с другими принимал моряков со «Славы», среди них было много раненых. Их относили в кают — компанию и в кубрики.

Сняв команду, миноносцы отошли от борта линкора и торпедировали его.

Потом им пришлось еще не раз отражать атаки немецких эсминцев. Гордей не мог даже вспомнить, сколько снарядов выпустило его орудие, но видел, что попал он только один раз. И попал опять прямо в мостик вражеского миноносца. Ему казалось, что вообще этот многочасовой бой с немецкой эскадрой сложился не очень удачно. Но он видел его только в перекрестии нитей своего прицела.

Он не знал, что даже командующий флотом адмирал Развозов после этого боя заявил:

— Я не верил до этих дней в боеспособность флота. Теперь я преклоняюсь перед геройством флота и знаю, что новый немецкий поход нам не страшен — мы сумеем отстоять честь России.

— Да, попытка германского командования уничтожить революционны?! Балтфлот и захватить Петроград с моря провалилась, — подтвердил Дыбенко и добавил: — Но этим не исчерпывается задача флота.

Развозов согласно кивнул, хотя и не догадывался, о какой именно задаче говорит председатель Центробалта. А задача эта была предельно ясной: Балтийский флот сам готовился к походу на Петроград.

Так бывает перед бурей: пробежит ветерок, прошелестит листьями деревьев, взвихрит на дороге фонтанчик — другой пыли и вдруг стихнет. В короткую минуту затишья навалится на землю такая духота и тишина, что делается тревожно, ты слышишь, как стучит в висках кровь, как гулко бьется в груди сердце…

Наполненное шумом машин, гвалтом митингов и собраний, время вдруг будто остановилось, на кораблях все замерло в тревожном ожидании. Даже команды отдавались вполголоса. Все чего‑то ждали, вот — вот оно начнется.

И только с сидевшего на мели «Петропавловска» в город доносились громкие голоса людей, скрежет металла, грохот лебедок и тяжелое, астматическое дыхание машин. Команда вот уже вторые сутки днем и ночью разгружала корабль. Но и здесь уставших и потных людей не покидало предчувствие надвигающейся грозы.

Предотвратить ее было уже невозможно. Это понимали все, и все ожидали первого грозового разряда, который в клочья разорвет темное, низко нависшее над морем небо, и освежающий поток хлынет на внезапно помолодевшую землю.

Но сигнала еще не было.

На линейных кораблях и крейсерах, а также в береговых частях, насчитывающих более двухсот человек, спешно сколачивались боевые взводы, и Петр Шумов как угорелый носился от корабля к кораблю, чтобы объединить их в роты, назначить командиров, сформировать эшелоны для отправки в Петроград.

Дыбенко, только что вернувшийся со съезда Советов Северной области, вел переговоры с левыми эсерами о совместном выступлении. Представители левых эсеров виляли, предлагали договориться и с меньшевиками. Неожиданно их поддержал председатель Гельсингфорского Совета Шейнман… Дыбенко поручил Шумову созвать общее собрание Совета, судовых и полковых комитетов.

А заседать было некогда. Назначенные к походу в Петроград миноносцы еще не готовы, не закончили ремонт, и неизвестно, закончат ли к намеченному сроку. Да и никто не знал, когда придет этот срок. Судя по всему, о дне и часе выступления знал только Дыбенко, но и он уклонялся от прямого ответа на вопросы даже членов Центробалта.

Шумов усматривал в этой уклончивости недоверие и обижался. Он не разделял и симпатии Дыбенко к новому командующему флотом адмиралу Развозову. Павел считал Развозова талантливым флотоводцем и на этом основании прощал ему многое. Впрочем, и адмирал пока что беспрекословно выполнял распоряжения Центробалта.

С «Республики» пришла целая делегация. Она настаивала на немедленном установлении в Гельсингфорсе и на флоте Советской власти.

— Все равно мы другой власти не признаем, так чего же тянуть? Давай устанавливай! — подступал к Дыбенко матрос с вылезшим из‑под бескозырки лихо завинченным черным чубом.