Как всегда, считаю своим долгом выразить благодарность многим людям и прошу читателя присоединиться ко мне. Во-первых, мои аплодисменты Доналу О’Шеру и Анне Мак-Карти из Уотервилля, графство Керри, за незабываемую поездку на лодке на остров Черч и массу интереснейших сведений о местных реалиях, которыми они со мной охотно поделились. Я признательна и управляющему церкви Святого Патрика Ирландского собора в Арме, а также преподобному Теду Флеммингу за знакомство с историей здания. Не могу не поблагодарить и всех кураторов и гидов, с которыми я общалась во время посещения исторических достопримечательностей Ирландии и Шотландии. Особых комплиментов заслуживает привратник Вестминстерского аббатства, который позволил мне побывать в усыпальнице Эдуарда Исповедника.[2]

Я вновь чувствую себя в неоплатном долгу перед историком Марком Моррисом за то, что он несколько раз перечитывал мою рукопись, внося в нее свои правки. Собственно говоря, я хотела бы поблагодарить всех историков, чьи книги я штудировала от корки до корки и почерпнула из них множество бесценных сведений во время работы над трилогией. Все ошибки и неточности в ней остаются исключительно на моей совести.

Выражаю искреннюю признательность моему редактору Нику Сэйерсу и всем остальным членам фантастической команды издательского дома «Ходдер и Стаутон». В первую очередь я имею в виду Лауру Макдугалл, Эмму Найт, Люси Гейл, Джеймса Спэкмена, Ауриол Бишоп, Кэтрин Уорсли, Бена Гатчера, Александру Перси, Лоуренса Фестала, Абигаль Митчелл, Лауру дель Весково и Джейми Ходдер-Уильямс. Моего редактора Мораг Лайалл и Джека Деннисона я хочу поблагодарить за то, что они уделили мне внимание. Большое спасибо всем сотрудникам художественно-оформительского, производственного и юридического отделов, а также отдела рекламы и сбыта — их слишком много, этих славных людей, чтобы я могла назвать их поименно, но я очень ценю их усердную и кропотливую работу.

Как всегда, я благодарю своего агента Руперта Хита и его коллег в агентстве «Марш», Дэна Конвея из «Писательского дома» и всех моих зарубежных редакторов и издателей; я преклоняюсь перед вами за ваш каторжный труд и признательна за неоценимую поддержку.

Не могу обойти молчанием и своих коллег по Ассоциации писателей исторических романов — Стеллу Даффи, Майкла Джекса, Бена Кейна, Роберта Лоу, Энтони Ричеса и Манду Скотт; мне было очень приятно делить с ними радости и горести своей сумасшедшей карьеры на протяжении всего прошлого года. При этом я особенно благодарна Манде и Майклу за то, что они снабдили меня всеобъемлющими сведениями относительно трупов. Очень удобно иметь под рукой людей, которым можно задать вопрос: «Что будет, если я побрею покойника?» — и которые не станут при этом вызывать полицию.

Наконец, выражаю искреннюю признательность всем своим друзьям и членам семьи, в особенности Ли, без которого этот роман никогда не состоялся бы.

На самой вершине холма Ард Маха,[4] древние склоны которого еще помнили поступь богини войны, в напряженном ожидании застыла группа мужчин. Тесным полукругом они обступили врата собора, настороженно вглядываясь в туман, окутавший гребень. Первые золотистые лучи солнца уже начали разгонять его, высвечивая смутные контуры надгробий, под которыми на кладбище покоились святые, но город Арма, раскинувшийся у подножия холма, еще кутался в плотное белое покрывало.

С одного из тисовых деревьев, оберегавших подступы к собору, сорвался ворон, и хлопанье его крыльев нарушило пронзительную тишину. Глаза всех присутствующих обратились к зловещей птице, и тут из тумана выступила фигура. Это был человек, одетый в глухую черную накидку с капюшоном, слишком свободную для его худощавого тела. Он беззвучно шагал к ним, и мужчины крепче стиснули рукояти своих мечей. Кое-кто из тех, кто был помоложе, нервно переступил с ноги на ногу. И тогда, раздвинув их ряды, вперед выступил широкоплечий гигант с широкой грудью и жестким, испещренным шрамами, грубо вытесанным лицом. Найалл мак Эдан всматривался в золотистый туман за спиной приближающейся к ним фигуры. Спустя мгновение в рассветном полумраке прорисовался громоздкий силуэт, тяжело двигающийся по следам человека в черной накидке. Это была повозка, запряженная мулом, которого вели под уздцы еще двое мужчин в черном. Найалл настороженно прищурился, но более ничего не увидел. Как ему и было велено, Малахия[5] пришел один.

Мужчины с повозкой остановились на краю кладбища, предоставив Малахии в одиночку подниматься по склону; полы черной накидки хлопали его по босым ногам. На голове у него была выбрита аккуратная тонзура, и обнаженная кожа на макушке уже почернела под лучами беспощадного июльского солнца. Лицо его было худым и морщинистым, кожа туго обтягивала выступающие скулы, западая вокруг темных провалов глаз. Найалл почувствовал, как напряглись обступившие его спутники; кое-кто не выдержал и попятился. В прошлом месяце Малахия уже побывал здесь. Тогда он привел с собой целую армию, и древние склоны оросились кровью. Но Найалл понимал, что отнюдь не воспоминания о сражении вселили неуверенность в его людей. Они были бы куда спокойнее, если бы им противостояли топоры и копья, а не этот одинокий и худой как щепка человек, мозолистые ступни которого загрубели после многих лет хождения по стране, где он нес слово Божие. О нем слышали и знали все.

Говорили, что однажды Малахия проклял человека, который посмел оклеветать его, отчего языку несчастного распух и начал гнить, да так, что из него полезли черви. Бедолагу семь дней подряд рвало личинками, плодившимися у него во рту, а затем он умер. Женщина, вздумавшая поучать Малахию прямо во время проповеди, повалилась на землю сразу после своей обличительной речи, и ее сотрясли столь сильные конвульсии, что она проглотила язык. Ходили упорные слухи, что он способен исцелять бубонную чуму и насылать ее, заставлять реки выходить из берегов и что сам Господь обрушивает свою кару на тех, кто осмеливается противостоять ему.

Но, несмотря на все это, Найалл мак Эдан не двинулся с места и даже не потрудился вынуть меч из ножен. Вот уже десять месяцев он не позволял Малахии войти в Арму и ее собор — и ничего, жив до сих пор. Взгляд его скользнул к повозке. Даже с такого расстояния было видно, что на ней громоздятся сундуки. Подобное зрелище способно вселить уверенность в своих силах в кого угодно. Только человек столь же смертный, несовершенный и способный ошибаться, как и прочие дети Адама, стал бы прибегать ко взятке, дабы получить то, в чем нуждался. Повелительным жестом Найалл приказал своим людям расступиться, когда к ним приблизился Малахия, архиепископ Армы.