Французы также надеялись, извлечь выгоду из русско-шведского мира. Это могло бы, по мнению Людовика XIV и его министров, допустить передислокацию российской армии через Польшу в Трансильванию, где венгерское национальное чувство и негодование правлением Габсбургов было настолько сильным, что в 1705 году вызвало серьезное восстание. Это могло бы даже (предположение, абсолютно лишенное даже намека на реальность) позволить уговорить Петра дать Франции ссуду, чтобы помочь Людовику в его увеличивающихся финансовых трудностях[36]. Разумеется, и эти надежды оказались несбыточными. К тому же французы не желали делать что-нибудь для ослабления Швеции, традиционного их союзника; и вскоре стало ясно, что Петру союз с Францией нужен меньше, чем предполагалось ранее.

Таким образом, первые годы Великой Северной войны не произвели никаких значительных корректив в отношениях России с державами Западной Европы. Однако положение медленно изменялось. Российские посольства в столицы западных государств переставали быть временными и случайными, как было издавна. Постоянные российские дипломатические представители начинали появляться при дворах великих держав; из них А. А. Матвеев, который был назначен посланником в Голландскую Республику в 1700 году, и князь П. А. Голицын, ставший послом в Вене в следующем году, были первыми примерами. Имелись также признаки, хотя изолированные и неполные, медленно возрастающего понимания в Европе, что на восточных окраинах континента появляется существенная новая сила. В 1701 году, например, император Леопольд подробно рассматривал, хотя, вероятно, не очень серьезно, брак одного из своих сыновей с российской принцессой. В июле того года он просил послать портрет любимой сестры Петра, Натальи, и одной из его племянниц в Вену в связи с этим; и они на самом деле прибыли в австрийскую столицу годом позже, хотя идея такого брака уже сошла на нет[37].

Несмотря на территориальные завоевания и некоторое увеличение внимания к России со стороны держав Западной Европы, эти годы были наиболее трудны в царствовании Петра. В Польше Карл XII, хотя и страдая от сопротивления, получил власть в государстве над Августом. В конце августа 1706 года он вторгся в Саксонию и месяцем позже, в соответствии с соглашением в Альтраннггадте, вынудил своего противника отказаться от польского трона и признать Станислава Лещинского королем. Петр предпринял усилия, чтобы найти нового правителя для Польши, который желал бы продолжать борьбу: среди других подходили два выдающихся военачальника Западной Европы, принц Евгений Савойский и герцог Мальборо. Но это было не более чем отчаянное хватание за соломинку. Карл все увереннее рассматривал Польшу как шведского сателлита: соглашение, которое он подписал с Лещинским в Варшаве в ноябре 1705 года, уже показало это. Путь для крупномасштабного шведского вторжения в Россию теперь открывался. Стремясь к этой конечной цели, Карл большую часть следующего года потратил на укрепление и реорганизацию своей армии. Для России и ее правителя наступило время весьма обременительной воинской повинности, принудительного труда и острой нехватки денег. Это были также годы, когда планам Петра все больше угрожали недовольство его подданных и опасность внутреннего восстания. Трудная колониальная война с Башкирией, воинственным нерусским народом в Уральской области, началась в 1705 году и тянулась до 1711 года; в Астрахани возник большой военный мятеж в 1706 году, и восстание донских казаков вспыхнуло в следующем году. Будущее казалось таким мрачным, что в мае 1706 года британский посланник в Москве сообщал, что министры Петра пробовали «отвлечь его судостроением и хождением под парусом от меланхолических мыслей о крушении его страны»[38].

Оказавшись перед большей, чем когда-либо реальностью угрозы шведского вторжения, царь и его министры удваивали свои усилия, чтобы укрепить оборону России. Было сделано все возможное, чтобы поколебать позицию Швеции в Польше. Попытки усилить там антишведские настроения и стимулировать выбор соперника Лещинского были удвоены. Велись длительные переговоры в 1707–1708 годах между Петром и венгерским национальным лидером Ференцем Ракоци, которого царь надеялся поставить новым правителем Польши. Соглашение, в соответствии с которым Ракоци принимал этот нестабильный трон, было фактически подписано в Варшаве в сентябре 1707 года, хотя и не имело никакого практического результата[39]. Враждебность шведам большинства литовского дворянства (в основном как отголосок их ненависти к постоянно подавляющей их власти семейства Сапега) поощрялась насколько возможно. Выплата российских денег польским магнатам для сбора сил, необходимых для использования против Карла XII, началась в 1702 году, а теперь была резко увеличена. Выплаты такого рода в 1707–1708 годах достигли размеров, равных суммам, затраченным на эти цели за предыдущие пять лет. Весной 1709 года эти расходы были подкреплены первым крупномасштабным российским военным вмешательством в Польше, с отправкой армии в 13 000 человек под командованием фельдмаршала Гольца, самого знаменитого иностранного полководца, все еще находившегося на русской службе[40]. Русский вельможа, князь Б. И. Куракин, был послан весной 1707 года со специальной миссией убедить папу римского Клемента XI не признавать Лещинского в качестве короля Польши и таким образом несколько облегчить задачу возведения на трон претендента, поддерживаемого русскими[41]. Фактически продвижение Карла XII из Саксонии в Польшу в сентябре того же года решающим образом повлияло на проведение выборов другого короля, сделав их невозможными; ничто, даже после очевидного и решающего поражения шведов, не могло бы реально поколебать их власть над несчастной республикой хотя бы на короткое время.

Польша тогда была не более чем передовым рубежом российской оборонительной системы и, несмотря на силу российского положения в восточной части республики, оставалась довольно слабой. Оставалось неясным, были ли у Петра какие-либо основания надеяться на помощь Западной Европы; возобновленные в 1707–1708 годах усилия заручиться посредничеством Англии, Франции, Австрии или даже Пруссии как средством безопасности от шведского нападения не принесли никаких результатов. Россия должна была искать спасение самостоятельно, должна была положиться на свою силу, упорство и решимость правителя. Рост армии и производства оружия приобрел после 1705–1706 годов как будто даже более важное значение, чем прежде. В 1707–1708 годах, когда все российские силы были вывезены из шведских прибалтийских провинций после поражения 1702 года (только С.-Петербург был сохранен), Петр показал свою безжалостность и намерение, разрушив всю уже истощенную Ингрию, сделать ее как можно менее ценной для новой оккупации шведами. Немецкое население Дерпта было насильственно выслано большими обозами в Вологду, в глубь России, и в начале мая 1708 г. город был сожжен. Более дальновидным по-прежнему был план создания огромного оборонительного пояса из российских территорий, превышающего сто миль в ширину, проходящего вдоль всей границы от Пскова далеко на юг до Черкасска на Днепре, прорваться через который для захватчиков было бы невозможно. Крестьянам на этой территории приказали под страхом смерти уничтожать запасы зерна и фуража и приготовить убежища, в которых они могли бы скрываться при появлении шведской армии. Наконец, серьезность положения была подчеркнута приказами относительно укрепления самой Москвы. В 1707–1708 годах Кремль и Китай-город, центральные части города, были окружены земляными валами, построенными силами 50 000 подневольных рабочих.

К более поздним месяцам 1701 года Карл XII собрал в Польше армию из почти 44 000 человек для нападения на Россию. Имелось также отдельное войско в 11 000—12 000 человек в прибалтийских провинциях под командованием графа Левенгаупта, которую Карл намеревался присоединить к главной армии, и приблизительно 14 000 человек в Финляндии, которых можно было бы использовать для диверсионного нападения на С.-Петербург[42]. Хорошо обученные и дисциплинированные, наследники великой военной репутации и с традициями побед на поле битвы, они были огромной силой. Их самоуверенность укреплялась тем фактом, что они чрезвычайно (и воистину фатально) недооценивали военную мощь армии, которую Петр создал после Нарвы. Кроме того, Карл хорошо знал, что против Петра можно будет создать коалицию из различных врагов, которые, по крайней мере на бумаге, будут очень опасны. В начале 1708 года турецкий эмиссар Мехмет Ага посетил шведский штаб; и хотя это, подобно многим переговорам тех смутных лет, не привело ни к какому практическому результату, союз Швеции и Турции с их государством-вассалом в Крыму поставил бы Петра перед лицом беспрецедентной угрозы. Также имелись контакты между шведами и Иваном Мазепой, честолюбивым и не заслуживающим доверия старым казацким гетманом на Украине, чьи возможности как союзника, вдохновленного надеждой на создание независимого Украинского государства, казались значительными. Восстание донских казаков под руководством Кондратия Булавина также усилило возможность использования внутреннего недовольства как оружия против Петра. Хотя восстание продолжалось меньше года (с октября 1707 по июль 1708 года), оно нанесло несколько поражений силам паря и повлекло за собой серьезное, хотя и неудачное, нападение на Азов. Если бы оно было более успешным, оно смогло бы широко открыть путь к союзу, хотя, без сомнения, очень шаткому и нестабильному, со всеми врагами Петра.