— Физически? — насмешливо переспросил Дыбенко. — Ну если только физически, это полбеды. — И приказал Шумову: — Вызови с миноносцев механиков и старших машинистов. Надо полагать, они лучше разберутся.

Пока Петр передавал приказание, Дыбенко по телефону договорился со Смилгой, чтобы тот прислал в помощь матросам рабочих с верфей и заводов по оборудованию кораблей.

Тем временем с миноносцев подошли машинисты. Когда собрались все, Дыбенко объяснил, что к утру ремонт надо закончить. Дав время подумать, спросил прямо:

— Сумеете?

Машинисты поскребли в затылках, повздыхали, ответили дружно:

— К утру будет готово.

Когда машинисты ушли, Винтер, обращаясь не то к командующему, не то к Дыбенко, а скорее в пространство между ними, сказал:

— И все‑таки это невозможно. Не верю, чтобы к утру они закончили.

— Это уж ваше дело — верить или не верить. Вы обеспечьте корабли всеми необходимыми деталями и частями, остальное — наша забота, — успокоил его Дыбенко. И, обернувшись к Разво- зову, добавил: — Вы отвечаете за командиров. Если хоть один из них вздумает помешать… — Дыбенко выдержал паузу.

Дальше объяснять не пришлось, Развозов согласно кивнул:

— Хорошо, это — моя обязанность.

«Ишь как заговорили, — неприязненно подумал Петр. — Раньше с нас обязанности спрашивали, а теперь и от своих не отрекаются».

Когда командующий и флагманский инженер- механик ушли, Дыбенко спросил:

— Как с отправкой рот?

— Все в порядке, погрузка идет хорошо.

— Пойдем посмотрим.

На палубе было тихо, дул сырой осенний ветер, он гнал по хмурому небу темные облака. Лишь кое — где проглядывали звезды. Зато в бухте— разноцветное многоточие огней. Почти бесшумно подходили к пристани катера и буксиры, выбрасывали на берег темные кучи людей и так же тихо, без сирен, отходили от причала. С пристани доносились приглушенные слова команд, матросы быстро строились и по Эспланадной шли к вокзалу. Во всем чувствовался порядок.

Дежурный позвал Дыбенко в рубку.

— Петроград требует, председатель, — коротко доложил он.

Дыбенко ушел в рубку, а Петр остался ждать его на палубе, закурил.

В городе не видно было огней, стояла мертвая тишина, только от вокзала доносилась музыка — это оркестр провожал моряков «Марсельезой». А город беззаботно спал. Каким он проснется завтра? Люди и не подозревают, что завтрашний день принесет им новую жизнь. Они спят и не догадываются, что ночью начался великий скачок в будущее. Поймут ли они это завтра? Наверное, поймут. Не могут не понять.

И все‑таки было тревожно: «А вдруг что‑нибудь опять не так?»

Вскоре вернулся Дыбенко, не ожидая расспросов, сообщил:

— Звонил Алексей Баранов. У них там все готово. Правительство в растерянности, с минуты на минуту может начаться выступление. Беспокоятся, успеем ли мы прийти на помощь.

— Роты успеют, а вот миноносцы… Может, Винтер прав?

— Тоже сомневаешься?

— Сомневаюсь, — откровенно признался Шумов, — сроки‑то жесткие.

— И я не очень уверен. Но иного выхода нет. Пошлем те миноносцы, которые будут готовы к утру, остальных ждать не можем.

— «Республика» и «Петропавловск» рвутся в бой, можно будет послать их, — предложил Петр.

— Лишь в крайнем случае. Они — резерв. И потом, не забывай, у нас там еще «Аврора». Знаешь, что это значит?

— Нет.

— Утренняя заря. Символическое название. А?

— Пожалуй.

— т- Не «пожалуй», а точно.

Они сошли на берег и направились к вокзалу. Впереди шел отряд моряков. В темноте невозможно было прочесть надписи на бескозырках и узнать, с какого корабля матросы. Да и не все ли равно, с каких они кораблей?

А город спал…

К утру из четырех, назначенных в поход эсминцев были готовы «Меткий», «Забияка» и «Самсон». На «Страшном» ремонт не успели закончить, и вместо него готовился к выходу «Деятельный». С миноносцами выходило сторожевое судно «Ястреб». Оно должно было зайти во Фридри — хсгамн, погрузить там оружие для отправившегося по железной дороге сводного отряда и в тот же день доставить оружие в Петроград.

Утро выдалось теплое, солнечное, и Брунс — парк был до отказа заполнен горожанами. Вездесущие мальчишки облепили деревья, пробрались даже на корабли, и патрули уже перестали обращать- на них внимание. Только на «Полярной звезде» вахтенный гонялся за юрким белоголовым мальчуганом, неведомо как проникшим на палубу. Вахтенный, окончательно запыхавшись, весело погрозил пальцем:

— Я те, пострел, уши оторву!

Мальчишка скорчил рожицу и показал вахтенному язык. В это время на палубе появился боцман, грозно посмотрел на сорванца и, пошевелив, как таракан, усами, строго спросил:

— Эт‑то что еще такое?

Испугавшись боцмана, мальчишка бросился к трапу и чуть не сбил поднимавшегося на яхту командующего флотом. Развозов остановился, проводил мальчишку хмурым взглядом и раздраженно подумал: «Совсем распустились!»

Выход кораблей задержался на несколько минут: судовые комитеты линейных кораблей «Республика» и «Петропавловск» все‑таки добились отправки своих отрядов в Петроград, и сейчас они переходили на миноносцы.

Но вот на мачте «Полярной звезды» поднялся флаг «Добро», и миноносцы начали вытягиваться в кильватер. На их стеньгах заалели красные флаги и лозунги: «Вся власть Советам!» Команды выстроились вдоль бортов, стали по стойке «смирно». На остающихся кораблях команды тоже выстроились, но стояли вольно, махали руками, с корабля на корабль перекатывалось тысячеголосое «ура». На линейных кораблях, на причале, в Брунс — парке играли оркестры, играли нестройно — кто «Марсельезу», а кто вчерашний еще беззаботный вальс. Но сходило, вернее, годилось и то и другое.

Развозов отдавал проходящим кораблям честь, Дыбенко тоже прикладывал руку к бескозырке. Он скосил глаза сначала вправо, потом влево, но Винтера не увидел. Тогда спросил у Развозова:

— Ну как? Теперь поверите?

Развозов тоже разыскивал взглядом флагманского инженер — механика и тоже не находил. После памятного разговора с Дыбенко у Развозова был свой разговор с Винтером. Флагманский механик подтвердил математическими расчетами невозможность предприятия, задуманного Центробалтом. И вот сейчас все эти расчеты рушились, и Развозов не мог скрыть своего восторга.

— Да, это чудо. Сделали поистине невозможное. За одну ночь! При таком рвении и силе желания вам обеспечен успех. В таких условиях приятно и служить.

Стоявший позади командующего Шумов усмехнулся. «Насчет того, что приятно, весьма сомнительно», — мысленно возразил он. А Дыбенко улыбался, и эта улыбка раздражала Петра: он не одобрял благосклонного отношения Павла к Раз- возову. «Адмирал — он и есть адмирал. Хитрит, и больше ничего».

На этот раз Шумов ошибался. Развозов не хитрил, он восторгался искренне, он никогда до этого не наблюдал столь горячего энтузиазма матросов, которых по — своему любил — больше за их привычку к порядку и чистоте, чем за думы и чаяния…

Мимо «Полярной звезды» проходил «Забияка», и Шумов забыл о командующем. Эсминец был совсем близко, Петр пристально вглядывался в лица стоявших вдоль борта моряков, отыскивая среди них племянника. Он видел Клямина, Дроздова, заметил на сигнальном мостике Демина, Гордея нигде не было. И только когда эсминец проходил траверз яхты, увидел племянника на левом крыле командирского мостика. «Ишь ты! — удивился Петр. — В гору полез. А давно ли в подпасках ходил?» Опять неуместно нахлынули воспоминания о деревне, об Акулине. «Поглядела бы она на меня сейчас. Стою вот рядом с адмиралом и в ус не дую. Тоже в начальство выбился». Потом ему стало стыдно за такую хвастливую мысль, и он снова подумал о Гордее: «Сделаем революцию, пусть малость поучится и станет морским командиром. А там, глядишь, и верно в командующие выйдет. — И с горечью подумал о себе: — Мне бы тоже учиться надо, да уж годы не те».

Ему казалось, что жизнь его пролетела незаметно, хотя было в ней много всякого, повидал и испытал он немало. Глядя вслед уходящим кораблям, он перебирал ее в памяти всю по порядку: деревня, служба на флоте, война, плен, опять деревня, опять служба и опять война… И вот теперь — революция. Он позавидовал тем, кто идет сейчас на Петроград делать ее, потому что сам он многое сделал для ее подготовки. Он вспомнил вчерашний разговор с Павлом.