О мрачной стороне перевоплощений из чрева собаки или свиньи, мы уже слышали. Она, возможно, производила тогда на людей сильное впечатление, но, видимо, не изменила их. Для этого не хватало учения и учителя, а также полного понимания и ясных выводов.

Они пришли к Сиддхартхе Гаутаме в час просветления. Он осознал, что обусловленная сансарой последовательность перерождений не является странствованием души. Так как для него не существовало «Я» и, следовательно, не существовала и бессмертная душа — как в христианстве, — то вновь родившаяся личность не могла быть той же самой. По Будде только структура кармы человека входит при зачатии в новое существо и определяет его развитие.

Будда выражает это странными для нас словами: «Когда трое сойдутся вместе, появится зародыш». Помимо отца и матери, должен присутствовать еще «потусторонний» — тонкоматериальное тело умершего с его кармой, чтобы возник зародыш и новое живое существо, которое на основе совершенного им в предыдущих жизнях снова вступит в сансару, бесконечный круговорот.

Поэтому последней целью Будды является не все более хорошее перерождение, как у многих индийцев, а прекращение круговорота, в котором нас постоянно поджидают постоянно возвращающиеся мучительные переживания — рождение, болезни, старость и смерть, — о возникновении и преодолении которых и возвещает учение Будды.

Таким образом, мы окольными путями вновь пришли к началу нашей истории. И это типично индийский, а также и буддистский путь. Теперь вспомним о Сиддхартхе Гаутаме, покинувшем родительский дом. К нему мы возвратимся в легенде, рассказавшей нам о чудесном рождении и первых шагах Бодхисатвы. Теперь мы встречаемся с ним во время его последней инкарнации. И здесь наряду с великолепием мы сталкиваемся еще и с иным: с тем, что нужно познать и обдумать, а это — начало пути к просветлению. Его уже в первые часы после рождения предсказал провидец Ашита, мудрец того времени.

Об этом мы читаем следующее в «Nalaka Sutra» («Sutra Nipata») в переводе Дутойта:

«Провидец Ашита видел, как однажды весь день были счастливы и исполнены радости толпы трижды десяти богов, и как боги, облаченные в чистые одежды, касались своих одежд и с благоговением восхваляли Индру.

Когда он увидел богов, пребывающих в восторге и удовольствии, он засвидетельствовал свое благоговение и сказал следующее: «Почему так радостно собрание богов? По какому поводу вы хватаете свои одежды и размахиваете ими?

Даже если состоялась битва с демонами и боги победили, а демоны были побеждены, то и тогда не возникло такого волнения; что вы увидели такого, чего еще не было, и потому так ликуете?

Вы кричите, вы поете и говорите, вы кладете руки на плечи друг другу и танцуете; я спрашиваю вас, живущих на вершине Меру, просветите меня, почтеннейшие!»

«Бодхисатва, благороднейшая жемчужина, несравненный, родился на благо в мире людей в деревне Шакья, в стране Лумбинейя; потому мы так довольны и радостны.

Он, величайший из всех существ, первый среди мужчин, лучший из героев, высший среди всех творений, создаст свое царство в лесу, названном в честь ясновидцев, и голос его возвысится как могучий лев, царь зверей».

Когда Ашита услышал эти речи, он покинул небо тушита и отправился к дому Шуддходаны; там он сел и обратился к шакьям: «Где мальчик? Я хочу его видеть!»

На это показали шакьи тому, которого называли Ашита, ребенка, мальчика, который блестел как золото, обработанное огнем в руках умелого мастера, который излучал великолепие, который был в высшей степени прекрасен.

Когда увидел Ашита мальчика, который светился как пламя, который блестел как прекраснейшая звезда, странствующая в небе, или как раскаленное солнце осенью, когда не закрывают его тучи, то пришел он в восторг и ощутил огромную радость.

Боги держали в воздухе зонт от солнца, у которого было много ветвей и сто кругов; опахала на золотых рукоятях колыхались в воздухе и не видно было никого, кто бы держал зонт от солнца и опахала.

Когда Канхашири, прозванный аскетом, увидел желтые камни, подобные золотым украшениям, и белый зонт, который держали над его головой, тогда с радостным сердцем и уверенностью принял он мальчика в свои руки.

И когда принял он главу шакьев в свои руки, потому что он требовал взять его, то он, сведущий в приметах и афоризмах, бодро возвысил свой голос: «Это несравненный, самый выдающийся среди людей»».

После провидца Ашиты явились сто восемь брахманов, которых царь Шуддходана пригласил на именины принца. Здесь, как и в последующих сообщениях, неразделимо переплетены реальность и легенда.

Мы видим раджу как могущественного царя, а Бодхисатву как принца неземной красоты. Дворец и дворцовая жизнь приобретают фантастические масштабы. Блеск, богатство и великолепие характеризуют жизнь Сиддхартхи Гаутамы. Это то обрамление, в котором свершается первое светское пророчество о будущем новорожденного.

После пира царь призывает восемь самых важных из приглашенных брахманов указать признаки на теле принца. При этом было установлено тридцать две приметы, по которым отличают Какравартинов — властителей мира или будд.

Семь брахманов признали обе возможности — властитель мира или будда. А самый молодой из них однозначно признал в ребенке будущего Просветленного, Будду. Царь не захотел воспринять последнее предсказание и придерживался решения большинства.

О детстве Сиддхартхи Гаутамы известно немного. Источники молчат об этом. Тем более впечатляющей является история, произошедшая на седьмом году его жизни, спокойная история, которая именно поэтому, а также в силу ее смысла, указывающего на будущее, заставляет думать о корнях, уходящих в реальность, то есть одно из воспоминаний зрелого Будды.

Во многих азиатских странах до сих пор существует обычай, когда царь вспахивает землю. Властитель вспахивает весной перед севом первую борозду. На это священное действие Шуддходана взял с собой в деревню своего сына. Пока он исполнял свой долг, Сиддхартха задумчиво сидел под яблоней и наблюдал за работающими крестьянами. Вдруг он увидел блестящую ящерицу, проскользнувшую мимо него. Она охотилась за насекомыми. В этот момент из тени дерева выползла змея и проглотила ящерицу. Когда при этом тело змеи сверкнуло в солнечном свете, вниз стремительно опустилась хищная птица и схватила змею.

Для мальчика эта последовательность событий стала ключевым наблюдением. Он познал угрозу жизни, познал опасности, которым мы постоянно подвергаемся даже при ощущении великого счастья. И он пришел к познанию взаимосвязей жизни, которые одновременно являются взаимосвязями страдания. В этом эпизоде из детства буддисты видят первое проявление бодхисатвы.

В последующее время сначала казалось, что случай под деревом не оставил у Сиддхартхи глубокого следа. Он вел роскошную, полную удовольствий жизнь, и его отец видел уже в нем будущего раджу.

Но были еще и боги, его соратники с неба тушита, которые знали его настоящее предназначение.

В течение дня он неоднократно, хотя и нечасто сталкивался с окружающей действительностью — с болью, болезнью и страданием. Но в легенде это толкуется как просвещающее вмешательство богов, так как Шуддходана старался по возможности оградить сына от дурных впечатлений.

Во время выездов верхом или прогулок, так рассказывает легенда, одно из связанных с Бодхисатвой божеств являлось ему то в образе дряхлого старика, то больного, то изможденного аскета и разлагающегося трупа. Соответственно его дальнейшему жизненному пути эти встречи представлены в легенде как столкновения неосведомленного с действительностью. Принц спрашивает у своего возницы, какое значение несут в себе явления, нарушающие гармоничную картину его беззаботной жизни. Ответ, раскрывающий всю бренность нашей жизни, потрясает его и одновременно напоминает о пережитом под яблоневым деревом.

По возвращении из последнего такого выезда принц узнает о рождении своего сына Рахулы. В этот же час Сиддхартха Гаутама видит себя свободным от обязанностей сына раджи и решает сделать выводы из встреч с нищетой человеческой жизни и ее быстротечностью.