«Если я говорю с вами сегодня, то для того, чтобы вы услышали мой голос и знали, что я не пострадал и в здравии, и, во-вторых, чтобы вы знали о преступлении, не имеющем параллели в германской истории. Очень маленькая группка честолюбивых, безответственных и в то же время безрассудных и глупых офицеров вошла в заговор с целью ликвидировать меня и высшее командование вооруженными силами…

На этот раз мы рассчитаемся с ними привычными для национал-социалистов способами»[6].

На этот раз капкан не миновал и «лиса». Не спасла и поздравительная телеграмма, срочно направленная им «обожаемому фюреру». 23 июля Канарис был арестован и после многомесячного заключения повешен в концлагере Флоссенбюрг 9 апреля 1945 года.

Нередко, выходя в отставку, разведчики высокого ранга, сидя в тиши уютных кабинетов, пишут мемуары, в которых с большей или меньшей (в зависимости от обстоятельств) откровенностью приобщают читателя к тайнам недавнего прошлого. Волею судеб, Канарису было не суждено предложить собственную версию секретов, создателем и хранителем которых он являлся.

Абжаген не единственный автор, бившийся над разгадкой шифрограммы жизни Канариса. Но он, пожалуй, преуспел в этом больше других. Его книга меньше всего напоминает посмертную маску. Основанная на реальных фактах, она написана столь живо, динамично, увлекательно, что может составить достойную конкуренцию любому, самому захватывающему авантюрному роману.

Е. А. Паламарчук

Время действия: смена столетий. XIX век подходит к концу, XX нарождается. На сей раз это не более чем внешняя цезура, которая из-за случайного, установленного людьми отсчета времени происходит каждые 100 лет. Очередной век подходит к своему завершению. Однако люди не замечают смену времен, не хотят понимать, что вместе с XIX веком подходит к концу буржуазный мир гуманистического либерализма с его слепой верой в неудержимый прогресс человечества, с его разбойничьей предприимчивостью и обманчивым ощущением безопасности, его национализмом, который удерживается в рамках только благодаря гуманизму. Они этого не замечают; неясные предчувствия отдельных людей, что не все устроено лучшим образом, остаются чуждыми для огромного большинства современников — это касается как правителей, так и подданных, как умных, так и глупых. Даже Освальд Шпенглер появляется со своим пророчеством, предвещающим крушение, лишь тогда, когда здание буржуазного мироустройства, привычное для XIX века, было поколеблено первой крупной катастрофой.

Сынов прошлого столетия, тех, кто был сознательным очевидцем старого мира, это крушение всех материальных и этических ценностей их юности пока еще не лишает оптимизма. Пусть их время ушло, они этого не знают, они живут и как личности проявляют удивительную жизненную силу. Они не хотят верить тому, что их юность навсегда осталась в прошлом. Одно, два десятилетия они снова пытаются склеить осколки разбитого мира; они пытаются вернуться к тому, что кажется им нормальным порядком, и не хотят понять, что нормы, которые они имеют в виду, уже не действуют и что мир, бьющийся в тяжелых родах, еще не создал новые нормы, которые должны будут показаться им чуждыми и враждебными. Таким образом, их неутомимая деятельность и их устремления остаются тщетными, даже если к некоторым из них рано или поздно придет осознание того, что произошла смена времен и надо начинать все сначала.

Вильгельм Канарис родился в рубашке. В его родительском доме, возможно, не было большого богатства, но все же был достаток. Здоровый мальчик, который появился на свет 1 января 1887 г. в Аплербеке, округ Дортмунда, был младшим из трех детей директора Карла Канариса и его супруги Августы Амелии, урожденной Попп. Большую часть своей юности Вильгельм Канарис прожил в большом доме в Дуйсбург-Хохфельде, в который семья переехала через несколько лет после его рождения. Здесь у бойкого мальчика было все, что могло желать мальчишеское сердце. Большой сад вокруг дома был идеальным местом для игр с ровесниками в индейцев Там были кусты, в которых можно было спрятаться, высокие деревья, на которые можно было легко забраться На собственной теннисной площадке он рано освоил игру, которой отдавал предпочтение до последних лет своей жизни в редкие часы досуга.

Вильгельм рос в семье, где царила гармония. Родители его баловали. Отец был строгим, сдержанным человеком, но своему младшенькому, который юмором и оригинальными идеями часто заставлял смеяться всех окружающих, в том числе отца, он отдавал предпочтение. «Малыш Вильгельм всегда заставлял всех смеяться», — рассказывает сестра, которая была на четыре года старше брата; она опекала и баловала его. Мать также не могла не поддаться очарованию мальчика и прилагала все силы, чтобы оставаться серьезной, когда Вильгельм в ответ на ее осуждающий взгляд замечал: «Мама, у тебя взгляд как рентгеновские лучи».

С 1893-го по 1896 годы Вильгельм посещал начальную школу при реальной гимназии Дуйсбурга, а потом на пасху 1896 года перешел в первый класс. Довольно длинный путь до школы ему не приходилось проделывать пешком. Семейный экипаж доставлял его каждое утро в школу, а в обед забирал домой. С кучером у маленького Вильгельма было полное взаимопонимание. Когда семья в хорошие дни выезжала за город, Вильгельм сидел на козлах около кучера и развлекал все общество своими бесконечными выдумками. Но он и сам себе был кучером, потому что уже в раннем возрасте получил в подарок козла, который тащил маленькую тележку и на котором он разъезжал по саду. Когда Вильгельму исполнилось 15 лет, отец подарил ему верховую лошадь; так он стал увлеченным и хорошим наездником. В течение всей жизни Канарис использовал любую возможность для верховой езды. Он любил лошадей и умел с ними обходиться. С норовистыми конями он справлялся благодаря своей интуиции и умелому управлению. Уже с ранних лет он развил в себе то, что англичане называют horse sense — чувство лошади, как в прямом, так и в переносном смысле.

Еще когда Вильгельм был маленьким, обнаружилась его необыкновенная наблюдательность и стремление всегда вникать в суть дела — таланты, благодаря которым он позже, уже служа во флоте, получил кличку «цепкий», и история предопределила его на должность начальника службы разведки и контрразведки. Ничто не ускользало от его внимания, а его наблюдения и меткие замечания по этому поводу нередко приводили взрослых в смущение.

Атмосфера родительского дома и круга, в котором вращалась его семья, естественно, сыграли большую роль в формировании характера подростка. Родители Вильгельма были религиозны, но без ярко выраженной конфессиональной установки. Семья Канарисов вначале была католической. Только дедушка Вильгельма, женившись на протестантке, перешел в ее веру. Мать Вильгельма, хотя и происходила из семьи евангелистов, больше склонялась к католицизму. И мать и отец не были регулярными посетителями церкви. Посещение церкви ограничивалось, как это было принято в годы, когда в большой моде была либеральная теология, в основном, большими церковными праздниками. Однако дети воспитывались в естественной вере в то, что более высокая власть направляет и охраняет человеческую жизнь, и на принципах христианской этики. Это воспитание осуществлялось не столько с помощью поучений, сколько благодаря живому примеру родителей. Вильгельм Канарис хотя и не имел ярко выраженной веры, но был все же глубоко религиозным человеком. Позднее, уже будучи зрелым человеком, он часто ходил вместе со своими обеими дочерьми в евангелистскую церковь в Далеме; однако он, очевидно, унаследовал от матери то, что в тяжелые последние годы своей жизни на него оказывала сильное влияние мистическая атмосфера католических соборов.

Отец и мать Канариса были людьми с возвышенной душой, многосторонними интересами и обширными знаниями. Конечно, такой развитый ребенок, как Вильгельм, многое усваивал из бесед взрослых. Тот период, когда ум мальчика начал критически воспринимать окружающий мир, был эрой Вильгельма II. Это было время бурного экономического развития. В районе Рура закладывались все новые шахты, вырастали новые доменные печи и металлургические заводы. Молодая германская империя стремительно превращалась в ведущее индустриальное государство континента. Внешняя торговля расширялась; рос флот, для которого в Руре изготавливали броню. Колониальная политика империи волновала фантазию людей, и прежде всего молодежи. Конечно, в доме Канариса все были настроены патриотически. Отец был восторженным почитателем Бисмарка. В конфликте между старым канцлером и молодым неопытным императором симпатии отца были безраздельно на стороне основателя империи. В остальном в семье мало говорили о политике; только когда предстояли выборы в рейхстаг или происходили исключительные события, дети слышали, как их родители при случае затрагивали политические темы — в беседе между собой и с гостями. Тогда произносились с неодобрением имена либерала Евгения Рихтера и социал-демократа Августа Бебеля. Сами говорившие были сторонниками национального либерализма. Тогда эта партия еще была ведущей в индустриальном районе в сравнении с партией центра, к которой относились в своей основной массе представители индустриальной верхушки. Сближение между промышленными магнатами и прусскими консерваторами еще только предстояло.